Это красиво. Без всяких «почти» или «если бы» — это просто красиво. За красотой Трис на мгновение даже забывает: эти существа пришли, чтобы украсть у Земли нечто очень важное — то, что сперва называли «воздухом», а потом обозвали «псионическими элементами квази-ноосферы». Ни то ни другое понятие не объясняет ничего, но там, где долго пробыли Враги, целые районы становятся пустыней надежнее, чем если бы их отравило радиацией.

Когда на веретенах зажигаются яркие огни «сборников», делая их похожими на венецианские гондолы во время карнавала, по земле под ними прокатывается волна истерии, гибнут животные и растения, а псионики из людей — чувствуют неодолимый, холодный гнев.

То же касается псиоников Шестого флота. То же коснулось и Трис. Несмотря на свой страх, она поняла — враги должны быть уничтожены! Это поняли все псионики в эскадре — и все они, как один, одинаковым резким движением вставили руки в боксерские перчатки усилителей, чтобы направить свою ярость на Врагов, которых не брало обычное оружие.

Дальше бой Трис помнила плохо. Почти ничего не помнила, если честно. Мельтешение, вспышки, солнце то било в лицо, то ускользало куда-то вбок. Эфир шумел, кто-то ругался, кто-то еще что-то, потом звуки пропали, и осталась только цель — серебряное веретено, на которое вывел ее Рос. Нужно было подобраться ближе и ударить — и она ударила, всей своей ненавистью, всем своим непониманием, всем своим нежеланием, чтобы в их небе было это, а потом корабль поплыл вбок, а потом…

— Горючее кончилось, садимся, — сказал Рос спокойно. Но, видно, все не так уж было спокойно, потому что на них навалилась чудовищная тяжесть, чуть не расплющила — садились жестко, впритирку. Да и где садились! В «выгоревшей» зоне, там, где только что шел бой…

Их спасли, и быстро: эвакуатор прибыл. Но Трис все-таки успела выбраться из корабля и постоять немного на горелой территории.

Воздух здесь был безвкусный; она вспомнила первые панические вести о том, что Враги воруют воздух. А так все нормально: поле, злаки какие-то (Трис не отличила бы пшеницу от кукурузы). Роща вдалеке виднеется. Только девочку сразу же начало колотить, и не отпускало, пока они не покинули радиус пятидесяти километров. Другие члены экипажа реагировали по-своему: кто-то шутил без устали, кто-то так же непрерывно ругался. Обычные люди, без «шестого чувства», в выгоревшей зоне не могут понять, чего им не хватает. Часто и умирают так, не сумев понять. А вот те, у кого шестое чувство есть, отлично знают, хотя словами описать не могут. Просто Земля там становится непригодной для людей.

Их экипаж оказался чуть ли не единственным, кто выжил в том бою — из «громов», разумеется. Малиновки и ястребы уцелели почти все. Тогда-то и начали перестраивать Шестой флот на новый лад. Организовывать их стали звеньями; сперва ставили в звено по три истребителя, потом по два, а сами звенья группировали по три в малые эскадрильи.

Так Трис познакомилась с Рыжей Кейт, которая стала ее ведомой, с Джин, Майей, Расмусом и Фритцем. Потом Расмус «выгорел», и Джин назначили командиром эскадрильи. Майя, которая была старше, забеременела, ее демобилизовали, а Фритц погиб. На место Майи пришла Жанна, она стала ведомой Джин. Третью пару им решили пока не давать: у начальства случился новый финт в головах, и численность мини-эскадрилий сократили до четверок. Ходили слухи, что речь здесь не столько в тактике малых групп, сколько в том, что какой-то суеверный идиот заметил: Шестой Флот — шестое чувство — шесть человек в эскадрилье… ох, беда-беда, как бы не накликать. Ну и, натурально, решили, что проще реорганизовать численность, чем переименовывать.

Правда это или неправда, Трис не знала, а только тогда, в последний день, в парк они пошли вчетвером, и на колесе обозрения катались тоже вчетвером — как раз по числу мест в кабинке.

Начало зимы, темнеет рано; ровно два года с начала войны, ровно полтора часа до ночи. В парке весело, даже веселее, чем в мирное время. Светятся разноцветным огнем карусели и аттракционы, продают сладкую вату, прыгающие тянучки и попкорн, работают три-д тиры и симуляторы — «брось монетку, замочи Врага из гранатомета!»

— А я ему и говорю: ну че, слабак, яйца проглотил? — триумфально закончила Кейт свой рассказ. На самом деле ее звали Екатерина, родом из России, откуда-то там из приюта. Это объяснило и манеры, и мат, еще более грубый из-за жесткого акцента, и какую-то зловещую славянскую красоту, и незалеченный шрам на правой скуле. Шрам ей предлагали свести уже на флоте, Кейт сама отказалась.

— Ага, круто ты его, — согласно кивнула Жанна. — Но Кейт… Зачем нам ссоры с другими эскадрильями? Он же не изнасиловать тебя пытался…

— Его счастье, — неприятно улыбнулась Кейт. — А ты мне не указывай, блондиночка. Не командир.

— Вообще я с ней согласна, Кейт, — сказала Джин. — Давай не доводить, а? А то я напишу официальный рапорт Трис, как твоей ведущей, а Трис потом…

— Окей, — резко сказала Кейт. — Постараюсь поспокойнее быть с этими козлами.

Трис она любила, бог знает за что. Это знали все, а также знали, что кроме Трис Кейт не любила ни одного человека на свете, и даже это чувство тщательно скрывала.

А что Трис?

А Трис шла по одной из боковых парковых аллей, крайняя в ряду из четырех подруг-истребителей, и вспоминала о разговоре, подслушанном вчера поздно ночью в компьютерном классе. Она не знала имен собеседниц, это были взрослые девушки — ну, почти взрослые, лет по шестнадцать или по восемнадцать. Они ее не видели, а она не видела их, потому что сидела в дальнем углу, отгороженная столами и креслами, а верхний свет не горел.

— Да никому не нужна эта сраная война! — орала одна из девушек, судя по выговору, откуда-то из Сиднея. — Они нас по ИТВ показывают! В тотализаторах!

Трис очень давно не смотрела телеканалы и ролики в новостных лентах редко прокручивала. Она даже не знала, что такое тотализатор. Но по смыслу догадалась.

— Ну-ну, — утешала ее вторая. — И я тебе это говорила, да… А что делать? Враги-то есть. И выжженные земли есть.

— Они — есть! И я — есть! Я не желаю умирать ни за что! Я не желаю умирать за каких-то тупых идиотов, которые только жрут и пьют, и гадят, и все… — тут она заговорила совсем быстро, так что из-за акцента Трис перестала понимать ее речь.

Собеседница — англичанка — дослушала ее до конца, а потом мягко сказала:

— Элис, не переживай так из-за этого мыла. Он все равно тебя не стоил.

Разговор перешел на невнятные всхлипывания и восклицания, потом девушки ушли.

После этого Трис закончила упражнение (французский, школьная программа). Автомат поставил ей честную С, выше Трис редко подымалась.

Засыпала она плохо в тот вечер, хотя у нее не было парня «на гражданке». На следующий день все валилось из рук. Хорошо, что был выходной: ни полетов, ни симуляторов. А вечером они даже вот отправились в парк…

По парку шлялось столько людей и столько всего там происходило, что как будто и не было войны. Трис это казалось странным. Парочки, семьи, одиночки… Семей больше, чем помнила Трис. Говорят, последнее время очень выросло количество браков и рождаемость — кто бы мог подумать!

А еще говорят, что чем все хуже, тем больше люди любят веселиться.

Они все купили сладкую вату, кроме Кейт, которая предпочла мороженое.

— Кто же ест мороженое зимой! — сказала Джин, но Кейт только фыркнула: «Неженки!» — и продолжила лакомиться своим двойным пломбиром в вафельном конусе.

Ну а потом встретили они эту компанию. Вот так выглядела их встреча. Четверо девочек в белой парадной форме и светло-серых коротких пальто — тоже как бы форменных, но Трис они и просто так нравились. Не хуже дизайнерских моделей, только ткань попроще. И четверо мальчиков, почти юношей. В модных розовых куртках и белых брюках, в переливающихся сиреневых рубашках. «Розовое-сиреневое-белое» — «свободники». Трис про это движение в сети читала, но сама не сталкивалась.