Весли раздраженно стукнул кулаком по ковру и горько рассмеялся, глядя, как быстро и аккуратно выносят русских.

– Ну вот, – сказал он, – так всегда! Зато ты у меня молодец, Рыжка! Ну, иди сюда... – холодной рукой Весли попытался приобнять Фелисию, но она неожиданно вырвалась, вскочила и сделала два неуверенных шага назад. – Я же так на тебя рассчитывал, Рыжка! И ты всю дорогу держалась как надо. А теперь вот... Ну, давай-давай, приходи в себя побыстрее!

– Браво! Я восхищен! Вы оба, в каком-то смысле, превзошли мои ожидания…

Они одновременно повернулись на голос. Фелисия пошатнулась и вынуждена была опереться на дрогнувшую руку Весли. Перед ними стоял сам мистер Триммер– старший, сохраняя на лице обычное невозмутимое выражение.

– А теперь, если вы не возражаете, присядем и поговорим.

Старик сделал рукой приглашающий жест. Точно таким же жестом он предлагал Фелисии располагаться в своем кабинете. Они плюхнулись обратно на ковер. Триммер неторопливо осмотрел спальню, потом опустился на кровать и сложил руки на коленях. Кажется, подумала Фелисия, появление деда поразило Весли куда больше, чем ее саму. Он нервно ерзал на мягком ковре, как будто никак не мог отыскать удобное положение, и поглядывал на старика виновато и с вызовом одновременно.

– Так вот, дорогие мои. Прежде всего, я должен принести свои извинения за... – Триммер коротко развел руками и снова положил их на колени, – за все это. Помните популярный когда-то фильм «Крестный отец»? Глупость, конечно, кино, но там были и стоящие мысли. Например, о том, что не следует доверять даже брату, если он человек слабый и не очень умный. Иначе его потом придется убить. Могу сказать, что в каком-то смысле ты, Весли, выдержал проверку боем. Кстати, милая Фелисия, если можете, простите моего внука. Вы, конечно, оказались впутанной в наши семейные дела, но так уж получилось. Впрочем, теперь это уже и не важно. Я не захватил с собой фотографии ваших похорон, но, поверьте мне на слово, все было очень торжественно. Ваш отец держался на удивление хорошо. По всей вероятности, ваша мужественность и выдержка, дорогая моя девочка, это фамильные качества…

Триммер пытливо вгляделся в лицо Фелисии, но не заметил на нем ни малейшего движения. Что ж, она могла предположить нечто подобное и даже немного корила себя за то мстительное чувство, которое охватывало ее при мысли, что ни папан, ни мисс Фиби больше никогда не станут надоедать ей.

– Но это я отвлекся, – старик перевел взгляд на внука. – Так вот, в любом самом продуманном плане всегда кроется элемент неожиданности. Приказав Майеру отпустить вас, я был уверен, что вам пойдут на пользу блуждания по Центру, как когда-то древним евреям – блуждания по пустыне. Помните, Моисей говорил, что Ханаан завоюют только свободные люди. Рабы должны были умереть... Вы, конечно, выжили бы, но, в каком-то смысле, переродились. Так красиво у нас не получилось: этот русский шпион решил, что сможет обмануть всех. – Триммер печально покачал головой. – Признаюсь, он заставили меня поволноваться. Но как только я понял, какой телефон был использован для переговоров со мной, все решилось довольно просто. Дело в том, что этот русский сделал расчет на то, что мы найдем его не скоро. Он не мог знать, что в телефон вмонтирована одна маленькая, но очень полезная деталь – радиомаячок. Ну а дальше все было просто…

Триммер мягко взмахнул руками и, снова сложив их на коленях, умолк.

Весли нервно покусывал разбитую губу. Молчание затягивалось, но Фелисия чувствовала, что старик сказал далеко не все из того, что намеревался. И оказалась права. Триммер поднял голову и, как ни в чем не бывало, продолжил, обращаясь к внуку.

– Только что этот русский шпион подтвердил по телефону мои начинающие зарождаться подозрения. Теперь я должен спросить у тебя, Весли, правда ли это... Молчишь?.. Конечно, мне следовало догадаться и раньше... Кроме того, хочу, чтобы ты понимал: речь идет о том, могу ли я доверить тебе в будущем все наше дело...

Триммер продолжал сверлить Весли взглядом, а Фелисия подумала, что он явно готовит Весли какой-то неприятный сюрприз. Она чувствовала это почти физически. Возможно, сказывались до предела натянутые нервы. Весли тоже заметно нервничал.

– Да, так вот, я хотел продолжить о Майере, – старик обращался теперь только к Фелисии, словно не замечая внука. – Буду с вами откровенен: он был никудышным помощником и неприятным человеком. Разумеется, последнее – это только мое личное мнение. А как думаешь ты, Весли?

Триммер-старший сурово смотрел на внука. Весли тяжело дышал, лицо его было зеленоватого оттенка, кровь из разбитой губы уже лилась на футболку, а по лбу стекали крупные капли пота. Фелисия совершенно потерялась: она поняла, почему Триммер говорит о Майере в прошедшем времени, и напряглась, догадываясь, что сейчас произойдет что-то ужасное. А старик, не отрываясь, смотрел на внука. Наконец Весли медленно и молча, как будто боясь кого-то спугнуть, склонил голову.

– Вот и прекрасно! Я знал, дорогой внук, что ты со мной согласишься, – заявил Триммер. – Думаю, теперь самое время заняться настоящим делом.

Весли медленно поднимался, и Фелисия видела его бешенные, какие-то словно отключенные от реальности глаза. Но старик, похоже, не обратил на это никакого внимания.

– Вас, Фелисия, – мягко сказал он, – я считаю членом нашей семьи, и поэтому вы имеете право знать, чем занимаюсь я, а теперь и мой внук и приемник. А чтобы вы представляли себе направление и масштабы нашей деятельности, могу вам сообщить, что сегодня я спас Соединенные Штаты Америки от возможных терактов – куда более страшных, чем трагедия во Всемирном торговом центре. Скоро у нас все будет совсем по-другому. Правда, предстоит трудная работа, нам придется пожертвовать многим, но, поверьте, результат стоит того...

Фелисия с изумлением и ужасом смотрела на Триммера. Она была уверена, что у старика начался бред. Триммер поймал ее взгляд и улыбнулся.

– Милая моя Фелисия! Не торопитесь списывать меня в маразматики... Кстати, вот что я действительно не сделал, так это не представил вас хозяину дома, в котором мы сейчас находимся, – Триммер со значением кивнул. – Нехорошо заставлять хозяина ждать…

Старик не спеша открыл дверь и пропустил вперед высокого худого улыбающегося человека. У Фелисии закружилась голова: ей было достаточно одного взгляда, чтобы узнать его даже в европейском костюме. Тонкое интеллигентное семитское лицо с большим носом и мягкими губами, характерный жест, которым он поглаживал седеющую бороду... Фелисия перехватила торжествующую улыбку Триммера и поняла, что у нее больше нет выбора. Она невольно оказалась посвященной в страшную тайну – смертельную, как взгляд Медузы Горгоны. Потому что перед ней стоял тот самый человек, которого вся планета называла террористом номер один.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

ДЖОАН

Сегодня она и не должна была сидеть за прилавком. Но когда за завтраком отец, глядя на нее больными глазами, сказал, что Джоан может поваляться дома еще хоть недельку, она вдруг решила, что в магазине, на людях ей станет значительно лучше. Потому что все то время, которое прошло с момента ее возвращения из Нью-Йорка, Джоан преследовало необычное мучительное ощущение… Как будто она подсознательно пыталась что-то вспомнить – и никак не могла. Ей снились странные сны, в которых не было никакого действия, людей или предметов, а только вот это непонятное ощущение. Джоан просыпалась с головной болью и целый день, глядя из окна своей старой спальни на неопрятный отцовский дворик, пыталась что-то вытащить из памяти и сама не понимала, что именно: то ли виденное во сне, то ли наяву.

Три дня назад она приехала на автобусе из Нью-Йорка сначала в Бостон, а потом и в Сейлем. Увидев ее, отец не очень удивился. Он сидел на привычном месте за кухонным столом с привычной банкой пива в руке. Отец ничего не сказал Джоан, только кивнул головой, потер щетину на щеках и снова уставился в орущий телевизор, примостившийся на посудной мойке. В общем, дома было все как всегда. Джоан вздохнула, погладила отца по плечу и пошла по скрипящей лестнице наверх, в свою спальню. Она понимала, что означает отцовское молчание. Не получилось – ну что ж, значит, не получилось. Главное было попробовать, чтобы потом не ругать себя всю оставшуюся жизнь за неиспользованный шанс. Теперь можно было спокойно и неторопливо жить, работать вместе с отцом в магазине, принимать ухаживания местных работяг…