21 Первое затмение приходится на 5 августа 1263 г.; следовательно, проповедь читалась в 1264 г. Другое упоминаемое затмение приходится, по-видимому, на май 1250 г.
22 Давая толкование шестой заповеди («не прелюбодействуй»), Бертольд обращается к молодым людям с советом вступать в брак. В ответ он слышит: «Брат Бертольд, я еще молодой парень, но охотно бы женился, да она за меня не идет». Бертольд: «Возьми жену, не хочешь этой, возьми другую, не хочешь коротенькой, возьми длинную, не любо брать длинную, женись на коротенькой: не желаешь беленькой. возьми черненькую; если же не нравится черненькая, возьми белую; коль не хочешь маленькой, возьми большую, не хочешь большой, женись на маленькой». Собеседник прерывает этот затянувшийся перечень: «Брат Бертольд, я беден и ничего не имею». Но у Бертольда на все готов ответ: «Намного лучше, если ты бедным попадешь в царство небесное, нежели богатым — в ад». А тем, кто развратничает, он заявляет: «Возьми ее (особу, с которой он грешит) за одну руку, а дьявола за другую, и все трое ступайте в ад». Относительно десятой заповеди («не пожелай жены ближнего своего») собеседник высказывается так: «О брат Бертольд, сколько же народу погибло! Почти никого не остается» (8, № 19).
23 Данте, «Чистилище», XXIII, 32–33: «Кто ищет «ото» на лице людском,
Здесь букву М прочел бы без усилий»,
24См.: 73, с. 130. В развернутом виде эти суждения выражены во 2-м томе «Истории всемирной литературы»: «Суровая повесть, написанная грубым, но выразительным народным стихом, производит достоверное, жизненное впечатление. В ней — ненависть поэта к рыцарству, вера в силы крестьян, которым еще предстоит смертельная схватка с вековыми поработителями» (71, с. 577). Другой автор пишет: «Нигде, до периода крестьянской войны, в Германии растущее самосознание немецкого народа не выразило себя так сильно, а жгучая ненависть крестьян к рыцарству не предстала так откровенно» (1, с. 95). Следуя в русле подобных оценок филологов, историки-медиевисты утверждают, что поэма «крестьянского поэта» «прямо и непосредственно выражает взгляды и чаяния простого народа и даже — точнее крестьянства»; в «Крестьянине Гельмбрехте» выразился «рост крестьянского индивидуального сознания (70, с. 18, 286, 291; 72, с. 600).
25 В статье о снах Гельмбрехта-отца Ж. Ле Гофф утверждает, что возможные связи и ассоциации между содержанием поэмы и социально- политической обстановкой в Южной Германии XIII в„ которые все вновь пытаются установить те или иные исследователи, суть не более как «эпифеномены», не затрагивающие внутреннего смысла поэмы. При этом он отмечает идейную близость сочинения Вернера Садовника с проповедями Бертольда Регенсбургского, ибо и поэма, подобно учению францисканского монаха, дает урок «социального консерватизма». Структура ее — оппозиция Гельмбрехта-отца, образцового крестьянина-труженика, главы, семейства, и Гельмбрехта-сына, мятежника, желающего проникнуть в господскую среду. Юный Гельмбрехт соединяет в себе карикатуру на крестьянина с карикатурой на рыцаря. Но, возможно, предполагает Ле Гофф, в поэме Вернера существует и другой, замаскированный смысл. Отец и сын наделены одним и тем же именем. Может быть, юный Гельмбрехт объединяет два лица, как на портретах Пикассо, — крестьянина идеализированного и крестьянина дьяволизированного. Не скрывается ли за призывом к повиновению и соблюдению сословно- классовых границ призыв к мятежу? Сны отца, по мысли Ле Гоффа, — это специфическая форма самораскрытия его сознания, «выраженная в снах автобиография» (156, с. 327–330), Хотя Ле Гофф подчеркивает, что от гипотез требуется, чтобы они не навязывались художественному тексту, а вытекали из его содержания, данная гипотеза, как мне кажется, не вполне отвечает этому требованию. Поэма Вернера Садовника не дает оснований полагать, что старший из Гельмбрехтов таил в глубинах своей души, или своего подсознания, то, что явно проявляется в речах и поступках его мятежного сына.
26 О конфликтах поколений в Средние века см.: 190.
27 В Средние века «католическая церковь создавала свою иерархию из лучших умов народа, не обращая внимания на сословие, происхождение и состояние…» (78, с. 150).
28 Формулы благословения воды (21, 1, с. 138–192), поначалу относительно простые, к концу Средневековья разрастаются во все более детальные и многословные заклинания. Об использовании святой воды в магических целях сообщают многие источники. Например, в одной местности в Италии, как передает Гервазий Тильбюрийский, все дети, получившие крещение в баптистерии церкви святого Квинтина, доживали до сорокалетнего возраста. Опасаясь нечестивых злоупотреблений святой водой, Кельнский синод (1281 г.) предписал запирать баптистерии (21, 1, с. 53–54). Как повествуют жития, хлеб, получивший благословение святого, приобретал силу изгонять бесов и исцелять болезни. Ту же самую роль играло и освящение хлеба в формулах. Христа молят сделать так, чтобы освященный хлеб благоприятствовал спасению вкушающих его людей и животных, «дабы они были здоровы во рту, во чреве, в сердце, в глазах, в ушах, в ноздрях, в руках, ногах и во всех членах своего тела, так чтобы дьявол не смог одолеть их, когда они смеются, глядят, слышат, ходят, спят, встают, вкушают пищу или питье…» (21, 1, с. 270). Церковные обряды благословения вина явились заменой соответствующих языческих ритуалов у германцев (21, 1, с. 287–289, 302).
29 О символике, связанной с оружием и с отношениями вассалитета, см.: 153, с. 349–420.
30 Одна из главнейших функций святых — исцеление болезней. Трудно удержаться от упоминания не лишенного комизма эпизода из жития святой Фиды. За помощью к ней обратился больной грыжей мошонки. Она отвечала, что знает средства от многих заболеваний, но против такого несчастья, с которым ей до сего времени не приходилось встречаться, она может посоветовать только одно: пусть он ляжет на наковальню и попросит кузнеца ударить по болячке молотом. Однако, когда кузнец занес над его пахом молот, больной убежал (21, II, с, 448–449).
31 Ссылка на папу Евгения (ум. 657 г.) ложная (см, 21, II, с. 321 и след.).
32 Не может вызывать сомнения и то обстоятельство, что эта тема заняла столь видное место в проблематике исторического исследования также и в свете исторического опыта XX в. По признанию западногерманских авторов, уничтожение нацистами евреев, равно как и развитие феминистского движения на Западе, сделали тему «охоты на ведьм» актуальной (см.: 241, с. 181). Понятие «контркультура», применяемое отдельными историками к поведению и умонастроениям лиц, обвинявшихся в колдовстве, опять-таки заимствовано из современной социально-культурной ситуации (136, с. 23).
Не нужно, однако, упускать из виду глубокое своеобразие социально-психологических феноменов XVI–XVII вв. Сама же по себе зависимость проблематики и интересов историков от забот и запросов современности не может вызывать сомнений.
33 Исследователь этого печального произведения показал единство и неизменность воззрений Бодена во всех его сочинениях (180, с. 371–389),
34 Впрочем, и исследования единичных процессов могут быть высоко поучительными. Образцом может служить монография западногерманского историка-юриста М. Кунце о деле люмпена Паппенхаймера, завершившемся в 1600 г. в Мюнхене чудовищной казнью его и членов его семьи (150).
35 Указанное различие между ученым и народным пониманиями ведовства, которые сталкивались в ходе судебного разбирательства, было установлено американским историком Р. Кикхефером при изучении материалов ранних ведовских процессов — до 1500 г. (143). Ныне оно находит подтверждение в исследованиях ведовских процессов «классического периода» (149, с. 68).
36 К сходным заключениям на эстонском материале XVII и XVIII вв. пришел Ю. Кахк. Специфика Эстонии в том, в частности, что здесь гонения на колдунов и ведьм явились средством христианизации языческого сельского населения, которое воспринимало христианство в качестве новой и чуждой формы магии (140, с. 522–535).
