Впереди разворачивался огромный жемчужно-фиолетовый горный хребет, похожий на бесконечный ряд библиотечных полок. Туча галдящих птиц кувыркалась и плясала, направляясь к этому взгорью. За ними клубами вился автомобильный выхлоп.

Сентябрь хотела прыгать от радости на этой дороге и кричать в сияющие небеса. Она могла бы сделать сальто, настоящее сальто, по всем правилам. Она желала ликовать и возносить к облакам всяческий вздор, она была готова поцеловать любого, кто окажется рядом, только никого не оказалось, ну и ладно. Ничего из перечисленного она не сделала. Вместо этого она прижала руки ко рту и задрожала всем телом, как собака, виляющая хвостом. Лицо ее покраснело от натуги – так трудно было удерживать внутри весь шум и тарарам, учинить который рвалось ее тело. В этот момент громче всего говорила голова, и голова эта хотела оставаться холодной и собранной, как Ветер. Быть проницательной и предусмотрительной, как надлежит Ветру. Когда ты выставляешь напоказ все, что внутри, люди смотрят на тебя косо. Никто никогда не говорил ей, что ликовать, плясать от радости и нести чушь – это по-детски, но она каким-то образом чувствовала, что так оно и есть.

Должна ли я ей об этом сказать? Следует ли мне быть добрым и понимающим рассказчиком и отвести нашу девочку в сторонку? Стоит ли прикоснуться к ее новому пылкому сердцу и напомнить, что она больше не принадлежит к вовсе бессердечному племени детей и даже не является более владельцем дикого юного сердца тринадцатилетних девочек и мальчиков? О Сентябрь! Сердца, запертые в наших грудных клетках, – фантастическая куча нежных и страшных чудес, но они, эти сердца, нуждаются в дрессировке. Беатрис мог бы тебе об этом порассказать. Сердце может научиться множеству трюков, и каким оно станет зверем, во многом зависит от того, знает оно команды «сидеть» или «лежать», подает голос или лапу, кувыркается или поднимает тревогу, охраняет или нападает, ищет или сторожит. Но самый главный трюк, которому всякий рад выучиться в ту самую секунду, как только заполучит сердце, – это притвориться бессердечным. Это первейшая опасность для наделенных сердцем. Следует ли мне предупредить ее о том, о чем ни вас, ни меня не предупреждали?

Вряд ли вы подумаете, что я на такое способна. Вы ведь меня уже знаете.

Так что Сентябрь постаралась натянуть на лицо выражение благородного, очень гордого собой, серьезного взрослого, поскольку считала, что именно этому трюку ей следует научиться в первую очередь. Однако не так просто охватить сразу пару глаз, нос и рот, поэтому ей удалось разве что справиться с нескрываемой, прыгучей, искрометной радостью – но все же на этот раз радость была молчаливой. Она звенела внутри, но наружу не выплескивалась. Вернуться в Волшебную Страну! Очутиться в мире волнующей до трепета магии. Оказаться в краю, где не надо лгать о том, чего больше всего хочешь, – потому что все это уже здесь, все это можно трогать, и говорить с ним, и бороться с ним, и ездить на нем верхом. Однако оценить сдержанность Сентябрь было некому.

И кстати, что это за место? Оно выглядело страшно знакомым, но Сентябрь была почти уверена, что никогда ей раньше не приходилось бежать по пергаментной дороге или задирать голову к вершинам башен из свитков. А ей действительно приходилось бежать, чтобы не отстать от ту́пиков, Синего Ветра и бедной машинки мистера Альберта, которая и не чаяла, что ей будут так досаждать! Банка с монетами гремела, и ее звон разносился в каньонах колоннад. Постойте, но ведь раньше она уже слышала этот свист ветра! И ей знаком этот сухой сладкий запах, что доносит сюда бриз!

К счастью, ту́пики, перепрыгнув через Линию, больше, похоже, никуда не спешили. Их глянцевая масса рассыпалась, за исключением тех, кто поддерживал украденный автомобиль на своих спинах, покрытых ледяными панцирями. Некоторые взмыли вперед и вверх, к солнцу, похожие на ядра с оранжевыми клювами. Маленькие пичужки выстреливали как пули, отлитые из жемчуга и чернил, и приземлялись на чем угодно, что попадется в этом пустынном месте. Когда Сентябрь перевалила через горку на бумажной дороге, она обнаружила небольшой птичий базар, раскинутый посреди колонн, со стаями галдящих птиц, оккупировавших все крыши и печные трубы на них.

Ровная дорога вела прямо в деревню, которая прижималась задворками к подножью гор. Пики гор, подпирающие деревню сзади, возносили на немыслимую высоту ажурное сплетение текста и рисунков из старых-престарых чернил, исчезающих в вышине. В сторону от главной дороги, к центру деревни вел полосчатый настил. Каждая полоска была образована перегибом длинной плотной тяжелой карты, подвешенной так, как они обычно висят в библиотеках – перекинутые через крепкую перекладину, чтобы не мялись и не морщились. На всех до единого сгибах виднелась синь незнакомых океанов. Сентябрь притормозила перед ведущим к мощеной дорожке пандусом в виде огромного, размером с лодку, атласа, открытого на титульном развороте, где значилось:

ГОРОД МЕРКАТОР.

ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ 1203 ГОДА.

РЕДАКТОР: КОРОЛЬ ХРУСТИКРАБ ПЕРВЫЙ.

ВЕРСТКА И ОФОРМЛЕНИЕ: КАДАСТР ОКТОТОРП, ЭСКВАЙР.

ВСЕ ИМЕНА, СОБЫТИЯ, ПРЕСТУПЛЕНИЯ И ПРЕСТУПНИКИ, МАГИЯ, БЕСПОРЯДКИ И УГРОЗА ТЕЛЕСНЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ ИСПОЛЬЗОВАНЫ С СООТВЕТСТВУЮЩЕГО ДОЗВОЛЕНИЯ.

ПОСЕТИТЕЛЯМ С СОМНИТЕЛЬНОЙ РЕПУТАЦИЕЙ ОБРАЩАТЬСЯ НА ПУТЕВУЮ СТАНЦИЮ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО.

ВСЕМ ОСТАЛЬНЫМ ДЕРЖАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ.

– Ну, я не думаю, что у меня сомнительная репутация, – предположила Сентябрь, переводя дыхание. Дальнейшие самооправдания прервал дикий, заливистый смех. Сентябрь вздрогнула – прямо над ней, на краешке длинного кривого дымохода примостилась Синий Ветер, хохоча и тыча в нее пальцем.

– Ах ты кислая моя черничка, ты просто прелесть, когда сама не понимаешь, что несешь.

Синий Ветер спикировала с трубы не хуже летучей мыши. На кратчайший миг она раскинула руки, в пируэте приземлилась рядом с Сентябрь и всплеснула синими ладонями.

– Даже если забыть, что ты низложила – спасибо, что со свету не сжила! – не один, а целых два режима и дестабилизировала целый ряд территорий, названия которых ты даже произнести правильно не сможешь, не говоря уже о том, чтобы сметать для них наживо парочку конституционных монархий; если бы даже ты была поосторожнее и не разбрасывала повсюду свои игрушки, когда убегала домой, я бы все равно ждала от тебя неприятностей. – Синий Ветер скривила блестящие пурпурные губы в озорной усмешке. – Автостопщица!

– Я никому не навязывалась!

– Ой, да перестань ты! Без меня ты бы в жизни сюда не пролезла. Когда ты вообще попадала в Волшебную Страну в одиночку? Да никогда, потому что ты не можешь, потому что ты – человеческого рода, а люди все такие скучные, совсем как ты. – Она скрестила на груди руки в парчовых перчатках, весьма довольная собственной логикой.

Сентябрь вздрогнула, будто от пощечины. Внезапно она вспомнила, что братья и сестры не очень-то жаловали Синий Ветер. Зеленый Ветер сам говорил ей об этом.

– Ты меня просто дразнишь. Ветер никогда бы не стал обзываться такими словами. Ветры… не то чтобы добрые, но по крайней мере не такие жестокие!

Синий Ветер изогнула аквамариновую бровь.

– Ты что, никогда не встречалась с жестоким ветром? Какая же легкая, пляжная и банановая была у тебя жизнь. Я никогда не дразнюсь, мадам! Я втираюсь, заманиваю, топаю, выхожу из себя и, конечно же, замораживаю – я же самый Холодный и Суровый из всех Вихрей! Я – ужас мира! Но я никогда не дразнюсь. Ты можешь нажить куда больше неприятностей, принимая всерьез тех, кого встретишь, спрашивая лишь о том, что они делают, и делая только то, о чем тебя просят. – Синие глаза ее сверкали. Один из ту́пиков заложил круг и приземлился ей на плечо. Сжимая крылом заиндевевший бердыш, он принялся маршировать по плечу туда и обратно дерганым строевым шагом.

Сентябрь взорвалась:

– Ты обязана была прийти и забрать меня! Ты должна была привезти меня в Волшебную Страну еще весной! Не ты, так кто-то другой из ваших! Зеленый Ветер обещал! Обещал, что я буду возвращаться каждый год, а ты не появилась, а теперь огрызаешься, как старый пес. Ты вообще на Ветер не похожа, если разобраться! Где твоя большая кошка? Тебе наверняка нравится похищать людей, точно так же как ты похищаешь все остальное!