Этот невзрачный телефон устраивал Мэтта, чье прошлое сделало его равнодушным к радостям потребителя. Что ж. Это прошлое сделало его равнодушным к большинству радостей, предлагаемых жизненным укладом конца двадцатого века.

Неважно, красивые или уродливые, телефоны были его друзьями… почти продолжением его нервных окончаний, искусственными конечностями, которые он использовал для общения с миром. Никаких наушников он не признавал, только голая трубка, прижатая к уху, трубка, чья бежевая пластмасса вдруг напомнила ему слуховой аппарат сестры Мари Моники.

Неудивительно, что у него вспотели ладони — Мэтт не ждал ничьего звонка, он сам намеревался совершить звонок. Он собирался с духом, чтобы соврать, и это было нелегко для человека его воспитания и убеждений.

Хуже того — он был намерен позвонить в офис епархии и соврать.

Ложь. Одна ложь всегда порождает другую, как библейские патриархи — основатели родов бесконечных потомков.

Мэтт поправил чистый блокнот на своей маленькой прикроватной тумбочке. Ему нравились пустые страницы: бумага слегка зеленоватого оттенка, чтобы глаза меньше уставали, тонкие голубые линии, призванные сделать его записи ровными и аккуратными — в отличие от его намерений.

Он взял тонкий фломастер, выбранный ради гладкости скольжения по бумаге, которой трудно достичь при помощи шариковой ручки. Ему ведь придется зажимать трубку между ухом и плечом, пока будет записывать, придерживая блокнот свободной рукой. Может, все-таки надо было купить наушник?.. Да уж, Девайн! Похоже, ты планируешь делать подобные звонки снова и снова. Поставить ложь на поток, не правда ли?..

Мэтт склонился над толстенным телефонным справочником Лас-Вегаса, разложенном на полу, прищурился на раскрытую страницу и стал аккуратно набирать номер, сверяясь с напечатанным. Его глаза бегали от крохотных циферок в справочнике к огромным на телефоне.

— Епархия Рено, Лас-Вегас, — отозвался четкий женский голос.

— Здравствуйте, — сказал Мэтт. Его собственный голос звучал на удивление спокойно. Черный фломастер лежал поперек страницы блокнота, как миниатюрная шпага, ожидающая начала поединка. Правая рука Мэтта сжалась в кулак, комкая страницу. — Не могли бы вы переадресовать мой звонок тому, кто может мне помочь? Я… прихожанин церкви Девы Марии Гваделупской…

— О, конечно, — голос в трубке смягчился. Теперь, когда Мэтт обозначил себя как одного из верующих, этот голос больше не был хрустящим, как свежее яблоко, а сделался мягким, точно яблочный джем.

— Мы собираемся устроить чествование отца Фернандеса, — промямлил Мэтт, но его неуверенность вполне могла сойти за смущение перед официальным лицом.

— Понимаю. В честь успешного завершения последней компании по открытию фонда, да? Очень мило с вашей стороны.

— Совершенно верно.

Очень мило с моей стороны, да. И так легко, оказывается, заставить людей поверить в хорошие намерения.

— Я отвечаю за развлекательную программу. Мы делаем шоу «Вся ваша жизнь», это будет сюрприз для отца Фернандеса…

— Замечательная идея! Чем я могу вам помочь?

— Мы хотели бы пригласить нескольких неожиданных гостей — людей, которых он не видел много лет, из его прошлых приходов.

— О, он будет счастлив! И вам нужны адреса его прежних мест службы? С какого примерно времени?

— Я думаю, с семинарии. Или даже… знаете, было бы великолепно, если бы вы начали прямо со школы. Ну, вы понимаете. Вся его жизнь.

В трубке воцарилось молчание. Ничто так не заставляет сжиматься сердце, как долгая пауза на том конце провода, когда вы знаете, что там кто-то есть. Может, он зашел слишком далеко? Может, сдать назад и сказать, что сойдут и бывшие прихожане?..

— Это может занять некоторое время, — голос в трубке, наконец, прорезался, но в нем звучало неприкрытое сомнение.

— Мы будем благодарны за любую помощь! — воскликнул Мэтт поспешно, с неуместной горячностью, о которой немедленно пожалел.

— Да я-то могу, конечно, найти для вас полную информацию, но вы уверены, что вам по карману пригласить гостей из разных дальних мест? У меня нет под рукой личного дела отца Фернандеса, но, по-моему, он служил в разных концах страны.

«Это тем более подозрительно», — подумал Мэтт.

— Мы собрали деньги… специальный фонд, чтобы оплатить прилет г-гостей… из прошлого, — пояснил он, слегка запинаясь от энтузиазма — или от ужаса. — Так что мы с этим справимся.

Ты в этом действительно уверен?..

— Какие вы молодцы. Разумеется, я подберу все данные. Могу выслать вам адреса по почте…

— Нет-нет! Никакой почты. Мы не хотим испортить отцу Фернандесу сюрприз. Это только между нами.

— Тогда я позвоню вам, как только посмотрю личное дело, мистер…

— Питерс, — сказал Мэтт, криво усмехнувшись уголком губ.

Почему он не подобрал более правдоподобное имя, прежде чем взять трубку? Ладно, в следующий раз. Он понимал, какое фанданго станцевало его подсознание с этим именем: Питерс, как Питер Бернс, приходской Иуда, Питерс, как Симон Петр, трижды отрекшийся от Христа в Гефсиманском саду. Питерс-предатель. Питерс-перевертыш.

— Нет, не нужно сюда звонить. Я в офисе, — добавил он извиняющимся тоном. — Мне не разрешается использовать телефон в личных целях. Но я сам могу позвонить вам через некоторое время.

— Хорошо. Дайте мне пятнадцать минут.

— А кого я должен спросить?..

— О, я всегда беру трубку, мистер Питерс. Маделайн Маккаферти.

— Спасибо, мисс Маккаферти, — она не поправила «мисс» на «миссис», значит, представление, которое у него сложилось, оказалось верным: старая дева, полностью погруженная в церковные дела. — И, как бы сказать… я был бы вам очень благодарен, если бы вы никому не говорили о моем звонке. Вы же знаете, как быстро слухи разносятся по приходу.

— Разумеется, знаю, и, разумеется, я буду хранить молчание. Ни за что не хотела бы как-то испортить радостный день отцу Фернандесу. Он такой прекрасный человек!

Эта фраза еще звучала в голове Мэтта, когда он повесил трубку. «Прекрасный человек». Нет, не этими словами Мэтт Девайн описал бы обидчивого и гордого пастора. Но верные католики имеют склонность увенчивать своих священнослужителей прижизненными нимбами. Неудивительно, что они так редко замечают облетевшую позолоту.

Современные телефоны больше не звонят. Они вопят.

Темпл ненавидела просыпаться от этого пронзительного механического трезвона. Она взглянула на часы на тумбочке у кровати, придвинутые достаточно близко и имевшие достаточно крупные светящиеся цифры, чтобы можно было разглядеть без очков.

Восемь тридцать! В субботу утром! Что этот звонящий себе думает? Что у нее нет никакой личной жизни, свиданий в пятницу вечером, бурных ночных вечеринок?.. Вообще-то, все вышесказанное было постыдной правдой, но это не давало анонимному нахалу права напоминать ей об этом.

Да это вообще кто-то ошибся номером, скорее всего.

Стоит ли тянуться к трубке, если, по всей вероятности, она услышит в ней только гудки?

Однако, тот, у кого телефонные звонки составляют большую часть работы, обязан всегда брать трубку. Темпл была уверена, что этот девиз должен быть включен в какой-нибудь толстый том афоризмов, вроде собрания сочинений Халиля Джебрана[29].

Она дотянулась до красной пластиковой трубки в форме туфельки на шпильке, поднесла к уху каблук и чирикнула: «Алло!». Жаль, что Агент-99 не пользовался этой сверхсовременной моделью телефона в своем старом шпионском шоу «Напряги извилины».

— Темпл?

Низкий мужской голос, прозвучавший в трубке, заставил ее подумать, что телефон сломался. Кого она знала с таким предназначенным для спальни голосом, кроме Макса Кинселлы? Волосы на руках Темпл встали дыбом, по коже пробежал мороз, необъяснимый с точки зрения температуры в комнате. Хуже того — вообще необъяснимый. Она поспешно села в постели.