Возвратясь из армии почти через пять лег отлучки, он влюблен в нее по-прежнему, и если бы эти проклятые хари предков твоих не сводили тебя с ума, то мы все были бы довольны.

Златницкий. Не печалься, дружище! племянница моя обойдется и без твоего сына! Неужели ты, приехавши сюда, ничего особенного не заметил? — Большая карета вывезена из сарая, и все паутины выметены; псари в новых платьях, с вычищенными как золото трубами. Четыре чугунных мущиря [46] стоят у ворот. — А? что ты об этом подумал?

Прилуцкий. Что ты с великолепием собираешься в дальние гости.

Златницкий. Не отгадал! А я жду гостей; ибо сегодня племянница моя, Наталья, выходит замуж. — А?

Прилуцкий. Так ли я слышал? Повтори, пожалуй, что твоя племянница?

Златницкий. Сегодня будет замужем! Не я ли всегда твердил тебе и всем, что не выдам своей Натальи ни за кого, кроме разве как за принца, или по крайней мере за князя. Такая решительность моя разнеслась в иностранных землях, и бог послал ей достойного жениха. Я рад, что ты ко мне пожаловал. То-то попируем! — Малой!

(Слуга в дверях является.) Теперь та пора, пан Прилуцкпй, что простые дворяне пьют настой из гадкой травы, называемой чаем; а как мы познатнее прочих, то не надобно унижать себя приноровкою к их обычаю. Малой!

подай поднос с прадедовскими кружками и двумя сулеями составу — из вишневой водки, сахару и горячей воды состоящему. Ключница хорошо знает пропорцию. (Слуга уходит.) Как ты думаешь, сосед: ведь надобно же человеку знатного происхождения чем-нибудь от простых дворян отличиться?

Прилуцкий. Весьма согласен! — Ну, когда уже сын мой не жених для твоей племянницы, так по крайней мере позволь осведомиться об имени и достоинстве твоего жениха. Он должен быть человек необыкновенный.

Златницкий. Статочное ли дело! Он — было бы тебе известно… (Слуга приносит поднос с сулеями и кружками и стоит в дверях. Златницкий берет поднос, ставит на стол и наливает кружки.) Но наперед выпьем за здравие жениха и невесты. (Пьет.)

Прилуцкий (пьет). Скажи же, кто он такой?

Златницкий. Слушай внимательнее. Как скоро выговорю его имя, то у тебя уши завянут, задрожишь весь!

Прилуцкий. Не дело, сосед! Я никогда не дрожал и перед турецким строем, и уши не вянули, слыша свист пуль и ядер.

Златницкий. Эй, дворецкий!

Дворецкий (в дверях). Здесь!

Златницкий. Как зовут моего нареченного племянника?

Дворецкий. Его милость зовут (во весь голос) заморским принцем!

Прилуцкий (отскочив). Аи, аи! С нами бог!

Златницкий. Что, сосед? Не правда ли, что эти два слова: заморский принц ошеломили тебя не плоше турецкой пули? — Ну, дворецкий! это его звание, сказавши понашему, то есть по-дворянски; а как имя его?

Дворецкий. Не упомню!

Златницкий. Дурак ТЫ беспамятной! Дело другое — мне забыть его имя, потому что я древний дворянин и потомок гетманов; а то и ты, человек простой, а памяти не имеешь. Пошел вон! (Дворецкий уходит).

Прилуцкий. Ума не приложу! как этому принцу стало известно, что в некотором углу Малороссии есть некто пан Златницкий, который, будучи потомок некиих гетманов, ни за кого не соглашается выдать своей племянницы, как за некоего принца? это что-то несколько мудрено!

Златницкий. Аи видишь, что ничуть не мудрено! Посол принцев объявил, что обо мне и моих предках пишут в иностранных газетах!

Прилуцкий. Еще мудренее! я и своего имени не начитывал ни разу даже и в русских газетах, хотя я и майор, а притом заслуженный, а то — смотри пожалуй — в иностранных газетах! Каков же показался тебе этот принц, а особливо племяннице?

Златницкий. Мы его и в глаза не видали, а все дела производим через посла его светлости.

Прилуцкий. Час от часу мудренее!

Златницкий. Ничего нет диковинного! Разве ты не знаешь, — а небезчего сам был в чужих краях, — что все знаменитые иностранные особы венчаются чрез своих посланников; а заморский принц делает мне особенную честь, из уважения к моим предкам, что сам приехал венчаться, сам, всею высокою особою!

Прилуцкий. Где ж он проживает?

Златницкий. Никого из здешних дворян не осчастливил он своим пребыванием. Ты знаешь прекрасную рощу мою, в двух верстах отсюда; там с многочисленной свитой остановился он, и все живут в палатках.

Дворецкий (входит). Господин майор! сын ваш, капитан, сюда пожаловал, и хочет с вами видеться.

Прилуцкий. Зачем принесло его туда, где не хотят его видеть?

Златницкий. Напрасно, дорогой сосед! Я запретил ему вход сюда, как жениху. Если ж он приехал для поздравления меня и племянницы, то милости просим! Хотя бы и не следовало пускать его в заветную палату, но начин уже сделан. Проси капитана сюда! (Дворецкий уходит.)

Прилуцкий. Не понимаю я поступков моего сына! Он так был влюблен в твою племянницу, что и меня свел с ума докуками о принятии деятельного участия в сватовстве. Ныне, — верно уж и он знает, что Наталья будет венчаться с каким-то принцем, — сам прилетел сюда, чтоб быть свидетелем своего посрамления.

Златницкий. Ошибаешься, сосед! Тогда, конечно, было бы сыну твоему стыдно, если бы любимая им девушка выходила хотя за генерала, но такого, который не может доказать благородство своего происхождения далее пятидесяти лет. А то — посуди хорошенько: она выходит за принца, да еще и заморского! О, это делает подлинную ему честь, и тени великих предков моих невидимо его осеняют!

Прилуцкий. Я просил бы их в сем случае не тревожиться, а сидеть мирно в том месте, где во всякое время года бывает гораздо теплее, чем в Турции в самые жаркие летние дни.

Златницкий. Э, э! старик! ты начинаешь задевать и намекать, что предки мои сидя г в аде? — Но добро; я спущу тебе шутку для такого радостного дня! шути, дружите, шути сколько хочешь, на здоровье! А, да вот и сын твой! Добро пожаловать!

Алексей (в дорожном платье, быстро входит; останавливается, как будто в исступлении приближается к портретам, низко кланяется и умиленно говорит). Священные памятники великих люден, обладавших некогда страною благословенною! простите, что я, не более, как драгунский капитан, осмелился явиться пред светлые очи ваши!

(Бежит к Златницкому и крепко обнимает его несколько раз.)

Прилуцкий (садяся у стола). Сын мой или одурел, или прикидывается дураком!

Златницкий (освободясь от Алексея). Он чуть не задушил меня. (Садится.)

Алексей. Что это, батюшка? вы смотрите на меня, как на турку перед сражением. Позвольте обнять себя; мы давно не видались. (Бросается к нему, но отец, вскочив, сильно его отталкивает.)

Прилуцкий. Если ты не уймешься, то я и подлинно этою саблею надаю тебе добрых фухтелей, не хуже, как и турке. Отчего ты так взбесился?

Алексей. Разве радость, батюшка, есть бешенство? Помните, — вы сами рассказывали, — какова радость ваша бывала после одержанной победы.

Прилуцкий. Конечно. Но ты чему обрадовался? Не тому ли, что девушка, в которую был влюблен десяти лет, сегодня выходит за другого?

Алексей. Именно так, батюшка! я победил злейшего врага на свете, самого неугомонного! словом: я одержал победу над самим собою и врагом целого мира: любовью! Когда я сватался на племяннице его высокомочия, то считал, что во всем здешнем околотке нет жениха для нее приличнее. Когда ж прочитал в иностранных Ведомостях, что она любезным дядюшкой назначена великому принцу заморскому, то так обрадовался, разумеется, из любви к ней же, что как ошалелый с добрый час скакал и прыгал.

Златницкий. Спасибо за усердие! Ты и будешь-таки плясать на свадьбе, сколько душе угодно.

Прилуцкий. Пока я ног ему не переломаю! Мог ли я ожидать от него такой шали?

Златницкий. Не правда ли, сосед, что сын твой дорогой молодец?

Прилуцкий. За несколько времени и мне таким он казался! Сейчас уволок бы его домой, но на старости лет хочется посмотреть на принца.

Златницкий. Погости, дружище! Ведь такого счастья не каждый день сподобиться можно.