– Карликовое животноводство, – сказал Денис в тон дяде Саше, но тот был не склонен к юмористическому взгляду на вещи. Он медленно сказал:

– Кажется, нас действительно… занесло. Здесь даже своя порода коров. Представляешь, сколько они живут на этом острове в отрыве от всего остального мира?

– Дядя Саша, мы еще не выяснили, на острове ли мы.

– Сейчас дойдем до той скалы и выясним, что на острове.

Из-за хижины появился средних лет мужчина, подошел к корове, погладил по холке и поманил за собой. Корова покосилась на белых людей и пошла. Абориген тоже покосился в их сторону, именно с той же степенью интереса, что и корова. Это было немного неприятно. Они все еще не понимали, в каких они состоят отношениях с окружающим миром. А стало быть, неясно, что им позволено, а что воспрещено.

Пока не начнешь двигаться, сопротивление среды и не определишь. Дядя Саша сделал не быстрый, но решительный шаг вперед, к тропинке, что, как было известно, уводила меж стенами тропических зарослей вниз с холма в охваченную медлительным сельским хозяйством долину.

Денис шел следом и, опасливее старшего товарища, чаще вертел головой и напряженнее прислушивался. Пару раз он проверил, не крадется ли за ними кто-нибудь. Например, карликовая корова. Ему хотелось говорить о змеях и тарантулах, но не хотелось выглядеть трусом, и он завел речь о погоде:

– Вы обратили внимание, мы на экваторе практически, а ни особой духоты, ни жары не наблюдается. Не то что там, на берегу.

– Это потому что мы на холме, сейчас спустимся ниже, станет влажнее и жарче.

– А-а, как на Бали – на берегу тропики, а в Убуде, в столице…

– Как на Бали.

Тропинка вилась. Густые и разреженные, высокие и ползучие, сине-красные, лимонно-желтые и фиолетово-розовые, исходившие приторными, почти физически ощутимыми запахами стены диких садов проплывали справа и слева.

Аниматор не выдержал:

– А не бросится ли на нас из этих клумб какой-нибудь ягуар?

– Если это остров, и небольшой к тому же, крупных хищников здесь нет.

Дениса раздражала прямолинейная уверенность напарника по несчастью, что они имеют дело именно с островом. Больше хотелось полуострова, больше шансов выбраться к цивилизации без посторонней помощи. Да, по цивилизации уже довольно остро скучалось, и также крепло понимание, что цивилизованный человек без своей цивилизации особенно ничтожен.

– Начинается сауна, – сказал Денис.

И тут заросли распахнулись, и открылась долина-равнина: она не была такой плоской, как казалось с холма, она была скорее волниста. Прямо от устья тропинки начиналась обработанная земля, большой кусок того самого, что они увидели еще сверху.

Дядя Саша присел на корточки и осторожно прикоснулся пальцами к веточкам ближайшего кустика. Дениса больше интересовали фигурки людей, что виднелись впереди шагах в пятидесяти. Они стояли наклонившись в междурядьях, держа в руках мотыги. И вдруг выпрямились и посмотрели в их сторону.

– Это не рис, – сообщил дядя Саша, растирая ладонями метелку с зернами. – И не сорго.

Сзади послышался глухой приближающийся топот, как будто весьма многоногое существо быстро спускалось вниз по тропе. Денис смотрел то в поле, пытаясь уловить намерения земледельцев с мотыгами, то вверх по тропе, прикидывая, как бы можно было подготовиться к появлению неизвестного, весьма вероятно опасного, существа. А дяде Саше, долбаному инженеру, будто все равно: быть затюканному мотыгами или сожранному невидимой многоножкой!

Товарищ инженер встал как раз в тот момент, когда из зарослей вылетела тройка голопузых детишек лет тридцати пяти на троих. Они не испугались двух необычно по местным меркам одетых мужчин, смотрели на них без особого интереса и специально выражаемой приязни. Их послали в погоню за исчезнувшими гостями? Да нет, чепуха, просто ребятня носится по острову. А, нет, не просто так. В руках у них баклажки.

– Привет, спиногрызы! – сказал Денис. – Это вы нам?

Дети ничего не ответили, обогнули пару белокожих гостей и побежали вглубь поля к людям с мотыгами.

– Там дорожка, – сказал дядя Саша.

На самом деле метрах в пяти от того места, где они стояли, начиналась дорожка, разрезающая пашню. Очень кстати, долину, очевидно, можно пересечь, не топча посевы. Они двинулись вслед за подносчиками воды. Проходя мимо уже напившихся и вновь углубившихся в работу крестьян, они придержали шаг, рассчитывая, что те с ними, может быть, захотят заговорить. Заговорить с ними никто не пожелал, хотя было понятно – без внимания их передвижение не осталось. Несколько взглядов искоса и исподлобья, но лишь в прямом, а не переносном смысле.

Они пересекли с десяток, не меньше, таких наделов, обогнули несколько скоплений деревьев, внутри которых можно было различить ограды загонов – помимо земледелия на острове имелось вполне культурное животноводство. И даже один попался птичник – неосторожно приблизившись, они взволновали целое облако белых кур.

Все время они, переходя с дорожки на дорожку, возвращались на берег быстрого, очень холодного ручья. Было душно, дядя Саша не только ополоснулся в удобном месте, но и напился.

– Холодная, – сказал он.

– Так и будем его называть – Холодный ручей.

– Как скажешь.

– Все-таки мы зря хлещем здешнюю водицу, – сказал Денис, наблюдая за напарником, но сам к воде не прикасаясь.

– Мы уже пили ее там, в хижине.

– А почему сами пахари не хлебают из ручья, а ждут, когда детишки притаранят им баклажки? Тут пройти метров двести.

– Это была не вода.

– В смысле?

– Это был обед. Молоко.

– Такое впечатление, что вы тут уже были.

– Кто знает, – вздохнул дядя Саша.

– Ну, это уже совсем не научный материализм. Мистика вам не идет.

– Знаю. – Дядя Саша мелко улыбнулся и пожал плечами.

На каждом поле по дороге к скале работала мотыжная бригада от двух до пятнадцати человек обоих полов; у всякой «фермы» несколько скотников, можно было заключить, что народ тут живет трудолюбивый, и вроде бы никаких признаков насильственной организации – надсмотрщиков, десятников.

– Вольный труд на вольной земле, – не удержался от фразы Денис, а внутри нее подпустил иронии.

Дядя Саша не ответил, и это чуть-чуть задело господина аниматора.

Крестьяне вели себя везде одинаково: демонстрировали внимание как бы вполоборота. Мы вас видим, но вы для нас за стеклом. Вы гуляете, мы пашем, никто никому не мешает.

– Вообще, они умеют говорить? – вопросил Денис с неожиданным раздражением. Они как раз проходили мимо очередного птичника.

– Куры?

– Вы еще шутите!

– Для общения не обязательны слова.

– Вас опять тянет на, прости Господи, метафизику, дядя Саша!

– Меня тянет вон на ту горку, хочется окинуть.

– И я бы окинул. А говорить они говорят, помните, как самый первый шашакал на берегу с теми, что подошли. Они просто с нами почему-то не рвутся побеседовать. Можно подумать, что мы им до лампочки.

– Смотри!

Денис поглядел, куда показывал напарник, это и вправду заслуживало внимания. Группа уже привычного вида земледельцев, но занимающаяся явно не земледелием. Одни лежали на земле и ворочались, погружая в нее то одну руку, то другую. Другие быстро-быстро мотыжили землю в одном месте, как будто желая добраться до чего-то в глубине. Другие опорожняли баклажки с водой туда же, в разрытое.

– Это не молоко, – удовлетворенно сказал Денис, ему было приятно уесть самоуверенного напарника.

– Пойдем посмотрим.

– Да ну их, дядя Саша. Меня и к нормальным-то подходить не тянет, а тут бесноватые. Ритуал у них какой-нибудь, вмешаемся – себе дороже.

Но старший товарищ уже быстро шел в ту сторону, перешагивая через ряды псевдорисовых кустов. Но разведать, чем занимаются аборигены с таким жаром, ему не удалось. То ли не пожелав упражняться в его присутствии, то ли уже покончив с этим делом, загорелые дяденьки разом приняли вертикальное положение и пошли гуськом прочь по ближайшему междурядью.