Но подобная трафаретная и убогая пошлость – только начало бумагомарания тов. А.А. Смирнова, который в 1981 году все еще жил по «старому стилю». Прошу прощения, но по долгу служебных обязанностей в главе «историография» я вынужден окунуть вас с головы до ног в полное … советской исторической литературы. На 173 страницы, где автор должен был описывать события 1812 года, отчасти биографии «героев», а также (по идее…) искусствоведческие нюансы, связанные с монументами, он нашел огромное место для того, чтобы выслужиться перед партией и правительством:
«Ныне Москва – столица первого в мире социалистического государства, крупнейший политический, экономический и культурный центр. С именем Москвы неразрывно связаны история героической борьбы народа против социального гнета, за свободу и независимость Родины, победа пролетарской революции, огромные достижения Страны Советов, борьба за построение коммунистического общества на шестой части нашей планеты. Москва стала центром мирового коммунистического движения, центром борьбы за мир во всем мире.
Вся страна сегодня равняется на Москву в своем стремительном движении вперед. Москвичи идут в авангарде борцов за дальнейший подъем экономики и культуры страны, за превращение столицы в образцовый коммунистический город.
Здесь проходил XXV съезд Коммунистической партии Советского Союза, наметивший новые пути последовательного повышения материального и культурного уровня жизни народа.
С трибуны съезда прозвучали исторические слова Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева: «Необходимо… чтобы рост материальных возможностей постоянно сопровождался повышением идейно-нравственного и культурного уровня людей».
Съезд призвал продолжить работу по воспитанию у советских людей чувства гордости за свою Родину, за свой народ, за его великие свершения, чувства уважения к достойным страницам прошлого» (с. 6–7).
А сегодня, когда упомянутое «социалистическое государство», не в последнюю очередь благодаря таким вот адептам, в нищете развалилось, тот же самый А.А. Смирнов снова прекрасно устроен: не являясь профессиональным историком (!), он каким-то образом много лет работал ученым секретарем Государственного исторического музея. Полюбопытствуем: какими тезисами промышляет товарищ Смирнов в наши дни. Открываем его брошюру-путеводитель по так называемому «Музею Отечественной войны 1812 года» – и что же мы читаем? Хвалебная ода в адрес коммунистической партии и Леонида Ильича испарилась, зато описание событий 1812 года начинается с откровенно клерикальной пропаганды самого низкого пошиба: «Образ Александра Невского, бесстрашного воина и тонкого политика, укрепившего православие, сыгравшего исключительную роль…» и т. д.[86]
Проще говоря, в старый пыльный и засаленный шаблон вставили новые «правильные» имена: и вместо «дорогого и любимого» лидера партии большевиков теперь вписан «феодальный сатрап», а пропаганда богоборчества сменилась пропагандой обскурантизма (и все это безобразие – шелушится на бюджетные деньги светского государства!). Скудоумие и конъюнктура. Что касается самого «Невского», который, конечно, никакого отношения к войне 1812 года иметь не может – и вообще в его время ни России, ни Российской империи как явления не существовало, то он, как известно, вступил в сговор с Ордой и топил в крови восстания соплеменников-единоверцев.
Можно только перефразировать сентенцию нынешнего «дорогого и любимого»: все подобные – это сочинители со сниженной социальной и научной ответственностью… Но все же завершим тему советской историографии и связанной с ней политической проституцией в науке. Многое и многих повидавший доктор исторических наук, заведующий сектором ИНИОНа РАН А.В. Гордон утверждает, что: «отправным пунктом в понимании своеобразия советской историографии как культурно-исторического явления» является «соотнесение культуры советского периода с феноменами большой религиозной традиции, а именно с вероучениями».[87]
И далее:
«Речь идет о глубоко ритуализованном мышлении, о наличии свода предписаний, о хождении специального языка для посвященных. Во главу угла любой работы полагались в качестве высшей научной инстанции цитаты из классиков, в любой библиографии их фамилии, наряду с партийными документами, ритуально следовали в нарушение алфавита впереди списка и даже выше источников. Ритуализовались и толкования цитат: не все из них и не всякому дано было использовать, важнейшие подлежали официальному апробированию.
Ритуальность означала признание абсолютной истины, воплощенной в каноне. Каноном служило Учение, выработанное в Советском Союзе коллективной мыслью нескольких поколений партработников и ученых, но сакрализованное обращением к Основоположникам. Его корпус существенно менялся, при этом наднаучный статус и основные части изменению не подлежали. Абсолютной истиной на всех этапах считались теория смены формаций, классовый подход, «теория отражения» («бытие определяет сознание»). Табуированию подлежал широкий круг положений, начиная с руководящей роли партии, высшей мудрости (и неизменности) ее генеральной линии; не подлежали обсуждению пролетарское происхождение диктатуры, социалистический характер Октябрьской революции и утвердившегося строя и т. д.».[88]
В итоге авторы беззастенчиво подгоняли выводы своих работ под заранее заданный ответ – и фальсифицировали историю: причем, если речь шла о войнах, которые вела Россия, дело доходило до совсем параноидных вещей, когда все вокруг объявлялись «врагами» невинной и девственной родины. Подчеркну: подобное происходило параллельно с установлением тоталитарного режима в Восточной Европе: и все это не талантом, а массой, «ордой».
Продолжим. В период перестройки и начинающейся эпохи «гласности» в свет вышла книга доктора исторических наук Н.А. Троицкого (1931–2014) «1812. Великий год России» (М., 1988). Именно эта работа означила собой начало пересмотра мифов и лжи сталинской и последующей советской историографии. Николай Алексеевич позволил себе, наконец, заметить множество документов, опубликованных еще до революции. Ему удалось пересмотреть тему причин войны, сообщить о множестве агрессивных и наступательных планов царя Александра (с. 41), покончить с ложью о переходе Немана Наполеоном без объявления войны. Н.А. Троицкий более точно рассчитал количество сил М.И. Кутузова перед Бородинским сражением (154 800 чел., с. 143), а также адекватнее изложил итоги боя (с. 176–178) и вообще обнаружил предостаточно ошибок и негативных поступков в деятельности М.И. Кутузова. Безусловно, этот труд все еще носил сильный отпечаток идей советской историографии – но все же прогресс был очевиден.
Мало кто знает, что столь позитивная в научном смысле монография Н.А. Троицкого могла бы выйти из печати гораздо раньше – и, вероятно, с еще более точными и смелыми выводами (соответственно, и импульс его коллегам-историкам по данному направлению был бы послан задолго до 1988 г.). Еще в 1963 году (!) молодой исследователь прислал в редакцию журнала «Вопросы истории» большую статью под заглавием «Не отступать от классовых позиций! (Против лакировки так называемой Отечественной войны 1812 года)». В ней с позиции исходных марксистско-ленинских теорий он поставил вопрос о самой теоретической возможности существования отечественных войн в дооктябрьский период. Автор даже сделал категорический и совершенно логичный вывод: «…понятие «Отечественна война» к войне 1812 г. неприложимо»! Далее Н.А. Троицкий предлагал: отказаться от рассмотрения Наполеона в качестве единственного виновника конфликта; пересмотреть идеализированный образ М.И. Кутузова и неверный тезис о «победе» русских в Бородинском бою; кроме того, было упомянуто о подтасовке «в нашу пользу» соотношения сил и потерь сражающихся армий и т. д.[89] В редакции журнала, естественно, от подобного материала «отшатнулись» (хотя он был академически оформлен и аргументирован). Представьте, каких бы успехов достигла наука, если бы ее не душила цензура: ведь уже с 1963 года мог начаться процесс изучения событий 1812 г. без «удавки» догмы о «справедливой» и «Отечественной» войне (вернее, хотя бы был осуществлен возврат к большим достижениям российской историографии 1900–1910-х гг.).