печальное. Незаметно в большой семье создалось странное положение:
двухэтажный дом, раньше казавшийся просторным, вдруг превратился в
тесный для взрослых и детей. Каждому хотелось иметь свой отдельный
уголок – комнату и заниматься не только общими, семейными, но и
своими, личными делами. Сыновья порою выражали недовольство
сложной жизнью и заговорили о свободе. Но дед не спешил отпускать «на
волю» ни дочь, ни сыновей. Он давно привык к тому, что дети всегда
рядом с ним и готовы выполнять все его просьбы-приказы. Возможно, в
нем говорило ревнивое чувство главы традиционной казачьей семьи? Или
дед опасался, что сыновья не справятся с жизненными трудностями? Или
испытывал чувство страха при мысли о приближающейся старости и
горьком одиночестве?
12
Большая война отодвинула в сторону возникшие семейные
«недоразумения» и осложнила исполнение многих хозяйственных дел.
53
Теперь нужно было думать и заботиться не только о них, но и о многом
другом, жить и работать иначе, чем в мирные годы.
Церковь провела большие службы и торжественные шествия, власти –
военные парады на центральной улице. Газеты быстро опубликовали
патриотические статьи, обещавшие скорую победу над «вероломной»
Германией. Атаман С. Хабалов объявил мобилизацию казаков. Недавно
вернувшийся домой Поликарп оказался в полку, который после
формирования отправили в сторону Москвы. Казаков, наверное, ждал
фронт.
Иван, занятый в войсковой мастерской, т.е. как человек, работающий
на войну, был освобожден от службы в армии. В 1915–16 - м он несколько
раз выезжал на фронт, в Казань и Киев: отвозил в уральские полки готовую
продукцию. Иногда встречался со знакомыми земляками и тогда привозил
на родину письма и приветы казаков родным.
Степан и Илларион вместе с несколькими сотнями казаков попали в
запасной полк, расположенный в городе. «Видимо, для порядка. Война...
Мало ли что может случиться и здесь,» – говорил дед.
Он, кажется, знал все, что должен знать родитель о своих детях.
Внимательно наблюдал за старшими: его давно беспокоила их холостяцкая
жизнь, надеялся, что кто-то заговорит о женитьбе. Понимал, что военное
время – не самое удачное для такого «дела», но все же кто-то женится и
выходит замуж и сейчас. Возмущался: «Ну, ладно Поликарп. Он еще не
перебесился. А другие чего тянут? Пора. свою семью заводить...». Имелся
в виду, прежде всего, второй старший сын.
Дед, конечно, не умел колдовать и предсказывать, но получилось как
раз так, как он говорил. Иван неожиданно увлекся небольшой кареглазой,
краснощекой девушкой, спокойной и трудолюбивой кружевницей –
золотошвейкой. Все случилось (для него) совсем непонятно и странно –
еще до войны. Молодой казак зашел к своему товарищу по мастерской
Григорию Русакову, жившему недалеко от Красного яра. В отличие от
своего деда, внук не любил этот «дикий» район. Однажды ему, подростку,
случайно попавшему на Чекменную улицу, пришлось отбиваться от
местных: тем не понравился «форштадтский чужак». Но старый конфликт
уже давно забылся. Теперь прежние забияки – серьезные люди. И им уже
не до уличных скандалов и драк.
В доме приятеля Иван познакомился с его сестрой, тихой, скромной
Катей. И теперь его постоянно тянуло на дальнюю улицу, в тот дом, где
жила девушка. Приятелю свой приход молодой казак объяснял просто:
«Надо поговорить о работе».
Но мастерская и работа его совсем не интересовали...Иван хотел
видеть Катю. Смотреть, как она неторопливо расшивает золотой
канителью (нитью) дорогую ткань. Разговаривать с девушкой было трудно:
54
«Разве что скажешь о душевном?». Обычно говорил совсем ненужное –
про мастерскую, дом и братьев. Видел, что Катя встречала приятеля брата
всегда приветливо, с радостной улыбкой.
Весной 1915-го года Иван сказал родителям, что он познакомился с
молодой казачкой, иногда встречается с ней. Девушка понравилась ему, и
он, кажется, пришелся ей по сердцу.. Сын признался, что хочет жениться
на Кате. Родители выслушали его, не скрывая тревоги и радости. Кажется,
что-то беспокоило их, особенно главу дома.. Он как будто забыл ранее
сказанное и теперь говорил по - другому: «Все как-то не вовремя... Война
идет, а тут женитьба. Скоро на бахчи ехать. Работы много». И стал
неторопливо, подробно расспрашивать сына о семье и родителях, о
хозяйстве и доме девушки:.» Говоришь, казачка? Не приезжая?». Рассказ
Ивана успокоил отца. Согласие своих родителей будущий жених получил.
Впереди – сватовство.
В дом вблизи Красного яра отправились опытные, знающие правила
«тонкого дела» сваты.. Они принесли неутешительный ответ: отец Кати
Калистрат решил не отдавать дочь нашему «доброму молодцу». Причина
житейски простая: «Большая семья. Одни мужики. Дел будет невпроворот.
Все лето жить и работать в степи, бахчи полоть и караулить. Лучше в этот
дом не ходить.»
Охотник и рыбак, отец девушки несколько насмешливо смотрел на
местных бахчевников: «Какие это казаки?.. Один срам... Да они леща от
судака не различают... Щуку и сома с удовольствием едят... И грибами
заедают».
Иван оказался настойчивым женихом. По его просьбе, родители
трижды посылали сватов. И добился все-таки согласия будущего тестя. Да
и Кате нравился жених: спокойный (еще не знала, каким взрывным он
бывает), приветливый, деловой, заботливый.
Летом 1915-го сыграли свадьбу. Время, действительно, не самое
подходящее для семейного торжества. Поэтому начало семейной жизни
25-летнего сына родители отметили скромно, без особого шума. Но все же,
как положено, гости кричали традиционное «Горько ! Горько !, кто-то
попытался запеть «На краю Руси обширной...», но его никто не поддержал.
Стыдно было весело петь и откровенно радоваться, когда рядом уже
слышались причитания и вопли жен, потерявших на войне своих мужей, и
громкий плач детей, не понимавших, почему рыдают их мамы.
На сохранившемся старом фотоснимке (сделанном в местной студии
А. Сиво), запечатлена молодая, счастливая пара в праздничных нарядах:
мой будущий отец – в строгом черном костюме, мама – в традиционном
казачьем сарафане, украшенном золотым шитьем и поясом с пышной
бахромой, на ее плечах – роскошный цветной платок. Красивые,
счастливые молодые супруги, спокойно смотрящие в объектив
55
фотоаппарата, уверенные в своем светлом будущем. Еще не знающие,
каким беспокойным оно окажется.
В доме на Сызранской появилась первая сноха (невестка). Свекровь и
свекор встретили ее тепло. Молодым отвели светлую комнату на верхнем
этаже Младших братьев отправили вниз. Они обиделись на нежелательный
переезд, пытались «бунтовать», но Иван быстро их успокоил.
13
1915-й год был одним из последних (если не самым последним)
относительно спокойных (больше внешне спокойных) для семьи моего
деда. Нельзя, конечно, так говорить, когда старший сын на войне, а два
других – в запасном полку и каждый день готовились к отправке на фронт.
И все же тот год в родительском доме считался и «добрым», и сытым.
Ведь позже жизнь «закрутилась совсем иначе». Точнее – «покатилась под
откос». С каждым месяцем она становилась все более трудной и
непонятной, даже каким будет завтрашний день нельзя было предугадать.
Местная газета постоянно печатала списки погибших на фронте
казаков. Их количество постоянно увеличивалось. На улицах города