Однако я знала — пусть даже никто мне об этом не говорил, — что Макс не принадлежит к моему классу. Или, скорее, я не принадлежу к его. Я была уверена, что его класс выше.

Однако выдавал Макса не диалект, поскольку, хотя это казалось невозможным, я никогда прежде не слышала его язык.

Впрочем, это было неважно — закон есть закон. В реальности, в мире за пределами моих детских фантазий, нам можно было общаться, но только в рамках самых поверхностных или подчиненных отношений.

Однако имелись в нем и такие черты, которые нравились мне гораздо меньше. Его окутывала аура самоуверенности.

Это его качество, гордость подобного рода, напоминало о детишках из Академии, а высокомерие я терпела с трудом.

Впрочем, мысли о Максе отошли на второй план, когда моя жизнь — школа и работа — вернулась в привычную колею. За повседневными делами проблемы страны и война, которую мы вели, забывались быстрее.

И так же быстро забывалась война, что разыгрывалась во мне самой.

Бруклин и Арон ждали меня на площади. Протягивая Арону сумку, я мысленно улыбалась. Жизнь постепенно возвращалась в норму.

По пути Арон толкнул меня локтем, настороженно хмурясь.

— Это кто? — спросил он неожиданно тихим голосом.

Я взглянула на него с недоумением.

— Не смотри, — пробормотала Бруклин, беря меня под руку и склонившись, чтобы говорить тихо, как Арон. — Вон там, — кивнула она. — Тобой интересуется какой-то красавчик, никак не может отвести глаз.

Арон рассердился и перешел на паршон, тем самым сузив круг людей, которые могли бы нас подслушать.

— Это не смешно, Брук. Он идет за нами с тех самых пор, как мы ушли с площади, причем следит только за Чарли. Может, мне ему сказать, чтобы отвалил? — Несмотря на эти слова, он продолжал идти к школе, что делало его угрозу всего лишь бравадой.

Я бросила взгляд на мостовую, заполненную множеством людей.

Лица сливались и смешивались, и найти того, о ком они говорили, было невозможно. Я искала, всматривалась, пытаясь обнаружить тех, кто смотрел в моем направлении, но таковых не было. Каждый шел, погруженный в собственные мысли, глядя под ноги, разговаривая со своими спутниками или любуясь товарами в витринах магазинчиков. Никто из них на меня не смотрел.

И только я начала отворачиваться, подумав, что Арона подвело его излишне активное воображение, как в поле моего зрения попал человек, которого они имели в виду.

Это был Ксандр.

Его лицо появилось всего на миг, и я едва его не пропустила. Но краткого взгляда оказалось достаточно. Я приподнялась на цыпочки, стараясь получше его разглядеть, однако он уже исчез.

Я подумала, не перейти ли мне улицу вслед за ним, чтобы спросить, почему он так внезапно пропал в клубе… и неизвестно ли ему что-нибудь о Максе? Но это были всего лишь мысли: я знала, что никуда не пойду. Если б он хотел со мной поговорить, то не стал бы прятаться, когда я его заметила.

Я заговорила на англезе, надеясь, что Брук и Арон не услышат в моем голосе разочарования.

— Ну, кто бы это ни был, он ушел.

Бруклин взяла меня под руку.

— Давай, Чак, — сказала она, выдумав мне очередное прозвище. — Нам пора, или мы опоздаем.

Несмотря на свои решительные заявления, Арон ушел вперед без нас, и нам пришлось его догонять.

Нет, это не мог быть Ксандр, решила я, постаравшись убедить себя, что видела только то, что хотела видеть, и он был прихотью моего воображения. Что здесь делать Ксандру? Почему именно сейчас?

Он не походил на человека, который интересуется рынками.

— Слушай, Брук, — сказала я, когда мы, наконец, догнали Арона. — Не называй меня Чак.

Прозвенел последний звонок, и я стояла под большим тенистым деревом у школы, ожидая Бруклин и Арона. Над головой изгибались узловатые ветви, бросая черную тень на мою светлую кожу и защищая от ослепительного солнца.

Голос, прервавший мои размышления, стал нежным шелком для ушей и наждачной бумагой для нервов.

— Надеюсь, ты ждешь меня, — произнес Макс.

От неожиданности я подпрыгнула и отпрянула к стволу дерева: он был последним человеком, которого я ожидала увидеть около школы.

— Что ты тут делаешь? — спросила я, повернувшись, и тут же замолчала.

— Почему ты меня всегда об этом спрашиваешь? — В его голосе скрывалась насмешка, оставаясь в глубине и никогда не поднимаясь на поверхность. Кроме меня, ее никто бы не заметил. В конце концов, голоса — мой конек. — Что? В чем дело?

— Ты служишь в армии? — Я кивнула на его одежду, не в силах отвести взгляд. Он был одет в темно-зеленую военную форму, чьи золотые пуговицы блестели даже в тени дерева.

Его улыбка исчезла.

— Да, я служу в армии. Это лучший способ семейного протеста, какой пришел мне в голову.

Я нервничала, однако была заинтригована ответом и посмотрела в его темно-серые глаза.

— Твоя семья не хотела, чтобы ты служил?

— Нет, они совершенно точно этого не хотели.

Я взвесила новую информацию, соотнесла ее с языком, который прежде никогда не слышала, и вновь подумала, кто же он такой и откуда взялся.

А потом нахмурилась, вспомнив, как он отреагировал на аплодисменты, раздавшиеся на площади у виселиц.

— Если ты в армии, как объяснишь то утро в ресторане моих родителей? Ты аж подскочил, когда толпа завопила.

Его ответ стал для меня неожиданностью. Он усмехнулся:

— Думаешь, армия сделала меня бездушным?

— Нет, но я… — А что я? Я удивлялась, что кто-то в армии не поддерживает решение королевы вешать и обезглавливать нарушителей закона? Разве он не мог иметь собственного мнения, собственных чувств?

Я огляделась, волнуясь, что кто-то мог подслушать наше обсуждение королевской политики. Не стоило говорить об этом на людях, прикрываясь только низкими ветвями дерева. Однако увидела я нечто гораздо более поразительное. На другой стороне улицы стояли двое мужчин, напугавших меня своим странным языком, — гиганты, возвышавшиеся над обычными городскими жителями.

Мое сердце забилось чаще.

— Зачем они здесь? — обвиняюще спросила я, кивнув в их сторону.

— Все нормально. — Его темные глаза пристально меня разглядывали. — Я попросил их подождать. Не бойся.

Я выпрямила плечи.

— Чего мне бояться? — Однако вопрос был абсурдным. Даже оставаясь на другой стороне оживленной улицы, они меня пугали.

— Не волнуйся на их счет, они совершенно безопасны. Правда, — ответил он и протянул мне руку.

Я наблюдала, как она движется к моему кулаку, обхватившему ремешок висевшей на плече сумки с учебниками, как его пальцы легко поглаживают мои. Наверное, я должна была отойти назад — если понадобится, пройти сквозь дерево, — и соблюсти между нами правильное расстояние, но почему-то не могла сдвинуться с места.

— Я надеялся проводить тебя домой. И пожалуйста, не говори на этот раз «нет», — сказал он тихо.

Я хотела сказать «нет» — должна была, поскольку это казалось разумным, — но неожиданно для себя ответила:

— Я… я даже не знаю, кто ты такой.

И постаралась не обращать внимания на свое стремление приблизиться к нему, а не отойти подальше.

Теперь его улыбка была открытой, словно он одержал маленькую победу.

— Ты знаешь больше, чем я знаю о тебе. По-моему, ты даже не сказала, как тебя зовут.

Я поперхнулась, и когда, наконец, ко мне вернулся голос, он оказался не громче шепота.

— Чарли Харт, — ответила я. Представляться ему было странно.

— Чарли? Это как Шарлотта?

Он вновь протянул руку, и на этот раз я вложила в его ладонь свою и пожала. Это не было настоящим рукопожатием — скорее, он просто взял меня за руку. Но я его не остановила.

Я покачала головой, почти утратив дар речи.

— Как Чарлина, — наконец, ответила я.

А потом его большой палец легко, почти неощутимо провел по моей ладони.

Однако я заметила это движение. Не заметить его было невозможно.