Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Деятельность эта исключительно многогранна; очень условно ее можно разделить на несколько направлений. Во-первых, художественная проза: вышеупомянутый роман «Жан Сбогар», романы и повести — сказочные (новелла о влюбленном домашнем духе «Трильби», 1822; «Фея хлебных крошек», 1832), сентиментальные, «неистовые» («Смарра», сотканная из кошмарных видений героя[14]; страшная мелодрама «Вампир», 1820)[15]. Во-вторых, цикл воспоминаний о Революции и Империи, в которых историческая реальность причудливо перемешана с вымыслом[16]. В-третьих, проза библиографическая и библиофильская: рассказы, статьи, рецензии, наполненные бесконечными ссылками на старые и редкие книги, подробностями их сочинения и издания, анекдотами прошедших эпох[17]. В-четвертых, философские эссе (о них речь пойдет ниже). В-пятых, бесчисленные рецензии на новые книги, а также предисловия к чужим произведениям и проспекты готовящихся чужих изданий — тексты, которые Нодье писал ради денег, но с присущим ему блеском[18]. В-шестых, работы по лингвистике, которая занимала Нодье в течение всей жизни (в 1808 году он выпускает «Словарь звукоподражаний», в 1828 году — «Критический разбор словарей французского языка», а в 1834-м — «Начала лингвистики»[19]). И наконец, особо следует упомянуть произведение Нодье, которое невозможно причислить ни к какому разделу, — «постмодернистский» роман «История Богемского короля и его семи замков» (1830), «безумное» повествование, выросшее из одной фразы романа Л. Стерна «Тристрам Шенди»[20], полное раблезианских перечислений, стернианских перебивок, вставных новелл в разных стилях, бесед между тремя ипостасями авторского «я»[21], игрой со шрифтами (эта книга с иллюстрациями Тони Жоанно по праву считается еще и шедевром типографского искусства), и проч., и проч. Эпитет «постмодернистский» применительно к роману 1830 года — это, конечно, анахронизм, однако литературная техника Нодье в этом романе так сильно опередила современную ему литературу, что иначе, пожалуй, и не скажешь. Нодье лучше, чем кто бы то ни было, сознавал, что «все уже сказано» до нас, и постоянно писал об этом. В частности, в «Истории Богемского короля» он восклицает: «И вы хотите, чтобы я — подражатель подражателей Стерна, который подражал Свифту […] который подражал Сирано […] который подражал Рабле — который подражал Мору — который подражал Эразму — который подражал Лукиану — или Луцию из Патраса — или Апулею, — поскольку я не знаю, да и не хочу знать, кто из этих троих был ограблен двумя остальными… и вы хотите […] чтобы я написал книгу, новую и по форме, и по содержанию!»[22] Однако же этому «подражателю подражателей» удалось то, что удается далеко не всем искателям новаций, — сознательную игру чужими стилистическими пластами он сумел превратить в собственный стиль (а ведь именно так действуют — или хотят действовать — постмодернисты). «История Богемского короля» так же отличалась от тогдашней прозы, как романтическая трагедия Виктора Гюго «Эрнани», впервые поставленная в том же 1830 году, отличалась от тогдашней драматургии. Гюго совершил революцию в театре, Нодье мог бы совершить ее в прозе — но не совершил, так как текст его оказался слишком сложным, слишком «революционным»[23].

Многими узами — и дружескими, и литературными — Нодье был связан с романтическим течением, которое набирало силу во Франции в 1820-е годы и торжествовало в годы 1830-е. Он печатался в журнале «Французская муза» (1823–1824), который способствовал становлению французского романтизма. Его салон в Арсенале служил центром, где собирался весь цвет тогдашней романтической словесности.

И тем не менее, как уже было сказано, Нодье всегда и писал, и, главное, мыслил наособицу. Бальзак (вообще относившийся к Нодье с величайшим уважением) в одном из своих «Писем о Париже», датированном 9 января 1831 года, назвал «Историю Богемского короля» «сатирой пресыщенного старца, который под конец жизни замечает ужасную пустоту, скрывающуюся за всеми науками, всеми литературами. […] Он бросает взгляд на наш город, наши законы, наши науки и устами дона Пика де Фанферлюкио и Брелока с оглушительным хохотом говорит нам: „Наука?.. Вздор! К чему это? И что мне с того?“»[24]. В этой же статье Бальзак причислил Нодье к «школе разочарования». Конечно, это определение можно отнести ко многим современникам Нодье, которые выводили на страницах своих романов героев с трагической судьбой. Однако скептицизм и пессимизм Нодье выделяются даже на этом фоне.

1820–1830-е годы — это эпоха расцвета прогрессистских утопий (прежде всего, сенсимонизма и фурьеризма), исполненных веры в то, что будущность человечества радужна и что люди способны сами приблизить наступление этого светлого будущего. Вот эту веру Нодье решительно отказывался разделять. В начале 1830-х годов он сочинил несколько серьезных философских статей, в которых изложил свои взгляды на прошлое и будущее человечества (в 1832 году он соединил их под одной обложкой в пятом томе своего собрания сочинений, которому дал подзаголовок «Грезы литературные, моральные и фантастические»). В одной из них, названной «О совершенствовании рода человеческого и о влиянии книгопечатания на цивилизацию» (1830), Нодье полемизирует с Сен-Симоном, сказавшим: «Золотой век не позади, а впереди нас». Нет, возражает Нодье, «золотой век — не позади современного общества и не впереди его; как и большая часть человеческих верований, вера в золотой век принадлежит к области фантазий и напрасных чаяний. Идеальное устройство общества — старейшая из социальных грез, иллюзия, с которой человечество не в силах расстаться в старости, которая уже наступила, и не расстанется при смерти, которая вот-вот наступит. Род человеческий обречен. Его единственное и главное призвание — жить, меняясь, и окончить жизненный путь, не достигнув цели, ибо эта цель чужда его природе»[25]. Доказательству этого пессимистического тезиса специально посвящена другая статья, вошедшая в тот же том «Грез», — «О ближайшем конце рода человеческого». Нодье начинает ее с признания, которое сразу противопоставляет его всем прогрессистам: «Нынче все толкуют об улучшении рода человеческого и о том, что он рожден для прогресса, но никто не говорит о его конце. Это заблуждение обличает великое тщеславие человека, который полагает, будто потомство Адама бессмертно, хотя все кругом рано или поздно умирает»[26].

Главный «враг», с которым Нодье воюет без устали и в статьях, и в сказках, — это понятие бесконечного совершенствования человеческого рода. Оно имело довольно долгую историю; первым его публичным обсуждением стал так называемый «Спор Древних и Новых» в конце XVII века. В ходе этого спора «Древние» отстаивали превосходство античных авторов над современными, а «Новые» утверждали, что, поскольку творческие способности человечества постоянно совершенствуются, авторы века Людовика XIV не могут не превосходить Вергилия или Горация. В XVIII веке та же проблематика рассматривалась уже не только в литературном, но в социально-философском плане. Просветители исходили из веры в безграничные способности человеческого разума к совершенствованию; в XIX веке эту веру переняли от них последователи утопических теорий.

Нодье, ненавидевший само слово «прогресс», резко расходится в этом вопросе со своими прогрессивными современниками: «Предки наши не знали слова „совершенствование“, что лишний раз доказывает их мудрость. […] Утверждать, что человеку дано совершенствоваться, — значит предполагать, что он может изменить свою природу; это все равно что ждать, чтобы на иссопе выросла роза, а на тополе — ананас. […] покажите мне человека, наделенного хотя бы одним лишним чувством в придачу к тем пяти, что есть у всех людей, — и я поверю в возможность совершенствования рода человеческого. Не спорю, по прошествии долгих столетий в результате какого-нибудь мирового катаклизма на земле могут появиться, сами собой или по воле высшего разума, существа, устроенные гораздо более счастливо, чем мы, — это, увы, немудрено! Но то будет уже не совершенствование, а созидание, то будут не люди, а некие новые существа»[27]. Тем же самым скепсисом проникнута и статья «О близком конце рода человеческого», где Нодье утверждает, что за все время своего существования человечество не узнало ни одной моральной истины, какая бы ни заключалась в книге Иова, ни одной философской идеи, какую бы уже ни высказал Пифагор, и т. д. Количественное приращение технических знаний возможно, но в судьбе человечества оно ничего не меняет. Свидетельство тому — плачевное состояние, в котором пребывает это самое человечество.

вернуться

14

Рус. пер. см.: Infernaliana. Французская готическая проза XVIII–XIX веков. М., 1999; пер. В. Мильчиной.

вернуться

15

Переводы некоторых из них можно найти в сборнике «Избранные произведения» (М.; Л., 1960); там же напечатан и перевод «Жана Сбогара».

вернуться

16

См. их современное переиздание: Nodier Ch. Portraits de la Révolution et de l’Empire. P., 1988. T. 1–2.

вернуться

17

В русском переводе самые значительные из них, включая «Вопросы литературной законности» — книгу «о плагиате, присвоении чужих произведений, подлогах в книжном деле», вышедшую двумя изданиями, в 1812 и 1828 годах, — можно прочесть в двухтомнике «Читайте старые книги. Новеллы, статьи, эссе о книгах, книжниках, чтении» (М., 1989).

вернуться

18

Литературный заработок был единственным источником существования Нодье до 1824 года, когда он получил место хранителя библиотеки Арсенала, которое занимал до самой смерти. Статьи, написанные до 1820 года, вошли в двухтомник, составленный самим автором (Nodier Ch. Mélanges de littérature et de critique. P., 1820); статьи последующих двух с половиной десятилетий собраны в недавнем двухтомнике, составленном Ж.-Р. Дааном (Nodier Ch. Feuilletons du Temps. P., 2010). Число статей Нодье, напечатанных в трех десятках периодических изданий, превышает четыре сотни (см.: Setbon R. Le Dossier Nodier// Romantisme. 1977. V. 15. P. 95). О разнообразии их тем можно судить по тому, что рецензия на новый перевод Библии соседствует здесь с рецензией на «Историю грибов», разбор словарей французского языка — с разбором книг по энтомологии, статьи о новых произведениях Ламартина и Гюго — со статьями о произведениях XVI века.

вернуться

19

Выпущенный в 2008 году сборник работ Нодье на лингвистические или окололингвистические темы (Nodier Ch. Corpus des écrits métalexicographiques de Charles Nodier (1808–1842). Textes établis, présentés et annotés par Henri de Vaulchier, P., 2008) насчитывает шесть сотен страниц.

вернуться

20

В восьмом томе стерновского романа капрал Трим безуспешно пытается рассказать историю богемского короля и его семи замков.

вернуться

21

Теодор — воображение, Дон Пик де Фанферлюкио — эрудиция и Брелок — рассудок.

вернуться

22

Nodier Ch. Histoire du roi de Bohême. P. 26–27. Любимый прием Нодье состоял в том, чтобы показать, что некое открытие, которым гордится ученый XVIII или XIX века, давно уже было изложено в какой-нибудь «старой книжонке»; этому тезису специально посвящена статья «Любопытные образцы статистики» (1834), кончающаяся призывом: «Читайте старые книги!» (см.: Нодье Ш. Читайте старые книги. Т. 2. С. 104–113).

вернуться

23

См.: Sangsue D. Le récit excentrique. P., 1987. P. 274. Соединение разнородных элементов в пределах одного романа было так непривычно для читателей, что позднейшие издатели изымали отдельные сентиментальные новеллы и наивные сказки из текста «Богемского короля» (где на них падал иронический отсвет остального повествования) и печатали отдельно.

вернуться

24

Balzac H. de. Œuvres diverses. P., 1996. T. 2. P. 937. Упомянутые герои — те самые ипостаси авторского «я», которые в романе Нодье ведут между собой нескончаемый и даже несколько сварливый спор.

вернуться

25

Нодье Ш. Читайте старые книги. Т. 2. С. 73–74; пер. О. Гринберг.

вернуться

26

Nodier Ch. Œuvres complètes [далее ОС]. P., 1832. T. 5. P. 301–302.

вернуться

27

Нодье Ш. Читайте старые книги. Т. 2. С. 68–82.

2
{"b":"546331","o":1}