Карья сидел, привалившись к стене, и пытался отдышаться. Ящик стоял тут же. Карья, опершись на крышку локтем, придерживал его за лямку: тоже, наверное, подрезали. А еще чуть-чуть и точно бы сперли. Туран виновато пожал плечами и протянул товарищу руку. И только после этого заметил потемневший бок куртки и измазанные красным Карьины пальцы.

– Карья, ты что? Где… В каком кармане кровостоп?! – Туран попытался коснуться раны, но Карья мотнул головой.

– Не работает. Мы еще далеко… – Стеклянная палочка в его руках действительно еле светилась. – Бери груз и уходи.

– Тебя лекаря надо, я тебя сейчас… – Туран судорожно соображал, до конца не веря в серьезность произошедшего: амулет пока не помощник – плохо, но не беда. Заткнуть, чтоб не кровило, и дотянуть до лекаря. Должен же тут быть лекарь? Да и не может Карья умереть, он же… не может и все. Не такой он, чтобы из-за пустяка… чтобы в подворотне… не дойдя до цели.

– Слушай сюда, – прошипел Карья. – Ты возьмешь всё. И быстро уберешься. Важно – доставить. Ты понял? Понял?!

Туран застонал, посылая к железным демонам ящики и самого Карью, который кровью истекал, но думал лишь о проклятом грузе, запрещая помочь. А следом обматерил и сволочную лямку, так неудобно обрезанную.

Пальцы сняли фиксатор, кинжал уперся в крышку, щелкнул стопор, зашуршала пружина, и клинок исчез в рукаве. На гладкой светлой поверхности не осталось даже отметины.

– Вали отсюда. Быстро! Пока стража или…

– Но ты же тогда…

Узел не завязывался, а значит, была еще несколько секунд, чтобы потянуть время. Туран знал, что Карья разозлится, когда поймет, но не мог заставить себя подчиниться приказу. И даже стража, способная появиться в любой момент, пугала несравнимо меньше, чем необходимость вот так просто выскользнуть из этой подворотни.

Нельзя бросать своих!

– Слушай, – Карья тяжело сглотнул, – Подворье Слепого Мауллы… Кварталов шесть направо. Любой ценой… Слышишь? Любой ценой! Потом ищи Ниш-Бака. Книжника. В городе. Пароль – яйцо…

Туран в очередной раз попытался завязать узел негнущимися пальцами, но снова не смог и завыл сквозь сжатые зубы.

Нельзя бросать!

Наконец, ремешок натянулся, и ящик привычно лег на спину. Кое-как сграбастав второй короб в охапку, Туран замер над умирающим напарником.

– Пошел! – снова зашипел Карья. – Дай мне подохнуть с верой в удачу!

Туран развернулся, сделал несколько шагов, а потом неуклюже побежал.

Нельзя. Но надо.

Если бы он мог оглянуться, то заметил бы, как из-за кучи мусора вылез давешний рыжий мальчишка. Он подошел к Карье и, мстительно улыбаясь, помахал перед его лицом ушибленной рукой. Но Туран убегал, не оглядываясь, ибо знал, что иначе уйти не сможет.

Колодезная вода обжигала руки и лицо холодом, отрезвляла и успокаивала настолько, насколько можно было успокоиться. Наверное, поэтому Туран и затягивал умывание, снова и снова подставляя сложенные лодочкой руки под струю.

– Хватит, – не выдержал Ыйрам и скривился.

Волохи не любят слабаков. Надо разговаривать. И Туран, дохнув на замерзшие руки, сказал:

– Я прошу меня простить, – первые слова дались с трудом, но тугой узел страха, сдавливавший горло, почти исчез. Главное сделано: он сумел. Дошел, отыскал двор Слепого Мауллы, доставил товар.

– Горячего вина? Бараньих ребрышек с тмином? – любезно осведомился Заир. Из всей троицы именно он больше всех походил на купца: низкорослый, полнотелый и улыбчивый, Заир вел себя с такой непосредственностью, точно и вправду был хозяином заведения, на заднем дворике которого они находились.

– Пить и жрать будем после. – Ыйрам и не пытался играть роль. Да и захоти – не вышло бы. И дело даже не в том, что цветастый кафтан и широкие шальвары смотрелись на его высокой сухопарой фигуре нелепо. Скорее уж происхождение выдавали длинный хвост волос и широкоскулое лицо с узкими глазами, но больше всего – рука, непрерывно ищущая оголовье отсутствующего меча.

Типичный косматый наирец. Волох – он волох и есть.

Имени третьего Туран не знал – представить его Ыйрам не соизволил, а спрашивать самому показалось неуместным. Да и держался Безымянный в тени, у двери, наблюдая и за служками, и за двором, и за Тураном.

– Показывай, – велел Ыйрам.

– Да, да, хотелось бы взглянуть. Пожалуйте сюда, удобнее будет… Они не замерзнут? Здесь довольно-таки прохладно. – Заир демонстративно подул на ладошки.

– Не должны. Там, откуда они родом, по ночам морозы, днем – жара. Тем и хороши, что стойко переносят такие перепады.

Туран не без труда – мышцы после пробега по дворам с двойным грузом ныли – водрузил ящик на стол. С некоторой опаской провел по пестрящим дырками боковинам и только потом взялся за замки. Заледеневшие пальцы слушались плохо, ремни были затянуты туго, а помогать ему не стремились.

Туран вдруг с облегчением понял, что всего через четверть часа избавится не только от тяжелых коробов, но и от куда большей ноши – всех этих дней и событий. Забудет подворотни Шуммара, циркачей и Карью, оставшегося в том переулке. Попытается забыть. И если поторопится, то успеет к ежегодному соревнованию чтецов и толкователей, очистится словом и уютом родной Байшарры.

Пусть память, отпустив, свободу даст… даст свободу.

А дальше? Еще одна никчемная строка.

Наконец, получилось справиться с застежками, ну а замок проблем не доставил: ключ повернулся легко, внутри щелкнуло, и Туран откинул крышку.

– И это все? – Ыйрам разглядывал содержимое с выражением брезгливым и недоуменным. – Это и есть…

– Да, да, несомненно, – перебил Заир, наклоняясь над ящиком. Внутри, в разделенном на квадратные ячейки пространстве, заботливо укутанные в овечью шерсть, лежали яйца. Заир, ловко ухватив одно за заостренную верхушку, вытащил, положил на ладонь, поднял к свету. – Да… оно… великолепно… признаться видел лишь в… коллекции.

– Осторожнее. Чем ближе к сроку, тем тоньше скорлупа.

Яйцо было размером с гусиное. И крапчатая, отливающая золотом скорлупа его уже проросла сосудами. Еще несколько недель и она почти исчезнет, превратившись из твердокаменного защитного слоя в кожистый мешочек, прорвать который не составит труда.

– Здесь три десятка. Там, – Туран показал на второй ящик, – два с половиной. Это все, что удалось достать, но основная кладка – старшей самки аяла и еще нескольких из ее химны.

– Хорошая работа, – соизволил похвалить Ыйрам.

Заир же вернул яйцо на место и заботливо прикрыл шерстью.

Все, основное сделано. Остались инструкции. И Туран, мысленно пожалев, что вино так и не принесли – в горле снова пересохло – заговорил.

– Сроки рождения зависят от температуры. Время роста – от неё же и от корма. Поначалу подойдут мелкие насекомые, потом, где-то с двух-трех недель можно давать мясо, лучше если мелко нарезать и смешать с сырыми яйцами и толченым мелом. Он нужен для панциря. Недель с шести самечеков отсадить отдельно, потому как самки станут формировать химны и подавят. Потом уже, в химны можно подсаживать, по двое-трое на одну. Признак взрослости у всех – шипы на головных пластинах, чем массивнее и длиннее, тем и старше.

Туран перевел дух и огляделся: слушали внимательно, даже Безымянный и тот, казалось, теперь смотрел исключительно на ящики с яйцами.

– Как только шипы проклюнутся, самки начнут гнезда рыть. Тут бы им песка, и чтобы жарко было. День на десятый после откладки яйца можно забрать, только сразу предупреждаю – самки в этот время бешеные, нужно действовать очень осторожно. Что еще… Они умные, обучать легко, но опасно – они страх и неумелость сразу чуют.

– Замечательно, – перебил Ыйрам. – Мы довольны, что с нами отправится действительно знающий человек.

– Да, да, – закивал Заир. – Уважаемый, вы не представляете, как сложно найти того, кто действительно разбирается в сцерхах…

Отправится с ними? Разбирается? Нет, это была роль Карьи, а Туран всего-навсего сопровождение! И ящеров он видел лишь издалека: кто б его, нечистого, к ним подпустил? А вот теперь кто б его, несчастного, отсюда выпустил…