Автора, напугавшего общество перспективой воспитывать и кормить чужих «девочек с дурацким платком на голове», по пять раз на дню слушать завывания муэдзина с минарета, после чего блаженно созерцать чужие задницы, устремленные к небесам, лишили сенаторского звания и отправили в отставку без приличествующих его рангу почестей. Однако сама книга разошлась миллионным тиражом. 1

«Я не хочу, чтобы страна моих внуков стала мусульманской, - заявил доктор Саррацин на презентации книги. - Вдумайтесь в эти цифры: в 1970 году в ФРГ было три мечети, в 1990-м уже 1500, а сегодня - более трех тысяч». Еще он сказал так: «Если неприятный мне человек говорит, что Земля круглая, я не буду возражать. Я скажу, что Земля круглая, но ты все равно мудак».

Барак Обама не понял иронии. Свое выступление на брифинге по проблемам миграционной политики он начал с таких слов: «Леди и джентльмены! Как известно, Земля круглая...»

Имя вице-президента США Дика Чейни без устали полоскали в прессе, на телевидении, в обычных беседах с неизменным уклоном в иронию и сарказм. Дескать, о каких точечных ударах по ядерным объектам Ирана можно говорить, если второе лицо в государстве и в куропатку попасть не в состоянии - всадил заряд бекасиной дроби в своего приятеля, техасского адвоката Гарри Уиттингтона. Пророческими оказались слова Джорджа Буша, который однажды сказал про своего заместителя: «Дик Чейни - это человек, который , попадает в цель вместе с американским народом». Это был самый разгар «карикатурной войны» в Европе, поэтому Чейни оценивал результат с точки зрения материалистической диалектики. В цель-то он все-таки попал. Вместе с американским народом.

Когда его уже после злосчастной охоты пригласили на интервью в студию телеканала «Фокс Ньюс», ведущий стандартно спросил: «Как дела, мистер Чейни?» «О, спасибо, просто прекрасно!» - живо отозвался лоснящийся вице-президент. Америка в этот момент вздрогнула от коллективного отвращения. Стервец подстрелил своего приятеля, и у него теперь все прекрасно?..

Конечно, это преувеличение - не вся Америка вздрогнула, но миссис Джоан Салливан испытала чувство стыда и редкостной гадливости. Сказал бы: «Литл бай литл» (потихоньку), и то не столь цинично прозвучало бы, так нет же: «Ай эм джаст файн!» Как успешный скупщик краденого или наркоторговец в Гарлеме.

Она в раздражении выключила телевизор и продолжила трудное чтение некоего Ральфа Петерса. Его книгу «Постоянный конфликт» буквально навязал Майкл Уайтхед, для которого она - настольная. Так Джоан открыла для себя, что соседа и мужа ее старой приятельницы Грейс Уайтхед интересуют не только бейсбол и пиво. Он, оказывается, «литл бай литл» изучает жестокую философию подлинной американской культуры, недоступной в разумение мигрантскому большинству Вашингтона. И не только изучает, но трепетно верит откровениям Ральфа Петерса.

А тот, на взгляд Джоан, утверждает нечто ужасное: «Мы входим в новое Американское столетие, в котором будем еще богаче, культурно беспощаднее (это как?) и могущественнее. Мы будем возбуждать беспрецедентную ненависть к себе (факт!). Мы будем служить этой ненависти. Американская культура есть культура средств, а не цели. Эго мощный динамичный процесс, который создает, разрушает и опять создает. Следующий век будет американским, но он будет и весьма проблематичным. Армия США добавит не одну почетную полосу на свой флаг. Мы будем вести информационную войну, но также использовать и морскую пехоту. И мы всегда будем удивлять тех критиков, которые предрекают нам упадок и развал. Мы волшебны. Мы сверхъестественны. Мы будем продолжать нашу политику в том же духе...»

Джоан подумала, что читает параноика. Заглянула в предисловие, ранее оставленное без внимания: подполковник Петерс служил в штабе военной разведки РУМО и являлся ответственным за разработку способов ведения будущих войн. За время службы побывал с тайной миссией в пятидесяти странах. Ну и что? Да все то же: «Все предшествующие культуры стремились достигнуть идеальной формы жизни и зацементировать ее. Американцы всегда предпочитали перемены. Американская культура есть культура бесстрашных...»

Джоан всегда представляла себе, что культура, ну и наука тоже, конечно, представляют или отражают реальное положение вещей в мире. Они словно бы говорят: так есть. На деле же, если верить этому сбежавшему из психушки подполковнику, за всем скрытно действует императив, подталкиваемый анонимным импульсом власти: так должно быть. Значит, эти параноики у власти хотят бесстрашно завести Америку в тупик, создать невыносимые условия существования, чтобы затем объявить: выхода нет и не может быть, если не опрокинуть остальной мир в катастрофу. И ведь никогда прежде биологическая жестокость не играла такой роли в культуре, в кино, в жизни, какую она играет сегодня. Чего стоят тогда права человека, терпимость, свобода, абсолютная ценность личности? Как-то уж слишком легко и беспроблемно уживаются эти понятия с пороками, коим противостоят. Так, может, и нет никакого противостояния, а есть все тот же анонимный импульс, разделяющий человеческий мир на охотников, которые властвуют, и куропаток, которых отстреливают, а гуманизм - это заведомо неудачная защитная реакция на неустранимую антигуманность бытия?..

Джоан захлопнула книгу. Ей даже показалось, что она пропахла пивным духом «волшебного и сверхъестественного» Майкла Уайтхеда, втихомолку борющегося за высокую культуру бесстрашных американских кретинов. Протяжно вздохнув, миссис Салливан направилась в кухню. Когда ей почему-либо становилось не по себе, она находила успокоение в съедобной мелочи. Как, собственно, и все американские женщины. Они едят, когда им плохо, или когда им хорошо. А когда просто не по себе, можно взять ломтик филе сельди в сметанном соусе. Осталась последняя баночка. Сегодня как раз пятница, Майкл и Грейс поедут в город за продуктами на неделю, надо сказать, чтобы привезли пару баночек. Грейс что-то не звонит...

Джоан привычно посмотрела в окно и увидела Майкла с его самовоспроизводящимся пивным животом. На поворотах живот заносило, но Майкл с курса не сбивался. Он нес черный пластиковый пакет с мусором. Куда? Сегодня ведь пятница, оранжевые мусорщики приезжают только по средам и забирают все, что выставлено вдоль проезжей части. Майкл транспортировал свои отходы через дорогу, где ремонтировался какой-то офис и стоял контейнер для строительного мусора. Мелкое бытовое хамство. Такого за ним не водилось. А может, Джоан просто не замечала?

С тех пор, как она нечаянно выследила серийного домушника, оказавшегося офицером ЦРУ, и заслужила от полиции прозвище «миссис Марпл», как у Агаты Кристи, она стала обращать внимание буквально на все, что происходило вокруг дома. Вот, например, с самого утра в переулке припаркован синий «шевроле» с затемненными стеклами, которого раньше она никогда здесь не видела. Вот проехал на велосипеде разносчик пиццы, тоже новенький. А вот и Майкл возвращается, сделав свое дело. Почему-то затравленно озирается. Неужели так страшно пристроить свой мусорок в неположенном месте? Ты, Майкл, хочешь стать «культурно беспощаднее»? Или ты хочешь возбуждать «беспрецедентную ненависть»? Живот не помешает, Майкл?..

Сосед уже занес в дом свой живот, скрылся за дверью сам, а Джоан, задумавшись, все еще стояла у окна, безучастно наблюдая свою малую Америку на окраине Вашингтона. Не такая уж она малая, если присмотреться. Здесь клубятся свои миры, рождаются и умирают события, способные превратить ночной сон в бесконечный голливудский кошмар. Здесь все близко, рядом, как в фильмах братьев Дарденнов, поднявших эстетику документального наблюдения до вполне приличных высот художественности. Даже грабитель орудовал в двадцати метрах от дома Джоан, и номер его машины она разглядела не в подзорную трубу, но сейчас было совершенно непонятно, откуда взялся этот неторопливый человек в плаще, вылезший, так приходится думать, из синего «шевроле», в котором, казалось, с самого утра никого не было. Хотя и как знать.