О коммерческих сделках, дивидендах руководителей ФАПСИ, их банковских счетах, роскошных квартирах и виллах за рубежом Хиня честно рассказал читателям лишь после того, как Александр Старовойтов перестал быть гендиректором секретного ведомства, а его заместитель по финансово-экономической части генерал-майор Монастырецкий давно «сплетал лапти» в камере Матросской Тишины.
Кстати, Хиня, ставший джокером в раскладах заместителя генпрокурора Колесникова, должен был знать, что бывший глава ФАПСИ удостоен звания Героя России отнюдь не за «руководство коллективом разработчиков государственной автоматизированной системы выборов», как о том гласил текст закрытого указа президента Путина. Система ГАС «Выборы» не требовала от разработчиков героизма, сопряженного с риском для жизни. Риск и мужество в его преодолении были проявлены в деле, о котором очень нескоро можно будет рассказать. Даже и сегодня следует ограничиться ссылкой на то, что ликвидация центра электронной разведки в кубинском Лурдесе не лишила Россию возможности плотно контролировать до 70 процентов территории Соединенных Штатов. А текст наградного указа - всего лишь неуклюжее прикрытие того, что создано офицерами ФАПСИ в действительности.
Однако же и коммерция там процветала на уровне научной фантастики, в этом Хинштейн был прав. Там работали корифеи отечественной криптографии, сознающие реалии времени, когда какой-нибудь гениальный самоучка способен «вывести в астрал» оборонную или, скажем, финансовую систему супердержавы и нахально спросить при этом чужого президента: «Ты меня уважаешь?»
Агентство, созданное из трех главков бывшего КГБ, без лишней рекламы обеспечивало разработку сложнейших электронных средств защиты для всех российских потребителей, начиная с президента страны и кончая коммерческими структурами, предотвращало утечку сугубо секретной информации из коридоров государственной власти. Ну и, разумеется, занималось организацией внешней разведки с использованием уникальных радиоэлектронных средств, разработанных в стенах самого ФАПСИ, расположенного в Большом Кисельном переулке. Без молочных рек, увы.
За 25 лет существования ФАПСИ российские шифры не сумела разгадать ни одна разведка, а вот ФАПСИ «читало» всех. Или почти всех. Но, быть может, напрасно этому ведомству поручили еще и выдавать лицензии на право вещания по теле- и радиоканалам, а также контролировать сертификацию дикого рынка частных криптографических услуг, ибо на этом коммерческом поле и произрастают множественные соблазны и посягательства, не сопоставимые, правда, с навязчивым стремлением поманить отставленным премьерским пальчиком из Лондона: «Ну-ка ступай сюда, барышня Власть. Я покажу тебе переворот, сработанный еще рабами Рима...»
Касьянов вернулся из Лондона окрыленным, чем сильно насторожил Хиню, от которого требовалось продолжить серию «дачных» публикаций, раскрывавших типовую схему незаконного обретения недвижимости известными столичными мародерами. Дачи Касьянова в Троице-Лыково, Усово и Царском Селе, добытые им впрок по одной и той же схеме увода из государственной собственности в частную, не перевесили гарантий администрации Буша и лично Кондолизы Райс, уверившей бывшего премьера и будущего президента в полной его неприкосновенности, что бы там ни заявлял на этот счет заместитель генпрокурора Колесников. Тем не менее он ощущал себя Пизанской башней - не то стоит, не то падает.
Ни с кем из официальных лиц не встречался, пресс-конференций не устраивал, лишь его секретарь Татьяна Разбаш с монотонностью автоответчика повторяла, что в бытность свою премьером Михаил Михайлович не учреждал никаких коммерческих структур, не владел никакими акциями. Короче, не был, не участвовал, не привлекался. Не за что и сейчас.
В Генпрокуратуре азартно потирали руки, располагаясь ближайшими мыслями по поводу того, каким статусом наделить главного фигуранта «дачного дела», дабы, с одной стороны, изобличить клиента, а с другой - не вызвать вселенских стонов и стенаний в защиту попираемых в России демократических свобод, и со дня на день ожидали обещанного продолжения статьи «Аскет с видом на Кремль».
Статьи не было. Хиня все еще входил в тему, рассылал в Регистрационную палату официальные депутатские запросы относительно того, на чьи физические морды оформлены загородные дворцы Касьянова, Рушайло, Фридмана и прочих членов ельцинского воровского клана. То есть старательно выяснял давно уже выясненное Владимиром Колесниковым и полученное от него же.
Сам прокурор периодически названивал Хинштейну, чувствуя, что теряет драгоценное время, и буквально свирепел, когда в трубке слышалась знакомая мелодия «Не думай о секундах свысока, наступит время - сам поймешь мгновенно...», после чего некто, старающийся голосом имитировать Копеляна, уведомлял: «В вашем распоряжении одна минута».
Будь Владимир Ильич повнимательнее к московской прессе, понял бы причину внезапной заторможенности Хини, позволившей Касьянову беспрепятственно и вне всякого судебно-правового статуса вновь покинуть Москву. 1 августа 2005 года, когда экс-премьер, так и не допрошенный по уголовному делу, отбыл с семьей на княжеский отдых в Монако, одна из центральных газет, принадлежавших Березовскому, напомнила читателям историю другого уголовного дела, возбужденного в мае 1999 года по факту использования журналистом «МК» Александром Хинштейном заведомо подложных документов на имя старшего уполномоченного МУРа капитана милиции Александра Матвеева. Тогда обнаружился целый комплект иных удостоверений, подтверждавших мнимые полномочия их обладателя - от пресс-секретаря Московского таможенного комитета до консультанта аппарата Госдумы. Что и послужило основанием для задержания Хинштейна и последовавшего водворения в ИВС ОВД «Покровское-Стрешнево», откуда он был выпущен под подписку о невыезде. Не сразу. И не благодаря вмешательству влиятельных кураторов, а по причине истошного гвалта либералов: «Журналиста бросили в застенок! Попирают свободу слова! Узник совести за решеткой!..»
Уголовное дело закрыли только в феврале 2000 года, однако не в связи с отсутствием состава преступления, а в силу того, что деяние Хини утратило общественную опасность. Таило оно, таило в себе эту опасность, а потом вдруг утратило. Бывает.
А наброски очередной статьи про «аскета» Касьянова интонационно перекликались с былыми посланиями мудрого Сенеки, столь глубоко копнувшего полузабытую историю с разворовыванием кредита МВФ: «Ах, какая все это жестокая правда, дорогой патриций Михаил! Ты ничего не достигнешь, мечтая о троне правителя империи, и станешь никем, если не смиришься с этой правдой и не будешь из нее исходить, и никакой седовласый ярыжка по имени Генри не в силах отвратить грядущую катастрофу твоей судьбы. Даже если получит от тебя за вхождение в дело триста тысяч золотых сестерциев. Когда же научишься ты не ждать от чужой судьбы нового выигрыша, который неизбежно обернется проигрышем? Когда, если у тебя уже не осталось времени на раздумья о секундах свысока? Ведь не думаешь ты всерьез, что стоит тебе поманить барышню Власть, как она, переодетая пастушкой, кинется в твои объятия...»
Вхождение в опасную тему давалось трудно. Хиня мучился и потел. Владимир Ильич тихо злился. Никто пока не знал, что одна важная встреча у Касьянова состоялась. И даже была запечатлена безвестным фотографом. Судя по выразительной лысине на заднем плане, демаскировавшей Волошина, свидание с Михаилом Фридманом по кличке Кошкодав имело место в офисе РАО «ЕЭС России». Касьянов просил тезку об одном: ни при каких обстоятельствах не признавать на допросе в прокуратуре, что госдача «Сосновка-1» оказалась в собственности фирмы, учрежденной Касьяновым, когда он пребывал в ранге премьера. Кошкодав горячо заверил подельника, что не признает, и его адвокат будет тому свидетелем.
На следующий день Касьянов улетел в онако, не подозревая, что в это же время Фридман подробно излагает руководителю следственной группы Владиславу Смирнову, посредством какой рейдерской комбинации «Сосновка-1» отошла в собственность бывшего премьера. Отрицал только выдачу беспроцентного кредита жене Касьянова на сумму, равную заниженной в тридцать раз, стоимости госдачи, некогда принадлежавшей главному идеологу ЦК партии Михаилу Суслову. Смирнов особо и не настаивал. Всему свое время - время сажать мародеров, и время выпускать посаженных... 1
