- Те, с которыми вы сидели в "Звездном небе". Неужели забыли? Такая теплая компания. Могу напомнить. - Майор снова полез в ящик и вытащил несколько фотографий. - Хорошо получились, между прочим, особенно ваша дама. Фотогеничная.

Карякин с минуту разглядывал снимки, потом небрежно отложил их в сторону:

- Так бы сразу и сказали, гражданин майор, какие же это дипломаты. Обыкновенные джоны-фирмачи. Как же, помню, случайно познакомились. Хорошо посидели.

- Однако машина была с дипломатическим номером.

- Я к номеру не присматривался, они сами сказали, что фирмачи, а мне, гражданин майор, какая разница - джоны, и все. А разговор о досках был, не стану отрицать. Показал им несколько. Не понравилось, видите ли. С тем и разошлись. За это ведь срок не дают? - Он снова ухмыльнулся. - Да и где доказательства? Я вам все честно показываю, а вы не верите. Да же если вещи Воронкова темные, то я тут при чем? С него и спрашивайте.

"Да, в логике ему не откажешь, - размышлял Голубев, - однако если он и говорит правду, то не всю, далеко не всю. Признается в частностях, умалчивает о главном". Такой отвлекающий маневр был достаточно хорошо знаком оперативникам. Карякин ни словом не обмолвился о том, что ездил на свидание к "врачу" не один, а с любовницей Не хотел впутывать Почему? Из джентльменских побуждений? Однако на джентльмена он совсем не похож Именно с ней, с Татьяной Рагозиной, видимо, и связано то главное, что пытается скрыть Карякин Приемщица художественного комбината узнала на фотографии в "Звездном небе", которую показал майор Карякину, ту самую молодую женщину, что сдала икону Николая Угодника. Не очень уверенно, правда, но узнала. И то, что Карякин о Татьяне умалчивает, лишь усилило подозрения. И Голубев решил пойти ва-банк:

- Вы требуете доказательств, Карякин, - майор взглянул прямо в его белесоватые глаза. - Это ваше право. Вы их получите. А сейчас объясните нам, как попала к вам икона Иоанна Крестителя, или Ангела пустыни.

На лице Карякина в первый, пожалуй, раз за время допроса мелькнула тревога. Он отвел глаза и пробормотал:

- Какого Крестителя? Их много, этих досок с крестителями. В моей коллекции штук семь наберется.

- О вашей коллекции мы еще поговорим, а пока я спрашиваю о доске, которую сдала на Большую Полянку Рагозина. Той самой, что по новой записана, под Николая Угодника. - Голубев встал, открыл сейф и извлек из него "Ангела пустыни". - Узнаете?

Карякин бросил косой короткий взгляд на икону и ничего не ответил. В комнате воцарилось молчание, которое длилось довольно долго. Наконец он тихо произнес:

- Ваша взяла, гражданин начальник. Слышал я такую поговорку: лучше быть хорошим свидетелем, чем плохим обвиняемым. Так вот, я предпочитаю первое и потому прошу учесть мое чистосердечное признание.

- Мы все учитываем, Валентин Семенович. Продолжайте.

- Было дело, записал я этого Ангела. Упросил меня один фирмач, очень уж ему понравилась эта доска.

- Что за фирмач, как с ним познакомились?

- Фамилию не знаю, англичанин он. Татьяна на выставке одной работала переводчицей, там и познакомились. - И, предупреждая неизбежный, весьма не приятный вопрос о паспорте, добавил. - А паспорт я нашел, в переходе метро на Дзержинской, выронила какая-нибудь дуреха. Вот и все.

- А икона эта у вас как оказалась? - задал вопрос и Чобу.

Карякин удивленно взглянул на него, как бы увидя впервые.

- А разве я не сказал? У Воронкова взял, у кого же еще. Его надо потрясти, а то все обо мне да обо мне.

- Машина у этого Воронкова имеется? - снова спросил Чобу.

- Имеется, получше моей старой тачки. "Жигуль" у него новый.

- Какого цвета машина?

- "Коррида", красный такой... А при чем тут цвет? - удивился Корякин.

Степан промолчал. Не станет же он в самом деле объяснять этому типу, что ни один из свидетелей машину красного цвета на месте происшествия не видел.

- И еще один вопрос, так сказать, неофициальный. - Голубев снова вступил в разговор. - У вас, Валентин Семенович, интересная работа, и заработок - дай бог, как говорится, каждому. И мастер вы настоящий, так все о вас отзываются. Зачем вам вся эта возня с куплей-продажей? Неужели ничему не научились? Было, кажется, время...

- Как зачем? Странный вопрос. Деньги лишними никогда не бывают. А у меня семья и... подруга, вы знаете... Кормить-поить и одевать надо. И потом, - продолжал он после паузы, - скажу вам откровенно: сами вроде деньги эти в руки шли, без особого труда. У одного купил, другому продал, у третьего выменял... Всегда что-нибудь останется. Трудно удержаться, а риска почти никакого. Нет состава преступления, как у вас говорят.

- Это как сказать, Валентин Семенович. По крайней мере в эпизоде с записанной доской состав преступления налицо.

- Согласен, гражданин майор, нечистый попутал. - Карякин сокрушенно потупился. - Однако много все равно ведь не дадут. Я статью знаю.

- Тем лучше, Валентин Семенович, - Голубев невольно улыбнулся. Приятно иметь дело с разбирающимся в кодексе человеком. А сейчас едем за вещами, которые вам передал, как вы утверждаете. Воронков. Вот постановление о производстве обыска, ознакомьтесь.

Карякин на бумагу не обратил внимания.

- Если можно, гражданин майор, давайте без обыска. Вещи у Татьяны, неудобно как-то с обыском, да еще понятых придется среди соседей искать. В общем, без шума не получится. Я вам все сам выдам, кроме Левитана. На атрибуции он, в Третьяковке.

- Ну что ж, пусть будет по-вашему, - согласился после некоторого раздумья майор. Ему не хотелось терять контакт, который как будто наладился с Карякиным. Похоже, что тот был не прочь оказаться хорошим свидетелем. А именно это и было важно сейчас для расследования. - Пусть будет по-вашему, - повторил Голубев, - но требуется еще одна формальность. - Он протянул Карякину бумагу. - Это подписка о невыезде. Надеюсь, вы не повторите ошибок молодости, - напомнил майор о двух побегах из мест заключения.

- Куда от вас убежишь, все равно найдете, - невесело ухмыльнулся Карякин. - И еще у меня есть к вам просьба, Алексей Васильевич, - он впервые обратился к Голубеву по имени-отчеству. - Вы, я так думаю, с женой моей будете беседовать... допрашивать словом Не говорите ей о Татьяне. Ни к чему ей это знать.

- Эх, Валентин Семенович, запутались вы, как я посмотрю, основательно, а ведь не мальчишка уже Ладно, мы в семейные дела не вмешиваемся. Без необходимости, конечно, - добавил Голубев. - Пока же такой необходимости не вижу.

Разговор в музее

Телефонный звонок прервал на полуслове выступление полковника Ковчука на утренней оперативке. Он недовольно покосился на аппарат, но трубку взял, и его озабоченное, усталое лицо прояснилось. Очевидно, новости были хорошие. Обсудив утреннюю оперативную сводку и получив задания, сотрудники стали расходиться Поднялась и Андронова, но начальник попросил ее задержаться.

- Сейчас звонил Чобу из Москвы, - сообщил полковник. - Кое-что проясняется. Не зря мы его в столицу командировали. Нашли человека, у которого лампаду украли, помните, Чобу еще подробно докладывал об этом мошенничестве, некий Карякин, москвич. У него обнаружены также культовые вещи, похищенные в Молдавии. Этот Карякин, как сообщает Чобу, личность весьма подозрительная, имел судимость, однако, видимо, в кражах не замешан. По крайней мере, прямо. Он сдавал в комиссионный магазин антикварные вещи, которые ему передал, по его словам, житель Кишинева Воронков Олег Георгиевич. Карякин действительно летал в Кишинев, это по билетам установлено. Однако его показания нуждаются в проверке. Тем более, что уж слишком быстро он раскололся, так Чобу считает. Не оговаривает ли Карякин Воронкова? Вот в чем вопрос. Карякин утверждает, что Воронков коллекционер, и довольно известный. Вам не приходилось с ним встречаться или слышать эту фамилию? Вы же, Лидия Сергеевна, эту публику хорошо знаете.

- Меньше, чем хотелось бы, Никанор Диомидович. Эта публика скрытная, я уже говорила. Каста. Если Воронков действительно коллекционер, то его найти не составит труда.