Что ты заводишь песню военну.
Флейте подобно, милый снигирь?
С кем мы пойдем войной на Гиенну?
Кто теперь вождь наш, кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстры! Суворов?
Северны громы во гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари.
Тысячи воинств, стен и затворов
С горстью Россиян все побеждать?
И он же выразил общее мнение в смелых строках:
Всторжествовал — и усмехнулся
Внутри души своей тиран,
Что гром его не промахнулся.
Что им удар последний дан
Непобедимому герою,
Который в тысящи боях
Боролся твердой с ним душою
И презирал угрозы страх.
В армии воцарилась глубокая, безнадежная скорбь. Старые ветераны украдкой рыдали. Но приходилось таиться — дворянско-крепостническая павловская Россия мстила полководцу даже после его смерти. В официальном правительственном органе — «Петербургских Ведомостях» — не было ни единым словом упомянуто ни о смерти, ни о похоронах генералиссимуса.
Вопреки завещанию, Павел приказал похоронить тело Суворова в Александро-Невской лавре. Похороны были назначены на 11-е; император перенес их на 12 мая.
Аркадий Суворов разослал пригласительные билеты:
«Действительный камергер, князь Италийский, граф Суворов-Рымникский, с прискорбием духа, сообщает о кончине родителя своего, генералиссимуса князя Италийского, графа Суворова-Рымникского, последовавшей сего мая 6-го дня во втором часу пополудни, и просит сего мая 12-го дня, в субботу, в 9 час. утра на вынос тела его и на погребение того же дня в Александро-Невский монастырь».
Густые толпы народа провожали останки полководца; почти все население Петербурга собралось здесь. Это не были праздные зеваки; по свидетельству очевидцев, на всех лицах была написана неподдельная скорбь. И тем ярче бросалось в глаза, что в грандиозной торжественной процессии не участвовали ни придворные, ни сановники.
Воинские почести повелено было отдать рангом ниже: как фельдмаршалу, а не как генералиссимусу. В погребальной церемонии участвовали только армейские части. Гвардия назначена не была — будто бы вследствие усталости после недавнего парада.
Павел I на похоронах не присутствовал. Он в это время производил смотр гусарам и лейб-казакам, был на вахт-параде, затем удалился в свои покои и только в б часов вечера, когда погребение давно закончилось, выехал на обычную прогулку по городу.
…Отгремели артиллерийские и ружейные салюты. Над тем, что было Суворовым, легла тяжелая каменная плита. Суворов-герой, столько раз бесстрашно глядевший в глаза смерти, и Суворов — человек своего века и своей страны, пугавшийся окриков фаворитов, окончил свой жизненный путь.
Окончилась «поэзия событий, подвигов, побед и славы», писал немного спустя Денис Давыдов и, вспоминая об ушедшем вожде, говорил: «Его таинственность, происходившая от своенравных странностей, которые он постоянно употреблял наперекор условным странностям света; его предприятия, казавшиеся задуманными «очертя голову»; его молниелетные переходы; его громовые победы на неожиданных ни нами, ни неприятелем точках военных действий… все отзывалось… в России».
В анналах мировой военной истории долго будет жить имя полководца, больше чем кто-либо другой рассматривавшего победу не как плод доктринерских измышлений, а как искусство, как результат интуиции и расчета гения, опирающегося на воодушевленные народные массы. Советский народ никогда не забудет человека, который «положил руку на сердце русского солдата и изучил его биение» и который в жестокий век себялюбивого, беспринципного угодничества произнес гордые слова:
— Доброе имя должно быть у каждого честного человека; лично я видел это доброе имя в славе своего отечества; мои успехи имели исключительной целью его благоденствие.
Приложения
I. Примечания
Апраксин, Степан Федорович (1702–1760) — в 1756 году был фельдмаршалом русской армии, в начале Семилетней войны. Одержал победу над пруссаками при Гросс-Эгерсдорфе, но не использовал ее, да и вообще проводил кампанию очень инертно, иод влиянием сторонников англо-прусской ориентации: великой княжны Екатерины Алексеевны (будущей императрицы) и канцлера Бестужева. Это послужило причиной смещения его Елизаветой и отдачи под суд; потрясенный Апраксин умер во время следствия.
Багратион, Петр Иванович (1765–1812) — князь, родом из древней грузинской фамилии. Любимец Суворова, Багратион в глазах армии был прямым продолжателем его деяний. Участвуя во второй турецкой войне, в польской 1794 года, в итальянском и швейцарском походах Суворова, Багратион неизменно проявлял крупный военный талант, стойкость и хладнокровие. «Он бывал там, где опасность больше и смерть ближе», — выразился о нем один историк. В 1805 году Багратион героически прикрывал отступление армии Кутузова, оказавшейся вследствие поражения австрийцев под Ульмом в критическом положении. В 1809–1810 годах командовал армией на турецком фронте. В 1812 году был назначен командующим 2-й армией, выдвинутой к Неману. Во время Бородинского сражения Багратион, сражавшийся наравне с солдатами в самом опасном пункте, был ранен осколком гранаты и через несколько дней скончался.
Бибиков, Александр Ильич (1729–1774) — принадлежал, по выражению Пушкина, «к числу замечательнейших лиц екатерининских времен, столь богатых людьми знаменитыми». Выдвинувшись в Семилетией войне, он затем становится эмиссаром правительства по особо важным поручениям: жестоко усмирял волнения заводских крестьян на Урале, руководил составлением нового Уложения, умело проводя точку зрения Екатерины, и когда разрослось восстание Пугачева, был послан усмирять его. Сохранился анекдот, что вызванный для этой цели Бибиков, недовольный приемом Екатерины, привел ей слова народной песни: «Везде ты, сарафан, пригожаешься, а не надо сарафан, и под лавкой лежишь». Понимая классо вый смысл Пугачевского восстания, Бибиков стал организовывать на борьбу само местное дворянство, но внезапно заболел лихорадкой и умер.
Бутурлин, Александр Борисович, граф (1694–1767) — один из любимых денщиков Петра I, воевал против персов и с Минихом против турок. В 1760 году был назначен действовать против Фридриха II. Вследствие несогласованности действий с австрийцами не добился никаких результатов, за что попал в немилость. Однако вступивший в это время на престол Петр III, восторгавшийся прусским королем, оправдал все действия Бутурлина и восстановил его в должности московского генерал-губернатора. Бутурлин был мало образован и, например, совершенно не умел пользоваться картой, не различая на ней морей от суши.
Дерфельден, Вильгельм Христофорович (1735–1819) — происходил из эстляндских дворян. В 1754 году поступил на военную службу. Выдвинувшись в первую турецкую войну, получил чин бригадира. Во вторую турецкую войну, командуя дивизией, зарекомендовал себя как один из лучших боевых генералов русской армии. После Рымника Суворов — со свойственной ему, впрочем, склонностью к преувеличениям — сказал: «Честь не мне, а Вильгельму Христофоровичу; я только его ученик, ибо он поражением турок при Максимени и Галаце показал, как надо предупреждать неприятеля». Дерфельден участвовал во второй польской войне и в итальянской кампании, где должен был заменить Суворова в случае его смерти. Последние 20 лет жизни он провел в отставке.