Мы поставили лучшие мои кресла рядом с акустической аппаратурой и электроникой, достаточно далеко от нагревателя, чтобы шум не мешал разговаривать, но все же в потоке теплого, с запахом парафина, воздуха. Тамбер снял пиджак и взгромоздил ноги на одну из колонок. Он милостиво принял из моих рук рюмку «Столичной». Закурил черную с золотом сигарету «Собрание» и принял серьезный вид. И ничего не сказал. Чуть погодя он кивнул, криво улыбнулся и поджал губы.
Я тоже молчал, силясь понять, что же тут происходит.
– Вот черт. – Тамбер опустил ноги на пол, чуть подался вперед и начал внимательно изучать свою рюмку. – Понимаешь, Дэн… – Он взглянул на меня, снял очки и стал вдруг до странности беззащитным и трогательным. – Я просто не знаю, что тебе и сказать.
Повисла новая долгая пауза; прежде чем продолжить, Рик устало помассировал переносицу и вернул очки на место.
– Мне… мне очень больно. Я знаю, как много вы значили друг для друга, пусть даже ты и не… ну… знаешь… – Я раскрыл было рот, но он меня остановил. – В общем-то, нам нечего здесь сказать, ни мне, ни тебе, но, ну… я хочу, чтобы ты знал… ну, думаю, это стало для меня таким же ударом, как и для тебя. – Он отрешенно покачал головой.
У меня было какое-то полуобморочное ощущение dejavu. Господи боже, да в каком мы году? Именно это сказал он мне после Майами, после гибели Дейви. Как попал я в эту бредовую петлю времени? Или не я, а он? Или опять что-нибудь случилось? Что? Я не знал, что сказать. Мне хотелось заорать: кой хрен, да чего это ты там мелешь? Но у меня не было сил разрушить плотную, почти осязаемую тишину, и я почему-то стеснялся своего смятения, не хотел его выказать.
Ведь я все еще пытался перебороть последствия прошлой ночи – зверское похмелье, синяки и ссадины везде, где только можно, плюс кошмарное ощущение, что я потерял друга. Твердо зная, что по воскресеньям Макканн непременно заруливает с утра в «Грифон», я оставил на дверях собора Св. Джута записку для Тамбера, а сам поперся туда же. После часового ожидания (ни капли алкоголя, одни фруктовые соки) я переиграл все с точностью до наоборот: оставил у бармена записку для Макканна и пошел домой ждать Тамбера. За всеми этими заботами и расстройствами мне не хотелось даже и спрашивать, не случилась ли с кем-нибудь из моих знакомых какая-нибудь новая беда.
А еще мне было крайне любопытно, как развернутся события, когда Рик выпьет наконец эту несчастную рюмку и потянется за своим чемоданчиком.
– Жизнь продолжается, – бодро провозгласил Рик с видом человека, прикрывающего бравадой почти нестерпимую муку. – Я привез тебе малость невероятно чистого кокаина. Ты как там, еще балуешься?
Я вяло пожал плечами, чувствуя себя бесконечно слабым, внушаемым и опустошенным (во всех, какие есть, смыслах).
– А знаешь ли ты, – спросил Тамбер, – что я мог дважды перепихнуться за одну сторону пластинки?
Пыльный стол, на котором мы играли в пинг-понг, стоял на задах клироса под витражами, изображавшими зайцев, жующих жвачку,[58] двух отцов Иосифа,[59] Бога, демонстрирующего Моисею свою заднюю часть,[60] и прочее в этом роде. Идея сыграть в пинг-понг под кокаиновым кайфом показалась мне весьма привлекательной, однако я безнадежно проигрывал (как и всегда, в любую игру), а потому только и делал, что лазал за шариком под стол да гонялся за ним по всем углам. Не знаю уж, как это вышло, что наш разговор коснулся секса.
– Правда? – удивился я.
– Да, – кивнул Тамбер, отводя ракетку для удара. – Дважды за двадцать минут.
Я пропустил крученую подачу и побежал вслед за весело подпрыгивавшим шариком.
– Круто, – восхитился я на бегу.
– Да.
Рик снова приготовился подавать, и я хищно пригнулся, чувствуя себя грозным, как тигр, и глядя на точку стола, от которой непременно (как мне казалось) должен был отскочить шарик. Однако Рик опустил ракетку, помял подбородок и возвел глаза к потолку. Я едва сдерживал возмущение.
– Это было некоторое время назад. Я даже пластинку помню, «Let It Be»… – Он наморщил лоб, скрестил руки на груди и говорил уже сам с собой, напрочь забыв про меня. – На чьей же это было квартире? Мне всегда казалось, что это та, на Аргилл-стрит, однако…
– Подавай! – заорал я.
Рик вздрогнул, возвращаясь к реальности, а затем пригнулся, отмахнул руку с ракеткой и недоуменно уставился на круглый пластиковый предмет, неведомо как оказавшийся в его левой ладони.
– Извини, пожалуйста, – сказал он. – Мне что, подавать?
– Да! – рявкнул я. Рик подал.
– А-а-а! – завопил я, отбивая шарик.
– Да, Дэн, эту девочку нужно было видеть. Такое тело… Ты не поверишь, когда она лежала на спине, ее груди ни на вот столько не меняли формы. Я понимаю, когда силикон, но эта-то, она же была на все сто процентов настоящая, это я точно знаю. После первого раза мы считай что без остановки занялись этим делом снова, как только сил-то хватило… ну, в общем, лежим мы потом, отдышаться не можем, пот в три ручья, а тут пластинка и кончается, проигрыватель щелкает, я встаю, капаю на пол веем, чем только можно, переворачиваю пластинку, затем возвращаюсь к кровати…
– Переворачиваю девочку, – захохотал я, и очень кстати, потому что Тамбер тоже захохотал, обозвал меня жопой и промазал по шарику; подача перешла ко мне, но очень ненадолго. Буквально через минуту Рик снова подавал и снова предавался воспоминаниям.
– И тогда я подумал, что дважды за двадцать минут это же здорово, ты, думаю, Рики, настоящий сексуальный титан.
– Хорошо, что не «Титаник», – сказал я, но эта шутка не показалась Рику смешной, да и мне, честно говоря, тоже.
– И вот я начал, – продолжал он, – использовать пластинки на манер таймера или песочных часов, для контроля времени. Первый раз случайно, а потом уже нарочно, чтобы подгонять себя, класс поддерживать.
– Угу, – сказал я и пошел за шариком.
– Вот так оно и было, – сказал Тамбер, подавая, – пока я не сошелся с Джуди – ты помнишь Джуди? Это когда я влюбился.
– Помню, такое не забывается. Какое-то время ты очень походил на человека, это было дико и непривычно.
– Благодарствую. Так вот, с Джуди мне сразу стало казаться, что это вроде как нехорошо, и я почти сразу бросил, и даже потом, когда мы с ней разбежались, я все равно не вернулся к этим играм, вроде как о них позабыл. А пару месяцев назад я порол двух роскошных черных телок и поставил для фона «Brothers In Arms», ну, отжарил я одну, потом другую, а тут как раз и пластинка кончилась, и я сообразил, что повторил свой тогдашний результат, дважды за одну сторону, и я вконец удолбался, хоть на веревку сушиться вешай, а тут такая радость, я прямо раздулся от гордости, а потом вдруг сообразил…
– Что? – Пропущенный мною шарик стукнулся о коробку румынского джема и куда-то покатился; я кинул ракетку на стол и пошел его подбирать.
– Что это не винил, а долбаный компакт-диск,[61] – вздохнул Тамбер. – Я потратил на два захода пятьдесят долбаных минут и удолбался во сто раз сильнее. Облом, чистый облом. – Он горестно покачал головой.
– Мое сердце обливается кровью, – сказал я. – Мой пузырь обливается мочой. Мой желудок обливается желудочным соком. А и вообще, что ты делал в постели с двумя этими бабами?
– А что, ты думаешь, я делал?
– Спрашивал их, как им это понравилось?
– Ошибаесси. В действительности у них дуэт. Я думаю подписать с ними контракт.
– Вот уж не знал, что ты формализовал свои связи до такой степени, – сказал я и самым взаправдашним образом выиграл очко. Тамбер поймал шарик и перебросил его мне.
– Стиль моих связей сильно изменился. С возрастом я стал значительно осторожнее. – Он выпрямился, опустил ракетку и упер руки в бока. – Знал бы ты, какое они паскудство, эти хреномантии.
– Знаю, – кивнул я, примериваясь, куда бы лучше подать.
– Да бог с ним. – Тамбер пригнулся и почти мгновенно отыграл подачу. – Смех, да и только; я использовал доходы от акций «Телекома» на покупку «Лондон интернешнл».