– Не волнуйтесь вы, мистер Тальбот. Вам на пушечной палубе не место. Вы с Билли Роджерсом и мистером Олдмедоу на судне самые рослые. Вам бы лучше на верхнюю палубу, сэр, и пусть лягушатники вас увидят – всего такого окровавленного да с вытаращенными глазами. Нагнитесь-ка пониже. Потихоньку, сэр. Бурные аплодисменты, ребята, нашему вояке с кормы!

Я и не знал, что ярость может столь быстро пересилить тошноту и боль. Я ринулся вверх по трапу. Первым меня увидел, судя по голосу, Деверель.

– Какого черта? Эдмунд, старина! Вы – наш первый раненый!

– Проклятие, я слишком высок для орудийной палубы. А дамы где?

– Спустились вниз.

– И то хорошо, слава Богу. Деверель, дайте мне оружие, любое!

– Вам что, мало досталось? Лицо у вас – там, где не в крови – белое, словно у покойника.

– К тому и идет. Оружие, ради бога! Разделочный топорик, кувалду, что угодно! Я готов разрубить и проглотить первого же француза, который мне попадется!

Деверель громко расхохотался, но тут же спохватился. Он дрожал от возбуждения.

– Сказано истинным британцем! Пойдете со мной на абордаж?

– Как скажете!

– Мистер Саммерс, прошу вас, оружие моему новому рекруту!

Кто-то сунул ему в свободную руку саблю. Деверель подбросил ее, поймал за лезвие и протянул мне рукоятью вперед.

– Прошу, сэр. Орудие продвижения по службе для простого моряка. Приемами владеете?

Вместо ответа я исполнил саблей три приема и отсалютовал. Деверель отсалютовал в ответ.

– Неплохо. Только помните, Эдмунд, лучше колоть, а не рубить. Присоединяйтесь к нашей горсточке счастливцев!

Я последовал за ним на полуют, где в сумерках сидел на походном табурете мистер Брокльбанк, держа на коленях закрытую папку. Голову он опустил на грудь, или, точнее сказать, на верхнюю часть живота. Шляпа сползла ему на глаза. На шканцах капитан тихо и яростно выговаривал Саммерсу:

– И это, мистер Саммерс, молчание, которого я требовал? Разве я отдаю команды во весь голос? Я распорядился, чтобы была тишина, а в ответ – галдеж, взрывы хохота, громогласные приказы, разговоры… У нас корабль, сэр, или плавучий бедлам?!

– Прошу извинить, сэр.

«Ворчун-драчун» слегка утих:

– Ладно, возвращайтесь к своим обязанностям.

Саммерс надел шляпу и отвернулся. Капитан Андерсон подошел к перилам и заглянул в освещенный нактоуз.

– Мистер Саммерс, нас развернуло на полрумба к северу.

Саммерс подбежал к поручням и крикнул в лодку, болтавшуюся за кормой:

– Вильямс, развернуть корму на полрумба вправо!

У меня слезились глаза. Я все еще пребывал в оцепенении; чертовски болела голова. Ярость лишила меня моего, смею сказать, обычного благоразумия – теперь я ничего не желал столь сильно, как получить возможность выместить на ком-нибудь мои страдания! На шканцах было полно народу. Солдаты Олдмедоу опустились на колена у поручней левого борта с мушкетами наготове. На шкафуте выстроились люди с копьями, дабы пронзить любого глупца, который окажется достаточно тупоумным, чтобы полезть на нашу сетку. Левый борт корабля был полностью готов к обороне.

Мне пришла забавная мысль, что неизвестный корабль, неминуемо приближающийся к нам, быть может, окажется с правого, совершенно беззащитного борта, и капитану Андерсону, коль он пожелает продемонстрировать попытку оборониться, придется палить из пушек в пустоту.

Деверель говорил, или скорее, поскольку капитан стоял неподалеку, шептал мне в ухо:

– Теперь, дружище, держитесь ко мне поближе. Придется вам сразиться. Подождите, пока выстрелят солдаты, а то получите порцию свинца. И не забудьте про башмаки.

– Башмаки?

– Врежьте ногой кому-нибудь по причинному месту – тоже неплохо. Да поберегите собственное. Клинок держите пониже. Так или иначе, за несколько секунд все и кончится. Никто обычно долго не сопротивляется – разве только в книгах да бюллетенях.

– Вот черт.

– Если переживете первые несколько минут, станете героем.

– Вот черт.

Он отворотился от меня и шепотом заговорил в толпу солдат:

– Все готовы?

В ответ раздался неясный рокот, а вместе с ним до меня донеслась струя столь густого аромата, что едва не заставила меня упасть. Это был дух рома, и я сделал себе заметку – посещать опасные места исключительно с охотничьей фляжкой, доверху налитой ромом. Я был трезв, слишком трезв для предстоящей эскапады, а оцепенение, вызванное болеутоляющим зельем, уже проходило.

– Джек, что, по-вашему, произойдет?

Он выдохнул мне в ухо:

– Победим или умрем!

Я услышал, как Саммерс доложил капитану:

– Все готово, сэр.

– Очень хорошо, мистер Саммерс.

– Не следует ли сказать людям, которые уже заняли места для обороны, какие-нибудь слова ободрения?

– К чему, мистер Саммерс? Ведь у них есть ром.

– Я вспомнил, сэр, о Трафальгарской битве.

– Хорошо, мистер Саммерс, если считаете нужным, напомните всем исторический сигнал[56].

– Отлично, сэр.

– И еще, мистер Саммерс…

– Слушаю?

– Напомните им также, что военная ситуация такова, что у нас, вероятно, последняя возможность получить призовые деньги[57].

Мистер Саммерс отдал честь.

На солдат и матросов на шканцах его слова явно произвели впечатление; Чарльз спустился по трапу и скрылся во мраке. Я услышал какие-то звуки; такой же смутный рокот донесся со шкафута и покатился дальше, на полубак. Героизм и ром! Мысль о таком сочетании немного успокоила сумасшедшее возбуждение и заставила яснее осознать, в какой нелепой ситуации я оказался. Деверель – вот кто настоящий беззаботный храбрец, как раз для подобных предприятий. Кроме того, лейтенантом движет тот несомненный факт, что доблестное деяние поможет ему выбраться из опалы. Капитан Андерсон не настолько упрям, чтобы дать ход процессу и осуждению молодого офицера, который проявил в бою отчаянную храбрость. А что же получу я? Я только потеряю все, что имею!

И тут все мысли разом вылетели у меня из головы. В этот миг из ночной тьмы и тумана раздались звуки – какой-то шорох и усиливающийся треск, – за которыми немедля последовало несколько глухих ударов.

Деверель шепнул мне в ухо:

– Они выкатили пушки.

Снова тишина и, разумеется, слабый плеск, шепот, журчание, как будто неподалеку в воде движется тяжелый предмет; два предмета, два корабля – наш и чужой. В голосе Девереля звучала свирепость хищника, почуявшего приближение жертвы!

А я… Я понимал только, что оттуда, из темноты, на меня нацелены круглые жерла пушек. Не было сил дышать. Меня ослепила яркая вспышка, но на этот раз не в голове, а снаружи, в ночи; за вспышкой последовал, нет, буквально обволок ее, ужасный грохот пушки – дикий рев, но мгновенный, как укол иглой. Он не походил на салют, который делается в мирное время. Небо возвратило его медным отголоском, отчего я подскочил и задрожал в волнении. Сабля выпала из рук и, должно быть, громко стукнула, но из-за биения крови в ушах я ничего не слышал. Я нашарил рукоять, однако правая рука моя окоченела и не могла ни обхватить, ни подцепить оружие. Пришлось поднимать клинок обеими руками.

Капитан Андерсон заговорил, обращаясь в небо:

– Эй, наверху!

Откуда-то с вант ответил юный мистер Тейлор:

– Все готово, сэр. Они промахнулись.

– Это был сигнал, недоумок!

– Сигнальный выстрел, – пробормотал Деверель, – как раз в духе лягушатников: пальнуть, чтобы мы себя обнаружили. Ребята, еще есть надежда на драчку! Вот они!

Перед моими глазами меркли зеленые остатки вспышки. Я уставился туда, куда указывал клинком Деверель: точно горы, встающие из тумана или… Нет, я не в силах подобрать сравнение. Темная масса огромного судна появилась словно то, чего ждешь с неуверенностью и что приближается постепенно и вдруг сразу возникает рядом, на виду. Корабль был развернут к нам бортом. Боже милостивый, я только и смог, что задрожать коленями. Судно оказалось того же ранга, что «Ориент»[58] – сто двадцать пушек!