Пытался успокоить себя, напоминая, что это не ОНА. Это не моя Лия. Они изменили ее намеренно. Я сам изменил ее намеренно. И я ведь знал, к чему это может привести. Не мог не понимать, что перестану существовать для нее окончательно. Но я пошел на этот шаг. У меня, бл***, не было выбора!
И, возможно, сделал правильно, подарив ей возможность прожить вторую жизнь. Хотя нет. Не вторую – единственную. Жизнь, которой достойна такая женщина, как она. Женщина, а не жалкий Нихил, взращенный для достижения чьих-то целей! Вот только почему тогда внутри так пусто, будто все истлело к дьяволу, оставив после себя сжирающую, ледяную пустоту? Почему от мысли, что посмела принадлежать другому, хочется растерзать ее, убивать бесконечно долго, вырывая мягкую плоть клыками, наживую, доводя до мучительной агонии, и наслаждаться ее болью? Почему мне хочется видеть ее глаза и слезы в них? Она узнает меня! Я был уверен в этом. Если не узнает, то почувствует. Должна почувствовать, дьявол ее раздери!
Коснулся руками медальона в кармане брюк. Вытащил и усмехнулся, глядя на растрепанную испуганную девчонку на фотографии. Невзрачная, худая, с огромными голубыми глазами. Не человек. Ничто. Нихил. Она была создана по моему приказу. Она не имела никаких прав. Абсолютно никаких. Только обязанности. Слушать и беспрекословно выполнять любые задания. Она была одной из многочисленных, одинаковых деталей огромного механизма, призванного укрепить нашу власть, сделать ее безграничной. Смертная малышка, посмевшая пойти против системы, маленькая и хрупкая, на деле оказавшаяся сильнее самых влиятельных существ в обоих мирах.
Провел большим пальцем по изображению, вспоминая, как увидел впервые. Как ее приволокли ко мне избитую, в разорванной одежде, напуганную, но в то же время не сломленную. Она боялась. Ее практически колотило от страха и голода, но упрямая оборванка не отводила взгляда, гордо вздернув подбородок и тихим, но твердым голосом отвечая на все мои вопросы.
Гораздо позже она расскажет мне, что это была далеко не первая наша встреча. Что та состоялась на четыре года раньше. Маленькая девочка, не знавшая ни ласки, ни заботы, не имевшая права на эмоции и привязанности, влюбилась в единственного, кого нельзя полюбить. Кого нужно лишь бояться и ненавидеть.
Деус. Божество. Первобытное Зло, как оно есть в своем истинном облике. Глупые люди в паническом страхе называли нас именно так, преклоняясь перед нашей силой, ужасаясь беспощадности и кровожадности существ, несущих им смерть. Такова уж примитивная человеческая сущность. Слишком слабые по сравнение с нами, люди предпочли служить Деусам, чем открыто противостоять.
Да, у них и не было шансов выжить в таком случае. Что есть человеческая жизнь для нас? Не более чем удобный инструмент, призванный облегчить мою собственную. А после… после достаточно сделать всего лишь щелчок пальцами, и та самая пресловутая душа покинет хрупкое тело, и оно падет замертво к моим ногам тонкой пустой оболочкой. После того, как я сожру душу, если в тот момент мне не будет хотеться крови.
И она… она ведь тоже была такой. Всего лишь оболочкой, созданной по моему требованию. Моя собственность. Смертная. Не подобная нам. Не рожденная, не знавшая детства, не видевшая эмоций, лишенная права выбора и воли. Механическое создание. Маленькая частица из всей той серой массы, что обитала на Острове. Но, вашу мать, какая частица! Она выделялась даже на фоне своих. На приемах, где присутствовали Избранные, в тренировочных центрах, где Нихилы показывали свои способности, она выделялась даже среди них. Придурки смотрели на нее с презрением, отворачиваясь в сторону, игнорируя ее присутствие, потому что она так и не стала Избранной. А она была лучше их во всем, раз за разом доказывая, что они и в подметки ей не годятся!
Да, дьявол, да! Я так и не смог уничтожить ее. Не смог сам. И не смог отдать приказ сделать это другим. И, черта с два, дело было не только в ее способностях или в том, что мне позарез нужен был хороший проводник. И даже не в надвигавшемся перевороте. Причина была в ее ясных голубых глазах. Будь они прокляты! Посмотрел в них и увидел всю ее. Почувствовал кожей. Понял, что не отпущу. Гордая. Умная. Настоящая. Она, мать ее, всегда была настоящей. Даже сейчас, когда находилась в другой реальности. Когда я не мог слышать голоса, не видел лица, я ощущал ее через расстояние и гребаное время!
А в моем мире лжи и жестокости, в мире фальшивых эмоций и холодных взглядов, пропитанном кровью и болью, она словно пламя костра в беспроглядную ночь. Живая. Яркая. Обжигающая. Особенно на фоне тусклых смертных, сновавших в тот день по дому. Даже по сравнению со стражами, привезшими ее ко мне. Они казались пустым местом. Словно фон, оттеняющий на холсте художника центральную композицию картины, к которой невольно возвращаешься взглядом раз за разом. Они грубо сжимали ее руки, и я чувствовал, как поднимается волна злости за то, что причиняют ей боль. Это моя собственность. Моя вещь. Создана для меня. Причинять боль и не причинять – решаю только я. Убить, покалечить, пытать сутками – тоже только я. А затем вторая волна ярости, уже на себя. Какое мне дело до боли этой презренной, являющейся по сути никем?! Почему мне хочется разорвать этого жирного подонка, посмевшего коснуться ее? И какого дьявола я завидую его пальцам? Почему сам хочу почувствовать, какая на ощупь ее кожа? Демон ее раздери, она же ничто! НМ13. Без имени. Без фамилии. Помечена, как любая моя вещь, как униформа или зажигалка. Каждую ночь в моей постели были женщины в сотни раз красивее ее, изысканные, роскошные, опытные, способные соблазнить любого бессмертного, а мой взгляд то и дело соскальзывает к пухлым губам, тихо произносящим ответы на мои вопросы, и скулы начинает сводить от желания познать их вкус. Мягкие ли они или твердые. Испугается ли она поцелуя, подчинится ли молча моей воле, в страхе не угодить Хозяину?
Я видел ее впервые, всего лишь минуту, но я был уверен – ни за что не покорится. Скорее, оттолкнет, зашипит, возможно, даже посмеет ударить… или ответит. Страстно, жадно. Я был уверен, что она именно такая. Я упивался ее эмоциями, ее силой, завораживающей и необычной, скрытой в тоненьком теле девушки-ребенка.
Приказал отменить казнь и оставить ее мне, нарушая установленные собой же правила, а когда начальник стражей посмел нахмуриться, обдумывая мое требование, убил его на глазах остальных, остановив сердце одним взглядом. Это была моя первая жертва, принесенная во имя нее. Потом я потеряю им счет, перестану считать жизни, отнятые у смертных и бессмертных для того, чтобы билось ее сердце, для того, чтобы слушать ее дыхание, чтобы знать, что она со мной, принадлежит мне. И не только как носитель уникальных способностей, но и как женщина. Как моя женщина. Пусть даже она стала ею не сразу, а через несколько лет.
Несмотря на то, что приходила в мою спальню сама. Не просила, но предлагала. Не словами, но решительным взглядом, страстью, которой дышали ее глаза, робкими движениями рук, придерживающих завязки легкого платья. А я зло насмехался над ней, ощущая, как разрывает брюки эрекция, как ломит кости от желания схватить ее в объятия и сжимать, оставляя синяки на молочной коже, чувствовать хрупкое тело под своим, врываться в горячую плоть, заставляя кричать от наслаждения. И в тот же момент презирал ее за это. Она ничто, ей запрещено даже прикасаться ко мне. Иногда хотелось лично содрать с нее кожу живьем, избить до полусмерти или изуродовать, чтобы не хотеть. Смотрел на нее, наполняясь ненавистью и яростью, сжимая челюсти, кулаки до хруста, и понимал, что не могу этого сделать. Прогонял вон, к дьяволу, подальше с моих глаз, чтобы не сорваться.
И я бы взял ее в первую же ночь, когда вместо очередной сочной девицы, сладострастно извивавшейся на моих коленях, вдруг ясно увидел ее лицо, представил, что это она вцепилась в мои плечи, откинув голову назад, что это ее темные локоны касаются моего тела, что это ее упругую грудь ласкают мои руки. Но она была проводником. Очень сильным проводником, и взять ее девственность означало лишить ее львиной доли способностей. А этого позволить себе не мог даже я, не в том положении, в котором оказался на тот момент, не во время переворота, который мог перевернуть всю иерархию Единого континента. Лия нужна была мне, в первую очередь, для политических целей, а с тех пор моими любовницами становились только голубоглазые миниатюрные брюнетки, похожие на нее внешне, но не имевшие и половины той жизни, которой светилась она. И никто кроме меня не знал, каких усилий мне стоило подавлять тот адский огонь, который она во мне пробуждала одним только взглядом.
