Милан: Я тебя убью.
Милан нажимает на кнопку, хочет выключить музыку, но наоборот делает ее еще громче.
Алегра: And this torment won't be through
Until you let me spend my life MAKING LOVE TO YOU…
Это отвратительно.
Игнятович: Браво! Браво!!!
Милан путается в кабелях, лежащих рядом с холодильником, потому что все включено в один тройник, тянет, пробует один за другим. Берет в руки тройник, тянет, тянет, тянет…
Алегра: «Day and night, night and daaaaaaaaaay»
Один штекер в конце концов поддается, и Милан по энерции ударяется со всей силы локтем о стену, падает, сносит полку с поваренными книгами и еще каким-то тяжелым ненужным кухонным барахлом, которое буквально заваливает его. И что самое страшное, это был не тот штекер. Милан сильно и больно ударяется, но ни его отец, ни его ребенок не реагируют на это. Игнятович даже не видит, что происходит, потому что Милан валяется на полу за его спиной, но Алегра зато все прекрасно видит. Она не только не реагирует, но с улыбкой заканчивает свой ужасный номер под сопровождение сердцераздирающих скрипок. Может быть, и не хорошо, что я так часто повторяю, что ребенок отвратителен, но вот, пожалуйста, ее дедушка так не думает. Он апплодирует ей изо всех сил.
Игнятович: Браво, куколка моя, браво!!! Бис! Бис!
Милан: ПАПА!!!
Милан, если бы не держался сейчас за свой локоть, который ужасно болит, то задушил бы своего отца прямо на этом месте. Алегра обнимается с дедушкой и через его плечо с укором смотрит на отца.
Милан: Прекрати ей хлопать!
Милан хватает девочку за руку и отводит ее от деда.
Милан: А ты, ты слышишь меня, когда я говорю?!
Алегра как будто слегка пугается. Она искривляет лицо в гримасе: «Еще мгновение и я заплачу».
Милан: Ты слышишь, что я тебе говорю?
Алегра кивает головой.
Милан: Почему ты не отвечаешь???
Алегра сейчас заплакала бы и этим решила бы проблему, но слезы никак не появляются.
Милан: И что ты вообще делаешь на кухне? Почему ты не в школе?!
Алегра: Мама сказала…
Милан: Ты больна? Если ты больна, тогда перестань прыгать!
Алегра: Я не больна! У меня аллергия…
Милан: Если ты не больна, тогда марш в школу!
Ну, вот. Слезы пошли. И конечно, жалобы.
Алегра: Мама мне разрешила!
Игнятович: Милан, не надо, сынок…
Милан: Папа, не вмешивайся! Алегра, собрала свои вещи и марш в свою комнату!
Он раздражен. Алегра собирает вещи.
Игнятович: Сынок!
Милан: «Сынок»! Что «сынок»? Ты вообще понимашь, что она тут поет?
Алегра: Я понимаю!
Милан: Я тебя не спрашиваю!
Игнятович: Понятия не имею. Я не знаю английский.
Игнятович рассчитывает на похвалу.
Алегра: Я знаю. И это красиво!
Милан: Алегра! Я что сказал?
Игнятович: Вот молодец! Давай, дорогая, переведи дедушке…
Милан: Папа…
Алегра: Я хочу ЗАНЯТЬСЯ С ТОБОЙ ЛЮБОВЬЮ!!!
Игнятович: Дорогая?
Милан саркастически улыбается отцу.
Милан: Видишь?!
Алегра: Видишь, я знаю!
Милан: Ты ничего не знаешь.
Алегра: Знаю. Знаю! Мама мне объяснила! Это когда взрослые занимаются сексом…
Игнятович: Милан, сынок… Она маленькая для таких вещей!
Милан: А почему ты мне об этом говоришь?
Игнятович: Ты скажи Даде! Она твоя жена.
Алегра: Папа не может маме ничего сказать!
Милан взрывается. Он кричит, выделяя каждое слово.
Милан: МАРШ В СВОЮ КОМНАТУ!
Алегра в конце концов замолкает. Она, держа в руках свой маленький плейер, cd-диски, остальные вещи розового цвета, волочит ноги по полу и, плача скорее через силу, направляется в свою комнату.
Милан: Быстрее. И чтобы я тебя не слышал!
Алегра только делает вид, что ускоряет шаг. В конце концов выходит из кухни. Милан глубоко вздыхает, садится. Обхватывает голову руками, ставит локти на стол. Больной локоть снова начинает болеть. Милан искривляет лицо от боли, держится за локоть.
Милан: Мне кажется, я сломал локоть.
Игнятович, как только что Алегра, собирает свои вещи.
Игнятович: Ну, вот, теперь еще и это. Зачем ты так? Это же ребенок.
Он идет к выходу из кухни.
Игнятович: А про эти деньги забудь. Они на срочном вкладе.
Выходя, сам для себя недовольно прибавляет.
Игнятович: Надо же! День испорчен.
Милан смотрит отцу вслед, не веря своим ушам.
Затемнение
X
Маленькая квартирка Жанны. Простенько обставленная, квартира одинокой женщины полностью отличается от других. Низкие потолки, несколько мрачная шведская мебель, никаких излишеств и безделушек, напоминающих о том, что здесь вообще кто-то живет. Одно кресло, или одноместная кровать, или только стол и стул.
И Жанна — горожанка, как и все остальные: кто по рождению, кто в связи с браком, кто-то по необходимости. Все, кроме разве что Надежды, у которой нет никаких привязок ни к чему. Но квартира Жанны, в которой она выросла, квартира с большой библиотекой (унаследованной или собранной), со славской архитектурой (с высокими потолками и двустворчатыми дверьми), с коллекцией некрасивых картин (подарками художников) осталась маме, а не Жанне, что собственно нормально, и что совершенно Жанну не беспокоит. Квартира служит ей местом, где она может переодеться, переночевать, иногда что-то съесть. И это все. Только сейчас посередине квартиры стоит этот мамин чемодан, который мешает с того момента, как его здесь поставили.
Из маленькой ванной комнаты, в которой они обе едва смогли поместиться, толкаясь друг о друга, выходят Жанна и ее мама. Госпожа Петрович, мама Жанны, в домашней накидке, с мокрыми волосами, ненакрашенная. Она дрожит. Жанна вытирает ей полотенцем волосы, вытирает как-то грубо, не умея обращаться ни с детьми, ни со стариками.
г-жа Петрович: Хорошо, Жанна, хватит, хватит…
Госпожа Петрович уворачивается раньше, чем ее собственная дочь успеет лишить ее последних волос.
