«Треугольный роман» — не правда ли, оригинальное название?!

Из разговоров на улице:

— «Производство рекламных роликов!» На каждом шагу эта вывеска!

— А совсем недавно безо всякой рекламы здесь процветало производство кроликов.

В саду работает мужчина средних лет. Когда он выпрямился, чтобы утереть пот, Семивёрстов узнал его. Это был тот самый — настойчивый гость: человек с негроидными чертами лица — Муст.

В довольно запущенном саду с корявыми сливами и абрикосами было несколько свежих персиков, вишен, яблонь и грушевых деревьев.

Толстые губы хозяина нехотя разлепились

— Неужели наш славный Чемпион!? — низким голосом проговорил Муст. Скупая улыбка, однако, казалась вполне приветливой. — Какими судьбами в наших краях?!

— Проезжая мимо, — через силу шутил Семивёрстов, — у меня слетела шляпа.

— К Чину, значит, решили заглянуть. А он у нас пташка ранняя. Я его неделями не вижу. Просыпаюсь, соседа уж нет. Ложусь, а его всё ещё нет.

Муст обернулся и крикнул во двор что–то на своём языке.

Тут же прибежали трое ребятишек. Два близнеца лет пяти — чумазых, в арбузных подтёках по груди и животу. И старший: похоже, начальный школьник. Он принёс кувшин с бузой.

— Пожалуйста, — смущённо прошептал он — такой же губастый, как папаша.

Близнецы, разделяя чувства брата, сунули пальцы в нос.

— Вот они, потомки, — отрекомендовал сыновей Муст.

— Трое — это похвально. — Семивёрстов вежливо отпил из кувшина.

— Это далеко не всё, на что я способен, — повёл бровью Муст. — Сынов у меня ещё пятеро плюс две дочери. Все постарше этих. Кто учится, кто — как говорится — по отрубам пошёл. И четверо уже свои семьи имеют.

— Это очень правильно, — задумчиво произнёс Семивёрстов.

— Димка! — Отец потрепал старшего по рыжим вихрам. — Принеси гостю фрукты.

— Спасибо! Я спешу! — попытался было остановить малыша Семивёрстов.

— Последний шанс аборигена — фрукты, — рассмеялся Муст.

Семивёрстову стало не по себе.

Появился Димка с корзинкой, полной абрикосов, слив и прочих даров сада.

— Бери, бери! Из рук ребёнка нельзя отказываться, — радушно настаивал Муст.

И Семивёрстов ещё раз подумал, что аборигены внешне могут быть очень искренними даже, когда смертельно ненавидят.

В землетрясение почва течёт. Уходя из–под ног, она уносит с собой и всё, что есть на ней: растения, камни, другие предметы… Земля меняет шкуру.

Ретроспектива

— В случае чего уходите на кладбище!

— Завернуться в простыни или так? — рассмеялась Ва.

— В городе оставаться не советую, — серьезно настаивал Пиза.

— Хорошо, дядя, — легкомысленно согласилась Ва.

— Слышишь, сестра! — повысил голос Пиза, глядя на спокойную Таму. — Сейчас лето. Можно и на земле, и на лавочке переночевать. На кладбище можно продержаться какое–то время. Заварухи теперь скоротечны.

— Кладбище?! Но там страшно! — испугалась Тама.

— Ничего страшного. Живые всегда страшнее мёртвых. Кладбище — это сад. Кончится хлеб — фруктами можно питаться. Там же тысячи деревьев: абрикосы, груши, яблони…

— Да ты я, вижу, всерьёз! — испугалась Тама.

— А ты как думала! — вспылил Пиза.

Муст — Чину:

— Гроза, удар молнии — неотвратимая страшная сила, брат. Все мы, по сути дела, живём под этой угрозой. Однако живём, не прячась, хотя каждый из нас в любой момент может быть убит. Мы живём и даже забываем об этой опасности. Так будем же и мы непредсказуемы, как гроза!

Свеча имеет ореол, разумеется, когда горит.

И чтобы увидеть его, нужно отдалиться от пламени на некоторое, но не слишком большое, расстояние. Особенно хорошо это видно ночью, или туманным днём.

Муст — Вовс:

— Меня раздражают инородцы. Они вопиюще не такие, как мы. Я понимаю: это плохо, что я так нетерпим. Но что делать. Я у себя дома. Я хочу, чтоб у меня дома было всё так, как мне приятно.

— Ну, чем же они не такие, брат?

— Хотя бы тем, что вопят койотами. Для них подобные возгласы стали естественным отправлением восторга. Это потому, что они растеряли всё своё и теперь заимствуют что попало, что им кажется модным. Противно!

— Но, Муст, это же мелочь!

— А меня она ввергает в ярость. Что это они себе вообразили! Тут не Койотия им. Тут наша с тобой Аборигения.

— Ну, а как же иначе им кричать, если весь мир давно уже вопит койотом. Что ж, по–твоему, им кричать ослиными голосами?!

— Они достойны только презрения, поскольку растеряли все свои национальные признаки.

— Ты поражаешь меня, брат.

— У меня сердце поэта, Вовс! Оно болит у меня по всякому поводу. Скажу тебе, Вовс, раз и навсегда: для меня они одинаковы — и куцапы, и холопцы. И те, и другие занимают нашу территорию.

— Но ведь холопцы за нас. Они против куцапов.

— Нам они не нужны. Без помощников обойдёмся.

Из разговоров:

— Великое счастье испытать волю Божью.

— Ты хочешь забрать большую часть своих лет досрочно? Или оставишь их без призора?

— Мал, мёл, мел, мил, мол, мул, мыл, мял, мал.

Ретроспектива

Много лет назад Семивёрстов — Пиза:

— А ты всё такой же языкатый, Пиза!

— Значит, мы с тобой не стареем, Семивёрстов, коль не изменились.

— Может быть, — усомнился Чемпион.

— Слушай, я давно ищу с тобой встречи. Хочу сделать заманчивое предложение.

— Какое же?

— Предлагаю тебе жениться на моей сестрёнке. Баба она ничего. Особенно — характером. И, по–моему, в твоём вкусе.

— Но… я…

— Не думай! Она всё ещё девица — не терял тона Пиза, — но очень шустрая. Поэтому я тороплюсь. Давай, спеши наперехват.

— Шустрая! Как раз таких не…

— Перестань, — снова перебил Пиза, — в моём роду все женщины отличаются верностью до гроба.

— Но я её никогда не видал!

— Не ври! Сколько раз ко мне приходил, столько же раз и видел её.

— Когда же это было!

— Десять лет назад.

— Ого!

— Ну что «ого»! Неужели у тебя такая слабая память?

— Твоей сестры не помню. — Семивёрстов вдруг представил себе старую деву с чёрными усами.

— Естественно, ты мог не обращать внимания на неё. Ведь малышке тогда было шесть с небольшим лет.

— Вот именно, что с небольшим.

— Не в размерах суть. Ты же знаешь, — частил Пиза, — ну а что дальше скажешь?

— Как хоть зовут её?

— О, у неё оригинальное имя — Тама.

— У вас тут у всех, что ни имечко, то…

— Мы любим звучные имена, ты прав!

О, как чудесна была бы жизнь, если бы мы довольствовались одними реальными бедствиями, не преклоняя слуха к призракам и химерам нашего ума…

Не питайте помыслы неспокойные. Лука, 12, 29.

Необходимые друг другу люди обязательно встречаются. Другое дело, ко времени это случается или нет. Нередко встреча опаздывает. Но бывает и преждевременной.

Залив был полон парусов, словно майский луг цветами. Тама — не женщина, а жасмин.

Тама лежала на камне. И волна, перекатывающаяся через него, перекатывалась и через неё. Вода завихрялась у неё под мышками и в промежности. И эта нежная турбулентность — эти каскады и каскадики создавали зрелище поистине гармоническое. Всё было в нём: и картавый говорок апрельского ручья, и летнее золото волос, и осенняя смуглота сосцов и белоснежный огонь смеха… О, женщина!

Потом она сидела босая, поджав пальцы ног. Все женщины так делают, когда босые.

— Кажется, обо мне ты знаешь больше, чем я сам.