Голубев перевел удивленный взгляд на Евстратову, которая с нескрываемым интересом наблюдала за выражением лица майора. Прикурив от большой мужской зажигалки новую сигарету, спросила:
- Что же вы молчите, Алексей Васильевич?
- Так это же совсем другая доска, ничего не понимаю, - растерянно пробормотал он.
- Ошибаетесь, милейший товарищ майор. Доска та же самая... Только...
- Та же самая? - удивленно повторил Голубев. - Значит...
Ольга Александровна не дала ему договорить:
- Вот именно! - Она глубоко затянулась. - Доска записана по-новой, и весьма профессионально. Этого художника бы к нам, сюда, отличный реставратор бы получился. Однако мне почему-то кажется, что МУР не разрешит.
- Если очень попросите, может, и разрешим, чего ради искусства не сделаешь, - в тон ей отвечал Голубев. - Однако этого художника надо еще разыскать. Имени своего он ведь не оставил.
- Это уже ваше дело - искать. Кто ищет, тот всегда найдет. Не так ли?
- Совершенно с вами согласен, уважаемая Ольга Александровна, а сейчас с нетерпением жду рассказа о вашем поиске этого ангела с крылышками.
- Что и говорить, задумано, да и выполнено, остроумно. Однако таможенники не зря, видно, свой хлеб едят. О МУРе я уж не говорю, - лукаво улыбнулась она. - Итак, начнем по порядку. Доска, и вы тоже обратили на это внимание, слишком легкая для современной иконы. Старые доски - они ведь высыхают. Во-вторых, тыльная сторона обработана не рубанком, а стамеской. Рубанков-то раньше не было. Это вы, надеюсь, знаете. В-третьих, шпоны. Они двусторонние, врезные. На более поздних иконах шпоны вставляются по краям на полях. И, обратите внимание, несмотря на шпоны, доска успела изрядно выгнуться. Наконец, левкас*. Мы осторожненько так ковырнули его сбоку, не дай бог ошибиться, неприятностей не оберешься. Ведь икона иностранцу принадлежит, впрочем, теперь уже можно сказать принадлежала, - поправилась Евстратова. - Двойной левкас оказывается, как слоеный пирог. Остальное - дело техники. Удалили специальным раствором масляную запись - и пожалуйста... - Ольга Александровна посмотрела на икону так, будто не древний живописец, а она сама была ее автором. Темпера. Иоанн Предтеча, или Иоанн Креститель, он же - Ангел пустыни. Шестнадцатый век.
_______________
* Л е в к а с - грунтовка, изготовлявшаяся из мела и рыбьего
клея.
У Голубева не было оснований не верить эксперту, но он все-таки недоверчиво спросил:
- Но ведь на новой записи были кракелюры. Неужели и их можно подделать?
- Запросто! Сначала нагрели доску с новой записью, потом охладили вот вам и кракелюры. Только не те, что естественным путем получаются. А в общем, честно скажу, нелегкая была экспертиза. Сработано умело, ничего не скажешь. Вот посмотрите... - Евстратова полистала старую истрепанную книгу в красном сафьяновом переплете и передала ее майору.
Он перевернул лист тонкой бумаги, вроде папиросной, и увидел рисунок, в точности повторяющий изображение на иконе. "Иоанн Предтеча, или Ангел пустыни, - прочитал Голубев, - изображен в виде крылатого ангела, предвестника Мессии, согласно пророческим о нем словам: "Ибо он тот, о котором написано: "Се, я посылаю ангела моего пред лицем твоим, который приготовит путь твой пред тобою". В левой руке у Предтечи - чаша, в ней спаситель-младенец, на которого Предтеча указывает правой рукой, как бы говоря: "Се ангел божий, который берет на себя грехи мира..." Изображение Предтечи с крыльями принадлежало исключительно византийской, а впоследствии и русской иконографии".
- Ангел пустыни... - задумчиво произнес Голубев. - Красиво звучит, но не понятно. Почему так назвали Иоанна Предтечу? И вообще - в чем тут суть? Я, признаться, не очень силен в библейских сказаниях. Просветите, ради бога.
- Не упоминай имя божье всуе, сказано в священном писании, - негромко ответила Евстратова таким тоном, что Голубев не понял, всерьез она говорит или шутит, и закурила очередную сигарету. - Ну хорошо... Если старшего инспектора МУРа действительно интересуют библейские сказания, тогда слушайте.
Давным-давно, еще до рождества Христова, жил да был священник по имени Захария со своей супругой Елизаветой. Они ни в чем не провинились перед богом, прожили долгую жизнь, но всевышний обделил их детьми. В один прекрасный день к престарелому Захарии явился архангел Гавриил с вестью, что скоро его жена родит сына, которого следует наречь Иоанном. Именно ему, Иоанну, и суждено стать предтечей Мессии. Престарелый Захария уже давно потерял всякую надежду стать отцом, видимо, имея на то веские основания, и потому выразил сомнение в предсказании архангела, за что тут же лишился дара речи.
Однако прошло несколько месяцев, и у счастливых родителей действительно родился мальчик. Жена и другие члены семьи решили дать ему имя отца, однако Захария, услышав об этом, написал на дощечке: "Иоанн ему имя." (Иоанн означает "дар божий" - пояснила рассказчица.) И немой Захария сразу после этого снова заговорил. Однако столь счастливо разворачивающиеся события приняли неожиданный трагический оборот. Правивший Галилеей тетрарх Ирод Антипа стал притеснять Елизавету и ее младенца, и она убежала с ним в пустыню. Скала расступилась и укрыла мать и ее дитя. Стражники схватили Захарию и потребовали назвать место, где скрывается его жена с ребенком. Он не выдал самых близких людей, за что и был казнен; кровь его превратилась в загадочный камень.
Там, в пустыне, Иоанн провел долгие годы, питаясь акридами и диким медом. (Акриды, - снова пояснила Евстратова, - это род съедобной саранчи). Одеждой ему служили верблюжьи волосы и кожаный пояс на чреслах. В тридцатилетнем возрасте, точно так же, как и Иисус Христос, Иоанн пришел к людям и стал проповедывать: "Покайтесь, ибо приблизилось царство небесное..." Те, кто поверил пророку, под его руководством совершили обряд крещения в водах Иордана. Пришел принять этот обряд и никому не известный молодой человек по имени Иисус Христос, и Иоанн всенародно объявил о пришествии Мессии: "Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь господу, прямыми сделайте стези ему".
Между тем Галилеей продолжал править ставленник римлян тетрарх Ирод, имя которого стало впоследствии синонимом бесчеловечной жестокости и коварства. Железной рукой подавляя малейшее сопротивление угнетаемого им народа, он не останавливался даже перед убийством детей. Отсюда и берет начало библейская легенда об избиении младенцев, учиненном Иродом.
Всеобщее негодование и осуждение вызвала женитьба Ирода на Иродиаде, которую он отнял у брата своего. Иоанн Креститель, аскет, пророк и правдолюбец, ангел пустыни, в своих проповедях обличает преступление и аморальность власть предержащих. Кроме того, им, конечно, двигали и причины, так сказать, личного характера: вспомним преследования Иродом его матери и его самого. Разгневанный тетрарх бросил проповедника в темницу, однако казнить не решился, справедливо полагая, что это вызовет восстание угнетенного народа.
...Во дворце Ирода пир стоял великий в честь дня рождения тетрарха. Его придворные и члены семьи стараются всячески угодить тирану, ублажить его. Перед ним танцует его падчерица Саломея. Танец ее так понравился Ироду, что он в знак благодарности выразил готовность исполнить любое ее желание. Саломея просит голову Иоанна. По приказанию Ирода палач отсекает ему голову и приносит ее на блюде Саломее, которая передает ее Иродиаде для глумления.
- Поэтичная, ничего не скажешь, хотя и жестокая легенда, - задумчиво промолвил Голубев. - Не разберешь, где правда, а где вымысел. Теперь я вспоминаю... Кажется, читал об этом давно, в юности. "Саломея" Оскара Уайльда.
- Да, поэтичная и жестокая, - согласилась Ольга Александровна, впрочем, как и сама наша жизнь. Не только Уайльда вдохновила эта легенда, но и Флобера, Тинторетто, Караваджо, Родена... Когда в последний раз в Третьяковке были, Алексей Васильевич? - неожиданно спросила Ерстратова.
- Давненько, - смущенно ответил майор. - Некогда как-то...
