День в гараже проходил так незаметно и быстро, что мы всегда огорчались, когда Федя командовал:
— Шабаш! Умываться.
Вместе со всеми слесарями мы умывались над длинным жестяным лотком в раздевалке, переодевались в чистые рубахи и брюки. Мы заводили свой вело-мото, а Федя, как обычно, ехал позади.
Дорога от гаража до Фединого дома была короткой. Он жил на широкой и тихой улице возле Таврического сада. Улица носила странное название — Парадная. Вернее, нам это название казалось странным, потому что ничего парадного в ней не было, — желтые дома с простыми фасадами по одной стороне и похожие на казармы дома за узким сквериком по другой стороне. Но Федя объяснил, что раньше, еще при Петре Первом, здесь были казармы гвардейского Преображенского полка, а на улицу выходил широкий плац, на котором проводились строевые занятия и парады. Вот с тех пор улица и называется Парадной. По ней совсем почти не ходили машины, и прохожие попадались редко, так что можно было ничего не опасаться и вволю поездить по гладкому асфальту. Здесь Федя учил нас трудным поворотам, наклонной и гоночной посадке на мотоцикле. Особенно нам нравился «боевой разворот», — нужно было дать хороший разгон, быстро отпустить рукоятку газа, выключить сцепление и сразу нажать на педаль заднего тормоза до заноса, сильно наклонить машину влево, опираясь левой ногой об асфальт. Заднее колесо скользило вправо, а машина резко разворачивалась почти на сто восемьдесят градусов, и тут нужно было успеть выравнять ее поворотом руля и корпусом, включить сцепление и дать газ… Это был лихой разворот, им пользовались гонщики и военные мотоциклисты, и Федя говорил, что таким разворотом можно избежать столкновения с неожиданным препятствием. Правда, у меня этот поворот получался хуже, чем у Кирки, — не хватало веса, чтобы телом хорошо управлять машиной.
А время шло незаметно. Дни казались длинными потому, что были наполнены тренировками в гараже, ездой на вело-мото, чтением учебника шофера третьего класса. Да, дни были длинными, а вот месяцы проходили быстро. Мы и оглянуться не успели, как промелькнул июль. И, выезжая за город, мы уже брали с собой лохматую молодую картошку, тонкие веточки укропа для заправки ухи.
В середине августа случилось важное событие.
Был обеденный перерыв в гараже. Слесари играли в домино за грубо сколоченным столом в углу гаражного двора, и от их ударов костяшками вздрагивали огнетушители и ведра на пожарном красном щите.
Мы с Киркой, как обычно, сидели в кабине грузовика и тренировались, переключали скорости, нажимали на педали и воображали, что едем. Я как раз сидел за рулем, а Кирка — рядом. Мы так увлеклись, что не заметили, как подошел Федя. Он открыл дверцу с Киркиной стороны и сказал:
— Ну-ка, Кирилл, пусти меня в серединку.
Кирка вылез на подножку, и Федя сел рядом со мной, потом сел и Кирка.
— Захлопни дверь покрепче, — сказал ему Федя и, вынув из кармана комбинезона ключ зажигания на тонкой медной цепочке, дал его мне. — На, заводи.
Я держал на ладони желтенький зубчатый ключик и огорошенно смотрел то на Федю, то на Кирку.
— Ну, заводи. Или не знаешь, как это делается? — без улыбки сказал Федя.
Когда я сунул ключ в замок зажигания, то чувствовал, что рука моя дрожит, но я сразу попал в скважину и повернул ключ вправо. А дальше все уже было привычным. Я столько раз делал все это на машине с выключенным зажиганием, что все получилось само собой. Нога легла на рубчатую педальку стартера, правая рука проверила, в нейтральном ли положении находится рычаг перемены передач, левая рука легла на руль. Я нажал на стартер и одновременно пяткой придавил чуть-чуть педаль газа. Мотор завелся сразу и заработал ровно и тихо на холостых оборотах, и я облегченно вздохнул.
— Трогай потихоньку и, никуда не сворачивая, поезжай на первой передаче до конца двора. Там заранее сбросишь газ и плавно затормозишь, понятно? И не бойся — я рядом, — негромко и спокойно сказал Федя.
Я только молча кивнул в ответ, выжал педаль сцепления и включил первую скорость. Рычаг вошел мягко, и в коробке не скрипнула ни одна шестеренка.
Я снял машину с ручного тормоза и чуть нажал на педаль газа, потихоньку отпуская сцепление…
Медленно проплывали сбоку красные ворота боксов, слесари прервали игру и смотрели, как идет машина. Федя и Кирка молчали, а у меня внутри, где-то возле живота затвердела холодная льдинка, и холодно было лицу и шее, хотя день был теплый и солнечный… Машина шла вперед по двору гаража; пусть шла она медленно, но руль держал я, и моя нога лежала на педали газа.
— Вот, пора скидывать газ, — сказал тихо Федя, и я перенес ногу на педаль тормоза, а левой приготовился выжать сцепление.
— Можно, — сказал Федя, и я затормозил. Машина дернулась только чуть-чуть. Я выключил скорость, потянул за рукоятку ручного тормоза и убрал ноги с педалей.
— Нормально, вот так и надо. Главное, не торопиться, не дергаться. Ну, пусти, развернусь, и поедет Кирилл, — сказал Федя. Я вылез из кабины и обошел машину.
Кирка проехал лучше меня, при торможении у него машина остановилась плавно-плавно; я даже не заметил, когда он начал тормозить.
Через неделю Федя уже позволил нам делать повороты. Это, конечно, было потрудней, чем ехать по прямой. Ведь прямо машина идет сама, можно даже за руль не держать, а чтобы сделать поворот, нужно рассчитать, хватит ли места, не очень ли большая скорость. Так мы учились ездить на автомобиле. И первое сентября наступило совсем неожиданно. Обычно каникулы успевают надоесть и начала занятий ждешь с нетерпением, а в этом году было по-другому.
Но в класс, свежий после ремонта, мы пришли с какой-то уверенностью, что и учиться будем теперь по-новому. Мы даже до этого поговорили с Киркой, что было бы здорово весь год получать такие отметки, как на экзаменах за седьмой класс. Вообще-то, когда хорошо учишься, то чувствуешь себя увереннее.
В классе недоставало нескольких человек; кто поступил в техникум, кто — в Арктическое морское училище, и у меня появилась легкая грусть оттого, что нам с Киркой не удалось осуществить свои планы о летной спецшколе. Но грусть прошла быстро, потому что все и так сложилось хорошо. Мы ведь уже решили с Киркой, что после восьмого класса, когда нам исполнится по шестнадцать, поступим в гараж учениками и перейдем в вечернюю школу.
И классная руководительница Вера Васильевна встретила нас хорошо — ведь на экзаменах мы удивили всех. Она даже сказала на первом классном собрании:
— Ну, Серов и Синицын, надеюсь, что вы будете хорошо учиться в этом году.
И мы действительно старались, ведь было бы стыдно перед Федей за посредственные отметки, а потом все равно: чтобы кое-как приготовить уроки, тоже нужно время. Так уж лучше делать хорошо. Только после прошлогодних экзаменов я понял, что получать хилые «троечки» унизительно.
Словом, все шло хорошо. Сентябрь выдался ясный и теплый. Приготовив уроки на завтрашний день, мы садились на вело-мото и ехали в гараж. Нам уже доверяли выгонять машины из боксов во двор или пригонять их с площади на ремонт. Слесарь или Федя говорили нам номер машины, и мы разыскивали ее во дворе, садились в кабину, заводили двигатель и медленно ехали до ворот ремзоны, потом осторожно, стараясь, чтобы передние крылья прошли на одинаковом расстоянии от стен арки, заезжали в ворота. Это было трудно, но мы постепенно научились. Вот только въехать на смотровую яму мы не могли. Нужно было очень точно и прямо держать руль, чтобы правые и левые колеса попали на узкие дорожки по краям ямы. Слесари и Федя делали это почти не глядя вперед, а в ремзоне, заставленной машинами, было тесно. И мне всегда казалось каким-то фокусом это умение провести машину так, чтобы не задеть крыльями другие. Иной раз, когда проезжал Федя, между бортами машин нельзя было просунуть ладонь. У меня даже дух захватывало. И не верилось, что мы с Киркой когда-нибудь научимся ездить так же здорово.
