В девять тринадцать посреди океана, на одном совершенно необитаемом острове, в шкафу жил-был маленький мальчик Петя. Спал он в чемодане с лоскутками и тряпками, а ел из пластмассово-деревянной шкатулки с бабушкиными украшениями.

А мамы у Пети не было, она пекла блины на кухне.

Петя никогда не ел блинов. Он всю жизнь питался только сырой рыбой, которую ловил в океане папиным галстуком.

Один раз Петя нашел за чемоданом большую подзорную трубу. Он вытряс из нее старые чертежи и стал смотреть в океан. Смотрел-смотрел – ничего интересного, сплошная вода. Хотел было бросить, но тут – раз! – попался ему на глаза еще один остров, а на нем, прямо на диванной подушке, сидел задумчивый зеленый кот в матерчатых очках.

Тогда Петя раскрыл складную японскую кнопочную лодку черного цвета и поплыл к этому острову. Не проплыл он и половины пути, как вошла Петинамама, которой у Пети совсем не было, и сказала:

– Сейчас же положи на место папин зонт!

Пришлось Пете делать плот, да еще без единого гвоздя, потому что гвозди продавали туземцы, которые жили в гараже, а до гаража плыть еще дальше. Доплыл Петя до кота, только собрался в обратный путь – а плота нет! Его Петинамама уже повесила обратно на вешалку. Взял Петя кота, сел на подушку и гребет. По дороге кот упал за борт, и его чуть не съели дедушкины синие акулы без задников, которые случайно валялись прямо посередине океана.

Но Петя акул загнал под стол, а кота спас. Подплывают они к необитаемому острову, а остров закрыт на замок. А ключ унесла с собой Петина мама, которой ни капельки не было.

Хотел было Петя переселиться на другой остров, покрытый большим китайским покрывалом, но на этом острове в странных вышитых домиках уже жили китайцы и китаянки в длинных разноцветных одеждах. Они ходили друг к другу в гости, обмахивались веерами и не обращали на Петю никакого внимания.

А над океаном летали разные вкусные запахи. И мальчик Петя подумал, что лучше пока не переселяться к китайцам, а пойти на кухню и поиграть, как будто у него немножко есть мама.

В девять двадцать шесть на кухне жил желтый жирный блин по имени Филимон. Он лежал на тарелке и выразительно пыхтел. А еще он нетерпеливо хлопал по тарелке, смешно приподнимая один свой бок, который был потолще. По соседству с пыхтящим блином Филимоном жил маленький Петинрот. Он висел под Петинымносом и тоже тихонечко пыхтел. Мама сказала им по очереди:

– Уважаемый блинчик, ты ведешь себя просто безобразно! Пожалуйста, прекрати пыхтеть и сейчас же полезай в ротик к моему сыночку Пете и жуйся там! А ты, ротик, сейчас же перестань сопеть и съешь блинчик, пока он горяченький.

Петя болтал ногами, сидя на пирсе, и ему не хотелось думать о блинах. Вкусного запаха для еды ведь вполне достаточно, а жевать и глотать совсем не обязательно, особенно если уже наелся сырой рыбы… А еще ему не нравилось слово «горяченький».

Под пирсом бушевали волны. Они брызгались, и приходилось уворачиваться, чтобы не намокнуть.

Слово «ротик» Пете тоже не нравилось.

Блин Филимон свернулся трубочкой и в эту трубочку лениво посмотрел на Петю одним глазом. Другим глазом трубочки блин стал наблюдать за Петиной мамой. Мама у Пети была большая и красивая. А Петя у мамы был худой и маленький. А рот у Пети был еще меньше, чем сам Петя.

– Этому хлюпику меня нипочем не съесть! – сказал Филимон.

– Так много в меня нипочем не влезет! – объяснил блину Петя и увернулся от очередной волны.

– Когда же по мне перестанет елозить эта попа в шортиках? – вздохнул стул, на котором сидел Петя.

Петя внимательно посмотрел на блин, потом на пирс и нахмурился:

– Дед! Так нечестно! Они не могут говорить одним и тем же голосом. И вообще! Пирсы!! Не разговаривают!!!

– Кто-кто не разговаривает? – переспросил дедушка. – Ах, пирсы… Ну да, ну да. Я просто забыл. Конечно, обычно пирсы не разговаривают. Но иногда, иногда – бывает. В крайнем случае, так сказать.

– А сейчас крайний случай?

– Сейчас крайне крайний случай, – серьезно ответил дедушка. – Предновогодний. Перед Новым годом все бывает. Перед Новым годом даже пирсы разговаривают, как блины. А про блины я уж и вообще молчу!

– Вот-вот, – вставила мама. – За столом вообще лучше помалкивать, за столом есть надо. А когда я ем, я глух и нем. Что я, зря старалась, что ли? И вертеться перестань, пока со стула не свалился!

Пирс под Петей стремительно превратился в стул, океан – в пол, а блин – в блин. От этого Петины губы стали предательски дрожать и искривляться мостиком. Не дожидаясь, пока над мостиком закапает соленый дождик, дедушка наклонился и прошептал Пете на ухо:

– Тсс! Ты же мужчина! И вспомни о мамином секрете!

Петя вспомнил, что он – мужчина, и дождик не пошел.

Самый главный секрет Петинамамы заключается в том, что она – волшебница наоборот. Антиволшебница. Это значит, что если волшебники и волшебницы стандартного типа могут из обыкновенной лампы или бутылки одним взмахом волшебной палочки извлечь самого необыкновенного джинна, то Петинамама может любого, даже самого-самого необыкновенного, джинна одним взмахом ресниц заставить послушно залезть не то что в бутылку – в первое попавшееся мусорное ведро. Да ей даже и ресницами махать не надо: при одном звуке приближающихся шагов Петинамамы джинны тут же рассеиваются в воздухе, океаны превращаются в паласы, острова – в шкафы, диваны и тумбочки, а небесные светила – в электрические лампочки.

Справедливости ради надо заметить, что Петина антиволшебница честно-пречестно старалась свои способности не использовать. Только у нее это плохо получалось. Например, она входила в комнату и говорила:

– Петенька, вылезай из-под стола, кушать пора! И скала тут же превращалась в стол. Тогда Петя говорил ей:

– Мам, ну это же скала, а не стол! Давай это не считается, ты еще раз зайди.

Мама смущалась, выходила из комнаты, заглядывала еще раз и говорила:

– Петенька, вылезай из-под скалы, пошли кушать!

– Мам! Ну как же пошли, когда океан вокруг? По-плы-ли!

– Ой, извини, – огорчалась Петинамама. – Поплыли. Ну конечно, поплыли, заинька ты мой…

И поздно было поправлять ее в третий раз и объяснять, что Петя – не заинька, что он – страшный голодный крокодил, который только что… Петя вздыхал, щупал исподтишка свои стремительно растущие заячьи уши и плелся на кухню грызть морковку, раз уж ему пришлось превращаться в заиньку. Но на кухне его ждала не морковка, а, например, котлеты, которые травоядные зайцы не едят. И Петя садился за стол и принимался ковырять эти котлеты, не желая огорчать свою неправильную волшебницу, которую очень-очень любил и которая все-таки была его мамой, хотя мамы у Пети никогда не было.