— Ничуть. Я ведь вам уже говорил: лучше ошибиться, но самостоятельно, нежели высказать мысль верную, но чужую.
— Ага! Стало быть, вы уже заранее уверены, что высказанная мною мысль ошибочна?
— Я никогда ни в чем не бываю уверен заранее. Ошибочна ваша мысль или нет, это нам с вами как раз и предстоит выяснить.
— И как же мы будем это выяснять?
— Для начала спросим кого-нибудь из персонажей гоголевской поэмы: а что они думают про капитана Копейкина… Поехали!
Уотсон приготовился к встрече с Ноздревым, на худой конец с Маниловым или Собакевичем. Каково же было его удивление, когда вместо этих, хотя и нельзя сказать, чтобы очень приятных, но хорошо ему известных лиц, он увидал двух совершенно незнакомых дам в платьях такого причудливого фасона, какого он даже и вообразить не мог.
Дамы были заняты беседой на необыкновенно волнующую их обеих тему.
— Поздравляю вас, Анна Григорьевна! — возбужденно объявила одна. — Оборок более не носят.
— Как не носят? — взволновалась другая.
— На место их фестончики. Фестончики, все фестончики: перелинка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики, — с упоением щебетала первая.
— Мне очень стыдно, Холмс, — понизив голос, спросил Уотсон, — но я хоть и читал в свое время «Мертвые души», совершенно не помню этих двух дам. Кто они?
— Не смущайтесь, друг мой, — ответил Холмс. — Дамы эти не принадлежат к числу главных героев поэмы Гоголя. Автор даже не сообщил нам их фамилий, одну назвав «дамой приятной во всех отношениях», а другую — «просто приятной дамой».
Удовлетворив таким образом любопытство Уотсона, он учтиво обратился к даме приятной во всех отношениях:
— Простите, сударыня, что прерываю вашу интереснейшую беседу. У меня и моего друга к вам дело чрезвычайной важности. По городу, как известно, распространился слух, что будто бы под именем Павла Ивановича Чичикова скрывается некий капитан Копейкин.
— Ах да! Я слышала! — воскликнула просто приятная дама. — Капитан Копейкин — это тот раненый воин, оставшийся без руки и ноги, который был дерзок с вельможей и за то выслан с фельдъегерем из Петербурга по месту жительства…
— Полноте, Софья Ивановна! — тотчас возразила ей дама приятная во всех отношениях. — О каком вельможе вы изволите говорить? Никакой это не вельможа, а всего-навсего чиновник временной комиссии.
— Ах, нет, Анна Григорьевна! — вспыхнула просто приятная дама. — Я точно знаю, это был вельможа. Да еще какой вельможа! У него в передней этих полковников, генералов было — что бобов в тарелке!
— А я вам говорю, — тоном, не терпящим никаких возражений, отвечала дама приятная во всех отношениях, — что никаких генералов там и в помине не было. Капитан Копейкин, правда, вел себя пребезобразно. Форменный бунт учинил.
— Вовсе нет, Анна Григорьевна! — и тут не согласилась с приятельницей просто приятная дама. — Поверьте, я лучше знаю. Он хотя и настаивал на своем, однако же весьма скромно, с полным сознанием своего чина и звания. Но вельможа погорячился и…
Этого дама приятная во всех отношениях уж никак не могла стерпеть. В раздражении она даже слегка повысила голос:
— Да полноте вам сочинять, Софья Ивановна! Говорю вам, никакого вельможи там не было!
— Нет, был! — повысила голос и просто приятная дама.
— Мне кажется, Холмс, — шепнул своему другу Уотсон, — что ничего путного мы от них не добьемся.
— Пожалуй, что так, — кивнул Холмс.
— Простите меня, Холмс. Это я виноват. Увидав этих двух дам, я мог бы сразу сообразить, что от встречи с ними никакого толку не будет.
— Вы уверены?
— Да разве вы сами не видите? Истина их не интересует. Им важно только одно: во что бы то ни стало настоять на своем.
Словно в подтверждение этих слов Уотсона, дамы продолжали свою дискуссию, с каждой новой репликой распаляясь все больше и больше.
— А я вам говорю, что вельможа был!
— А я вас заверяю, что никакого вельможи не было!
— Вы тут не совсем правы, Уотсон, — покачал головой Холмс. — Дамы эти, конечно, великие спорщицы и обожают пикироваться друг с другом. Однако на этот раз, мне кажется, у них есть кое-какие основания для спора.
— В самом деле? — удивился Уотсон.
— Так мне показалось. Впрочем, это легко проверить.
— Вы хотите допросить еще кого-нибудь из персонажей «Мертвых душ»? — догадался Уотсон.
— Вот именно! Что, если нам порасспросить самого капитана Копейкина?
— О, боже! — Уотсон хлопнул себя по лбу. — Ну конечно!.. Как это сразу не пришло мне в голову!
— Итак, я вызываю его сюда, — сказал Холмс.
Через секунду капитан Копейкин собственной персоной предстал перед Холмсом и Уотсоном. (Дамы были так увлечены спором, что сразу даже и не заметили его появления.)
— Капитан Копейкин? — строго, по-военному, спросил Холмс.
— Так точно, сударь! — отвечал тот, приосанившись. — Капитан Копейкин, раненный на поле брани за веру, царя и отечество, по вашему приказанию явился!
Холмс не успел и слова молвить, как перед ним возник второй капитан Копейкин — по внешности точная копия первого. Разве только глаза у него блестели чуть ярче. И держался он чуть более развязно. И тон у него был слегка другой: первый отвечал твердо, с достоинством, но скромно; в ответах второго сквозило легкое раздражение, временами переходящее даже в некоторую сварливость.
— Смотрите, Холмс, еще один! — воскликнул потрясенный Уотсон. — И тоже без руки и ноги.
— Так точно, сударь, — отвечал двойник капитана Копейкина. — В некотором роде, так сказать, жертвовал жизнию, проливал кровь!
— Фамилия? Воинское звание? — спросил Холмс.
— Капитан Копейкин! — нахально отвечал двойник.
— Как? И вы тоже капитан Копейкин? — недоверчиво спросил Уотсон.
— Как это, то есть, тоже? — сварливо возразил двойник. — Я именно как раз и есть настоящий капитан Копейкин.
— Да, да, это и есть настоящий! Я сразу его узнала! — подтвердила дама приятная во всех отношениях.
— Нет, тот настоящий! Тот, а не этот! — поспешила ей возразить просто приятная дама.
— Что за чертовщина, Холмс? — возмутился Уотсон. — Вместо одного капитана Копейкина явились двое. И похожи друг на друга, как… как две медные копейки. Как же нам различить, кто из них настоящий?
— Не волнуйтесь, Уотсон, это мы выясним, — успокоил его Холмс. — Как вы знаете, у нас случались задачи и посложнее. К тому же может оказаться, что оба они настоящие.
— Час от часу не легче! — в сердцах воскликнул Уотсон.
— А вот что касается вашего утверждения, будто они похожи друг на друга, как две медные копейки, — невозмутимо продолжал Холмс, — то оно, как, впрочем, и многие ваши суждения, нуждается в тщательной проверке. Этим мы сейчас и займемся. Сперва допросим первого капитана, а потом уж примемся за его двойника. Итак, сударь, — обратился он к первому Копейкину, — расскажите нам, что с вами стряслось в Петербурге?
— Осмелюсь доложить, ваше превосходительство… — начал тот.
— Никаких превосходительств, — прервал его Холмс. — Без чинов, пожалуйста. Давайте попросту. Чем откровеннее вы расскажете нам о себе, тем будет лучше.
— Извольте, сударь, — согласился первый Копейкин и начал свой рассказ. — Прибыл я, стало быть, в Петербург, дабы просить государя, не будет ли какой монаршей милости, поскольку на поле брани отечества потерял руку, ногу, снискать себе пропитание трудом по этой причине не могу… Ну, прибыл, стало быть… Как-то там приютился в Ревельском трактире… Расспросил, куда обратиться. Говорят, есть в некотором роде высшая комиссия, правленье, понимаете, этакое, и начальник генерал-аншеф такой-то. И вот, вставши поранее, поскреб я себе левой рукой бороду, потому что платить цирюльнику — это составит в некотором роде счет, натащил на себя мундиришку и на деревяшке своей, можете вообразить, отправился к самому начальнику. К вельможе…
