Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Психиатр обладает располагающей внешностью и ярко-рыжей бородой. Густая огненная шевелюра дыбом стоит на голове. Его можно было бы назвать даже красивым, если бы левый угол его рта не был слегка вздернут в результате паралича мышцы. Кроме того, его темно-серые глаза непрерывно бегают из стороны в сторону, ибо психиатр всегда перенимает нечто от своих пациентов.

Префект кратко излагает суть дела и разъясняет точку зрения государства. Бородач оказывается — к немалому удовольствию барона — чрезвычайно догадливым слушателем. Будучи совершенно равнодушен к чисто философским проблемам, он возмущается всем, что пробивает сверхчувственную брешь в логически познаваемой картине мира. Для него случай Бернадетты Субиру представляет собой одно из двух возможных: либо это помешательство, либо обман. А поскольку помешательство — сфера его компетенции, он охотно склоняется именно к такому выводу. Кроме того, ему непонятно, почему в столь тяжкое время надо позволять небесным силам, не обладающим специальными медицинскими познаниями, безнаказанно заниматься целительством. Префект ссылается на закон от 30 июня 1838 года, который дает прокуратуре право заключить под стражу любого гражданина, подозреваемого в психическом заболевании, если наличествует врачебный диагноз и больной представляет опасность для общества. Психиатр улыбается.

— Нам вовсе не нужно связывать себя окончательным решением, ваше превосходительство. Между полной свободой и полной изоляцией имеется вполне законное среднее состояние, к которому я всегда прибегаю в тяжелых случаях. Я ставлю пациента под наблюдение. В конце концов, психиатр — не костоправ, который может на месте вправить сломанную кость ноги.

— Отлично, дорогой профессор! — дружески кивает префект. — Боюсь, такое наблюдение окажется необходимым…

Уже на следующее утро психиатр заявляется в городскую больницу. Его сопровождает здоровенный санитар, как будто они собираются заключить под стражу самого Голиафа. Бернадетту незамедлительно приводят к нему. Ее глаза глядят на мир холодно, разумно и очень настороженно, как всегда, когда предстоит борьба. Рыжебородый прикидывается добродушнейшим дядюшкой. Он восторженно хохочет, складывает губы трубочкой, треплет девочку по щеке. Бернадетта хмуро уклоняется от его поросших рыжими волосами рук. Психиатр втягивает ее в беседу по широкому кругу тем, которая по-своему преследует ту же цель, что некогда имел перекрестный допрос Жакоме. Ему нужно заманить ее в разнообразные ловушки, чтобы обнаружилось ее слабоумие. Но она не идет навстречу его желанию. Ее ответы, как всегда, кратки и точны. Она знает, сколько дней в неделе и часов в сутках, а также когда восходит солнце в июле и кому принадлежит высшая власть во Франции. Знает, сколько будет пятью семь. А сколько будет, если семнадцать помножить на тридцать восемь, не знает, но вполне серьезно заявляет:

— Это вы заранее подсчитали, месье!

На вопрос, какие события произошли в последние дни, она отвечает четко и ясно, выстраивая их в хронологической последовательности. Две молоденькие сестры милосердия, присутствующие при обследовании, начинают хихикать. Бернадетта еще раз доказывает свое искусство: своими ответами она выставляет глупцом того, кто хотел выставить глупой ее.

Психиатр просит, чтобы его оставили наедине с пациенткой в затемненной комнате. Мать-настоятельница, давшая разрешение, догадывается известить об этом декана и родителей девочки. Бернадетта настороженно сидит на кровати, а бородач тенью передвигается в сумраке комнаты, освещенной пробивающимися сквозь занавеси яркими лучами. Жестом заправского портного он вытаскивает из кармана сантиметр, а из-за отворота сюртука — булавки. В эти годы анатомия черепа и мозга празднует свой великий триумф. В мозгу обнаружены центры двигательные, эмоциональные и высшей нервной деятельности, и все они отграничены друг от друга. Человек управляется этими центрами почти так же, как марионетка опытными пальцами кукольника. В сумме они составляют то, что выражает устаревшее слово «душа». Психиатр обмеряет череп Бернадетты и заносит результаты в книжечку — и впрямь так, как это делает портной, принимая заказ. Потом колет ее булавками в разные места тела.

— Ой, больно! — вскрикивает Бернадетта.

— Ага, значит, ты это очень сильно почувствовала, — ликуя, говорит психиатр; непонятно лишь, плохо или хорошо это для пациентки.

— Конечно, каждый бы очень сильно это почувствовал, — искренне признается Бернадетта.

Потом бородач начинает обследовать ее мышечные рефлексы, в первую очередь реакцию зрачков. Он велит девочке сделать несколько шагов вперед и назад с открытыми и закрытыми глазами.

— Отчего ты шатаешься? — спрашивает он.

— Оттого, что устала, месье, — отвечает она.

Психиатр предлагает ей сесть и немного поболтать с ним, он опять стал добрым дядюшкой.

— Значит, ты видишь в Гроте Пресвятую Деву Марию?

— Я никогда этого не говорила, месье!

— А что ты говорила?

— Что я видела в Гроте Даму, — возражает Бернадетта, подчеркивая прошедшее время глагола.

— Но эта Дама должна же кем-то быть, — настаивает бородач.

— Дама — это Дама.

— Кто видит каких-то Дам, которых на самом деле нет, тот болен, дитя мое, тот ненормальный.

Немного помолчав, Бернадетта разъясняет, подчеркивая каждое слово:

— Я видела Даму. И больше ее не увижу. Потому что она удалилась из этих мест. Следовательно, вы уже не можете считать меня больной, месье!

Психиатр не сразу находит, что возразить, сраженный этой неопровержимой логикой.

— Послушай, малышка, — наконец говорит он, — есть определенные признаки, что с тобой не все в порядке. Но даю тебе честное слово, мы тебя скоро вылечим. Разве ты не хочешь стать совершенно здоровой и избавиться от всех этих состояний, которые так вредны для тебя? Некоторое время ты поживешь в красивом доме, окруженном большим парком. И всего у тебя будет вдоволь, как у принцессы. Ты любишь пить горячий шоколад со сбитыми сливками?

— Никогда не пробовала.

— А вот теперь попробуешь, и, если захочешь, за первым же завтраком. Нигде тебе не будет так хорошо и привольно, как у меня. Причем все это ты получишь даром. Твоим родителям не придется платить ни су. Ты будешь всем обеспечена, и твое будущее изменится в лучшую сторону…

— Мне не так уж хочется попробовать шоколада со сбитыми сливками, — возражает Бернадетта. — Ведь мне уже скоро пятнадцать. Будет лучше, если я останусь здесь…

Бородач смеется и мотает головой.

— Милая девочка, лучше будет, если ты по доброй воле пойдешь со мной. Это не причинит тебе никакого вреда. И твоим родителям тоже, мы с ними потом переговорим. Я уже понял, что ты умная девочка. Это займет три-четыре недели, не больше. Зато мы навсегда избавим тебя от этих состояний. Тебе больше не будут являться в гроте Дамы, зато ты станешь жизнеспособным человеком, закаленным для борьбы за существование…

— Я вовсе не боюсь борьбы за существование, месье, — замечает Бернадетта, разглядывая свои руки, успевшие так много поработать за ее короткий век. А потом — психиатр даже не успевает что-либо сообразить — вскакивает с кровати, выбегает из комнаты и, никем не остановленная, удирает из больницы.

Два часа спустя психиатр вместе с прокурором входят в кашо. И пугаются, когда у самой двери натыкаются не на кого иного, как на Мари Доминика Перамаля. Его величественная фигура непреклонно преграждает им вход, так что разговор вынужденно происходит чуть ли не на пороге низенькой двери. Семейство Субиру в глубине комнаты боязливо жмется вокруг очага. Рыжий бородач смущенно кланяется.

— Если не ошибаюсь, я имею честь разговаривать с лурдским деканом?

— Вы не ошиблись, месье. Чем могу служить, господа?

— Не лучше ли нам переговорить где-нибудь в другом месте? — откашливается Виталь Дютур.

— Это вы, господа, избрали это место, а вовсе не я, — отвечает Перамаль, ни на пядь не сдвигаясь с места. — Присутствие здесь всего семейства Субиру для меня весьма кстати. Господина прокурора я знаю. Другой господин мне незнаком. Вероятно, это доктор из психиатрической больницы в По, которого префекту было угодно пригласить к нам…

78
{"b":"545745","o":1}