Однажды утром, когда партнер сообщил, что идет смотреть на здешних кротов, очень досаждающих, как оказывается, земледельцам, Денис махнул рукой – я останусь тут, на завалинке. Когда дядя Саша удалился с холма с ордой сбегающихся к нему каждое утро, Денис покликал Парашу и сообщил, что ему нужна она и еще несколько человек. Параша мгновенно выполнила приказание. Явились два рослых, как и все здесь, полуголых загорелых увальня, только один белобрысый, а другой под вороново крыло. Жестом щедрого фокусника Денис явил перед ними бутылочку колы.

Эксперимент был простой. Параше и парням нужно было распить бутылку, а наблюдателю присмотреться к ним. Результаты превзошли ожидания. В течение пятнадцати минут все трое были в состоянии абсолютной эйфории. Валялись на земле у хижины, разговаривали и пели, причем как минимум на двух языках. Один, естественно, недавно усвоенный, второй – шмурдяк, так его назвал Денис, собрав в одном слове все основные звуки этой речи.

Слуха и голоса ни у одного из них не было, но любимую песню раннего детства – «Эти глаза напротив» – Денис выслушал с увлажнившимся взором. Исполнили они и что-то из своего дорусского репертуара. Немелодичное произведение, да и исполненное людьми без слуха…

Что ж, оставалось признать, что музыкально народ Убуди бездарен. Но отрицательный результат – тоже результат. Не умеют петь – будем искать, что они умеют.

На звук этого хора прибежал с ближайшего поля товарищ инженер. Он с одного взгляда понял, в чем тут дело, и между партнерами состоялось неприятное объяснение. Дядя Саша категорически отказался считать то, чем занимается Денис, наукой. «Это вивисекция какая-то!» Более того, настоял на том, чтобы остатки колы были взяты «под замок».

– Я все пересчитаю.

Денис притворно вздохнул.

– И убери с глаз долой пустые бутылки.

– Борьба за экологию?

– Давай хоть здесь не будем гадить!

Добровольцы с тоской глядели – их к тому времени уже отпустило, – как исчезают в полумраке хижины под травяными циновками большие и маленькие бутылки.

Товарищ инженер удалился.

Денис смотрел на похмельных аборигенов. Все они далеко не на одно лицо. Вот этот со шрамом…

– Слушай, вас же надо как-то звать. Ты будешь Отто. Твое имя Отто, понял?

Господин аниматор не успел, хотя и собирался, объяснить парню, почему он именно так его называет, что он похож на Скорцени, – парень очень воодушевился, захлопал глазами, встал и горделиво прошелся и сделал какой-то жест в сторону Параши. Денис понял – до сих пор она была единственная, кто обладал именем, и этим она была как-то выделена из общего числа и даже, возможно, вознесена над остальными.

Заволновался второй певец, белобрысый, он выразительно пялился на Дениса – мол, а я?

– А ты – Борис, ударение на первом слоге, понял? – Он имел в виду забавного лондонского мэра.

Денис был очень доволен собой. Ему явно удалось сделать открытие, до которого строгий товарищ инженер еще не додумался. Убудцы, по неизвестной пока причине, страшно заинтересованы в обретении имени. Жили, надо понимать, без этого, но тужили. Он интуитивно нащупал спрос и закрыл его адекватным предложением.

А в чем его выгода в данной сделке? Надо подумать. Придумалось быстро. И Отто, и Борис охотно выполняли просьбы господина аниматора, когда он обращался к ним по имени. Забавно – имя было здесь чем-то вроде валюты. Причем, кажется, ближе к неразменному пятаку, чем к обычному дензнаку или электронной карте, невидимо тающей с оплатой каждой отдельной услуги. Сколько раз ни кричи Отто, Отто не становится менее готовым к тому, чтобы принести баклажку с водой.

Но обнаружился и нюанс. Денис крикнул своему нукеру не Отто, а Скорцени – никакого действия. Объяснил, что Скорцени и Отто – это одно и то же. Не подействовало. Отто был только Отто, и ничего больше. Это надо было запомнить, жители Убуди – люди слова.

Люди моего слова, самодовольно уточнил Денис.

– Как-то недалеко от Магадана довелось мне оказаться, и там выбрели мы с друзьями на юкагирский поселок в три чума. Чтобы не поить водкой охотников, угостили растворимым кофе.

Денис утрированно кивал – понимаю, понимаю.

– Так у вождя полопались сосуды в носу и в мозгу.

– Жаль, что у вас колы с собой не было.

Товарищ инженер вздохнул:

– Зря ты так.

– Как?

– Извини, но у меня такое впечатление, что ты на все готов.

– На что, дядя Саша? В чем вы меня конкретно подозреваете?

– Ты смотришь на них так, как будто они не совсем люди.

– Успокойтесь, читали Веркора, всё понимаем.

– О чем ты?

– Проехали. Я, скажу вам честно, не могу не видеть, что убудцы, так их назовем, от обычных людей, от негров даже, отличаются.

– Вот этого я и опасаюсь, негры, они не «как люди», они люди…

– Не шейте мне расизм, негры и не негры, мы все братья, а кто не братья, те сестры, но со здешними у вас этот фокус не пройдет. Вы же человек точных знаний, не можете же вы не видеть, насколько они не равны нам. Пусть лучше нас, но не то же, что мы.

– В чем?

– Вот это я и хочу выяснить.

– Вот это меня и пугает. Что ты себе позволишь ради этого выяснения.

– Как будто вы не тем же самым занимаетесь.

– Я осторожно пытаюсь определить, чем им можно помочь.

– Ой, такая чистенькая благотворительность.

– Не только, я не откажусь, если обнаружится, что убудцы, как ты их называешь, будут нам в чем-то полезны.

– Корабль построить?

– Хотя бы.

– А пока не оказались?

– Нет, Денис, не оказались.

Товарищ инженер встал и пошел вон с хутора. За ним последовала группка его сторонников, сидевших во время этого разговора в сторонке. Белые гости разговаривали негромко, так что дядю Сашу нельзя было обвинить в том, что он хочет понравиться аборигенам. Но Денис все же обвинил. Слишком уж он перед ними стелется. Придется одному нести бремя белого человека.

– Я буду делать то, что считаю нужным, – крикнул Денис в спину напарнику.

Он не ответил.

Холм опустел.

Подчиняясь не реальному исследовательскому интересу, а просто желая привести в исполнение угрозу, только что брошенную в адрес напарника, Денис скомандовал:

– Парашка, принеси воды!

Девушка мгновенно явилась и сразу с двумя баклагами. Пить не хотелось. Денис – а, надо охолонуть – вылил ее себе одну на голову и шумно зафыркал от удовольствия, оставаясь в лежачем положении.

– Кайф!

Девушка присела на корточки, ей было любопытно, что-то вроде улыбки было на ее губах. Хочет узнать, что означает только что прозвучавшее слово.

– Знаешь, что такое кайф?

Ответ отрицательный.

Денис взял вторую баклажку и не сильно плеснул из широкого горлышка ей на грудь. Она, хмыкнув, чуть отпрыгнула на пружинистых ногах и шлепнула ладонями по персям. Что сработало – ощущение прохлады или внезапное чувство стыдливости? Вода как бы сделала видимой ее наготу.

Видимой, но вряд ли осознаваемой.

Причем она теперь сидела так, что и нижняя нагота была предъявлена созерцанию, с природным бесстыдством.

Денис кашлянул несколько раз, отвернулся на секунду, потом обежал взглядом окрестность – свидетелей не было. Отто с Борисом ушли с мотыгами через плечо. Они любили быть поблизости от Дениса, как будто надеялись, что это может быть чревато для них чем-то полезным, но все же каждый день и на поле проводили несколько часов. Полудворня-полукрестьяне. Даже старуха от вечного костра куда-то отвалила.

– Ну, что мы будем с тобой делать? – спросил Денис у девушки немного не своим голосом. Если бы дело происходило не на Убуди, он бы волновался меньше. Как вести себя с обычными девицами, он знал очень хорошо. А тут – вдруг полопаются сосуды?

– Кайф? – произнесла девушка с вопросительной интонацией.

Настаивает на уроке? По-хорошему, нужно было ее, конечно, мягко прогнать, в смысле отослать… чем может закончиться это исследование?! Но, видимо, остатки научной добросовестности вынудили Дениса попробовать изобразить с помощью звуков и телодвижений то, что он называл этим словом.