— Мы — третьи? — переспросила Римма. — А вторая раса — это кто? Дельфины?

— Нет, — Ланс улыбнулся, как мне показалось, снисходительно, — не дельфины. Дельфины пришли к самодостаточности прежде, чем достигли порога разумности… разумеется, разумности в нашем, человеческом понимании. Иное дело — драконы. Они развивались в условиях жёсткой конкурентной борьбы с другими рептилиями, более крупными и многочисленными.

Фил громко фыркнул и затем пояснил, отвечая на вопросительный взгляд англичанина:

— Слишком уж надуманна эта теория. Во всех сказках и легендах драконы — это чертовски большие твари. Да к тому же летающие. Да ещё и огнедышащие. Какая тут, нафиг, конкуренция? Они должны были тирексов целыми стадами на завтрак кушать.

Ланса чужое сомнение не смутило ни на секунду.

— Вы вдумайтесь, друг мой: «чертовски большие» и «летающие» — два плохо сочетающихся друг с другом определения. Тираннозавр рекс — это примерно семь тонн живой плоти. Как полагаете, сколько нужно затратить мускульной энергии, чтобы поднять в воздух подобный вес? Нет-нет, драконы не достигли гигантских размеров, они были лишь немногим крупнее взрослого человека. Однако логику можно найти и в легендах. Просто добавьте мысленно, скажем… Ростиславу сильные голенастые ноги, длинную шею, мощный хвост и широкие перепончатые крылья — вам он покажется великаном.

Фил хохотнул — не иначе, и впрямь примерил на меня всё перечисленное. Римма тоже улыбнулась. И только сам Ланс остался серьёзным, его взгляд снова обжёг меня странным вниманием.

— Впрочем, — продолжил он, — драконы, при своих сравнительно небольших габаритах, физически значительно сильнее людей. Плюс — твёрдая чешуя, острые зубы и когти, реакция прирождённого хищника и невероятная живучесть. У безоружного человека в схватке с драконом нет ни единого шанса. Да и у вооружённого одиночки они, в принципе, невелики. Ведь есть ещё знаменитое огненное дыхание.

— Да ну? — с преувеличенным вниманием откликнулся Фил.

— Напрасно сомневаетесь. Огонь из пасти — вовсе не дань сказочной традиции, хотя, разумеется, с процессами дыхания он никак не связан. Равно как и с пресловутой магией. Всё проще и вместе с тем интереснее. У дракона имеются особые железы, вырабатывающие вещество, свойствами подобное напалму. Он с большой силой и точностью выплёвывает его в цель. Не современный ручной огнемёт, конечно, но этого более чем достаточно, чтобы ослепить и дезориентировать даже такого колосса, как тирекс. Остальное — дело техники и боевого мастерства. В местах своего обитания драконы попросту уничтожили всех зубастых конкурентов, что представляли для них опасность. И заняли их нишу в пищевой цепочке.

— Ланс, дружище, — проникновенно заговорил мой однокашник, — ну, что ты нам тут втираешь, честное слово? Динозавров ухлопала комета. Или астероид. Или какая ещё хрень грохнулась на старушку Землю мильён лет назад? Короче, наукой давно всё доказано.

— Не всё. В теории космической катастрофы — как, впрочем, и во всех других — хватает противоречий. Скажем, вас не смущает, что вымирали динозавры не два-три года, а две-три сотни тысяч лет? Или тот факт, что различные виды вымирали как позже, так и раньше, причём делали это не все скопом, а весьма избирательно, постепенно сменяя друг друга? Впрочем… не будем углубляться в эту тему. Я ведь и не утверждал, будто знаменитую фауну мезозоя перебили драконы. Им это было попросту ни к чему. В отличие от человеческой цивилизации, их общество не было ни экспансивным, ни технологическим. Они не пытались изменить под себя среду обитания, но сами научились изменяться. Научились встраиваться в экосистему, приспосабливаться к ней. Чтобы заполучить способность огнеметания, им пришлось перестроить собственный генотип, но для этого не потребовалось сложных лабораторий — сами драконы были этими лабораториями. Нужная устойчивая мутация при жизни всего лишь одного-двух поколений — разве не изумительно? Людям при всей их технологической мощи такое покамест даже не снится.

— Суперприспособленцы, — не удержался я. Меня всё больше злила уверенность, с какой Ланс излагал свои небылицы. А тот, против ожидания, возражать не стал:

— Что ж, можно сказать и так. Во всяком случае, есть мнение, что они селились даже в приполярной зоне, и для этого им не приходилось строить городов.

— Как же они тогда вымерли, все из себя сверхприспособленные?

— Они не вымерли, — пожал плечами англичанин, и закончил с таким видом, будто изрекал очевидное для всех, кроме меня: — Они проиграли в войне.

— С кем? — изумилась Римма. — С людьми?

— О, нет! — Ланс улыбнулся этому предположению. — Увы, войны были изобретены задолго до появления человека. Драконы воевали с теми, кто умел приспосабливаться ещё лучше них, но никак не хотел уступать первенства пришедшим в этот мир вторыми.

— С той расой, о которой вы упоминали?

— Верно, я упоминал, — на губах Ланса всё играла тонкая, несказанно раздражающая меня улыбка.

— Выходит, драконы были только вторыми? Кто же тогда стал первыми?

— Хотел бы и я это знать, — развёл руками англичанин. — Скорее всего, некая ещё более изменчивая жизненная форма. К сожалению, о Первых нам известно даже меньше, чем о драконах. Можно лишь догадываться об их происхождении, облике и возможностях. Они могли бороться с драконами на равных — вот единственный непреложный факт.

— И они победили, — подытожила Римма. Мне показалось, или Ланс едва заметно поморщился?

— Почти. На самом деле, победителей в той войне не оказалось вовсе. Борьба велась не за территории, не за политическое или экономическое влияние, даже не за рабов. Полное уничтожение другого разумного вида — нам, людям, трудно оценить масштаб подобной цели. Та война велась даже не десятки, не сотни, а, возможно, тысячи лет. В конечном итоге Первые сокрушили расу драконов и истребили их почти всех. Но и сами совершенно истощили свой потенциал к развитию. Проще говоря, их осталось слишком мало для полноценного этноса, они слишком привыкли выживать и забыли, что значит жить. Разрозненные, малочисленные группки охотников, выслеживающие уцелевших врагов в не очень-то дружелюбном мире. По всей видимости, именно в это время ситуацию усугубил тот самый глобальный катаклизм, о котором упоминали вы, Феликс. Благодаря своей огромной приспособляемости оба разумных вида его пережили, но оказались буквально на грани полного исчезновения. И вновь подняться к вершинам цивилизации уже не смогли. Помешал очередной эволюционный взрыв, породивший новую волну разумной жизни. На этот раз среди теплокровных приматов.

— Получается, последних разумных ящериц добивали уже наши предки? — Фил хмыкнул.

— Во всяком случае, они с ними сталкивались, — Ланс кивнул.

«Вот сейчас он ему врежет по-настоящему», — подумал я, глядя на ухмыляющегося Мзареулова.

— Как насчёт чучела? — спросил тот.

— Простите?

— Ну, обычного такого чучела. Или хотя бы костей в музее с табличкой «драконус огнемётус вульгарис». Хотя бы только в одном музее, на одном стенде и в одном экземпляре.

За что я ценю Фила — с виду он увалень и разгильдяй, но если уж парень бьёт, то наверняка. Молодчага.

— Ни одного достоверного не имеем, — англичанин развёл руками с таким видом, будто ему только что задали не самый каверзный, но самый любимый из вопросов.

— Ха!

— Всё же это ничего не значит.

— Ха! Ха!

— Одичавших драконов до наших дней дожило слишком мало, и перебили их слишком давно. Древние драконоборцы не делали чучел, а позже их делать уже было не из кого.

— Ха! Ха! Ха!

— Не убедил?

— Да ни на грамм! Если они все одичали, то почему тупо не вымерли? А если одичали не все, то почему тупо дали себя перебить? Твои сверхприспособленцы приспособились даже к ледниковому периоду, но не сумели приспособиться к людям?

— Ну-у-у… — протянул Ланс. — Возможно, что как раз сумели. Они ведь шестьдесят пять миллионов лет назад знали о генетике больше, чем сегодня знаем о ней мы. Процесс самопознания не стоит на месте, даже когда им занимаются не сотни тысяч соплеменников, а всего лишь десятки. Тем более, если живёшь ты на свете не пятьдесят-семьдесят лет, но в несколько раз дольше.