прочитать сообщение.
«Я в порядке, но он меня не выпускает. Обещаю, что увидимся завтра.
Дом просто расстроен, я должен его успокоить. Прости».
Дэлайла не знала, что делать. Она бросила его защищаться в одиночку?
Должна ли она кого-нибудь позвать? Рассказать кому-нибудь? Родителям? Или
полиции? Словно прочитав ее мысли, он прислал еще одно сообщение:
«Не беспокойся обо мне, Дэлайла. Дом меня любит. Я в безопасности».
Глава пятнадцатая
Он
Гэвин размышлял, сколько времени понадобится Дэлайле, чтобы его
отыскать.
Он знал, что она сейчас растеряна или встревожена, а, может, и немного
зла, ведь его не было на привычном месте их встречи возле школы. По правде
говоря, он чувствовал себя в какой-то степени преступником, пробираясь в
двери школы, когда небо еще было темным, а этажи еще были пустыми, зато
было достаточно рано, чтобы незамеченным пробраться в комнату для
репетиций без окон.
Здания для занятий музыкой были рядом временных вагончиков,
приподнятых над землей с помощью уродливых блоков цемента и
присоединенных к покосившемуся генератору энергии. Местные власти
собирались здесь построить постоянные здания для занятий искусством –
вернее, так они говорили – но Гэвину нравился звук шагов, когда он шел вверх
по пандусу к двери, и нравилось, как его окутывает тишина, когда он закрывал
за собой алюминиевую дверь.
За три с половиной года эти репетиционные залы стали оригинальным
убежищем: оснащенные звукоизоляцией и отделенные от школы газоном, где
проводились уроки физкультуры, они стали местом, куда Гэвин уходил, когда
Дом выводил его из себя по той или иной причине, когда он расставался с
девушкой, когда его бросали, или же когда он не мог выносить людей и их
надоедливость и хотел просто побыть в одиночестве. И даже сейчас, когда он
начал подозревать, что один все равно никогда не остается, здесь было
достаточно тихо, чтобы поверить в одиночество.
Не то чтобы он избегал Дэлайлу, – скорее просто не знал, что сказать. Он не
мог понять, что вчера случилось. Ему самому все еще было не по себе, и он
помнил испуганное выражение ее лица; она была настолько перепугана, что
даже не могла повернуть ручку двери. Гэвин хотел извиниться и все объяснить.
Вот только он не знал, что именно сказать.
Было лишь вопросом времени, когда Дэлайла поймет, что он не пришел на
урок, и когда решит сбежать и отыскать его. Это было бы неплохо: Гэвин был
бы только рад побыть с ней подольше наедине, но он все еще не приблизился к
ответу, как не знал ответ и вчера вечером.
Разве Дом хоть раз реагировал так раньше? Гэвин попытался вспомнить, но
ничего подобного в памяти не всплыло. Соседи всегда держались подальше от
Дома, попрошайки проходили мимо. Продавцы, что ходили по домам, могли
остановиться на тротуаре, вглядываясь, прищурившись, в решетки из кованого
железа и спутанные лозы, но никогда не подходили ближе. К дверям приносили
лишь доставку, иногда домой звонил врач, из магазина доставлял продукты
Дейв, а теперь заходила Дэлайла. С друзьями Гэвин предпочитал общаться в
классе или во время уроков физкультуры. У него не было тех, кто решил бы
прийти к нему в гости на выходных, не было даже родственников. Большую
часть его жизни был лишь Дом. И до сих пор это не казалось странным.
Он и не представлял, что когда-нибудь куда-то уйдет. В свои почти
восемнадцать он едва задумывался о том, что будет на следующей неделе. Но
он и не верил, что Дом думает, будто он будет жить там вечно и один.
Но после вчерашнего… он уже не был так уверен.
Гэвин мало знал о религии, – ему казалось, что люди вспоминают о ней, когда им нужно, и отрекаются, как только перестают в ней нуждаться, но он
помнил, как нашел старую Библию под расшатавшейся половицей в ванной. На
пол упал шарик из мрамора, укатился под деревянный шкаф, и он не успел
поймать игрушку. А камешек был его любимым – с вихрями полосок темно-
красного цвета – потому он опустился на пол, чтобы достать, прижал щеку к
холодному дереву и сунул руку в темноту и пыль. Его пальцы скользнули в
щель, где приподнялись две планки, и он нащупал потертую кожаную обложку
с тиснением. Гэвин вытащил находку, догадываясь, что не должен был брать
это. Бумага была тонкой, как лепестки цветка, и он удивился, как что-то может
быть таким хрупким и тяжелым.
Годами он читал по несколько отрывков за раз, в одиночку, сидя на краю
ванной.
«Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне», Песнь
Песней 6:31. Несколько отрывков запали ему в душу, но этот – особенно. Ему
нравилось, что слова описывали отношение Дома к нему и его ответные
чувства. Они принадлежали друг другу. И изменение – легкое напряжение в
атмосфере – Гэвин почувствовал еще задолго до Дэлайлы; он знал: случится
что-то плохое. От этого ощущения у него сосало под ложечкой, покалывало
шею, а волоски на ней вставали дыбом. Страх покалывал спину, но не за себя, а
за Дэлайлу. Он боялся за нее. И при этом он должен был встретиться с ней –
хотел ее увидеть – но как объяснить ей то, что он и сам толком не понимал?
А сейчас, склонившись над пианино в музыкальной комнате, он
пробежался по клавишам, а потом стер ластиком ряды нот на листке перед ним.
Набросав карандашом другие, сыграл новую комбинацию. В голове играла
совсем другая мелодия, но он порадовался, что был на верном пути. Гэвину
всегда удавались искусства, а его хобби – музыка и рисование – занимали почти
все свободное время. Хотя дома у него было прекрасное пианино, ему больше
нравилось уединение в этой комнате, нежели сочинение с Пианино, которое
угадывало его настроение и знало, что нужно играть, до того как он начинал.
Руки Гэвина замерли, когда за его спиной открылась и закрылась дверь.
Послышались приглушенные ковром шаги, и кто-то остановился недалеко от
него. Он оглянулся через плечо и встретился взглядом с Дэлайлой.
Он знал, что она беспокоится за него, но не был готов к уколу вины, когда
посмотрел на нее. Она выглядела уставшей. У нее слипались глаза, а под ними
залегли темные круги. Ее светло-каштановые волосы были не заплетены в косу, а обрамляли ее лицо густыми волнами. Пальцы покалывало от желания
отодвинуть ее волосы, почувствовать, как они будут намотаны на его кулак. Он
задумался, знала ли она, насколько старше сейчас выглядит – не как подросток, а как женщина, со страстью и огнем, вызывавшем желание ее защитить, которое
его потрясло – знала ли, как сильно он хотел поцеловать ее. И не только.
Почувствовав себя неловко от его взгляда, Дэлайла перекинула волосы на
одно плечо и принялась их заплетать.
– Спешила утром, – объяснила она.
– Мне и распущенные нравятся. Ты хорошо выглядишь.
Дэлайла покачала головой.
– Я себя так не чувствую, – ответила она. – Мне все еще плохо.
Гэвин подвинулся немного на скамейке и поманил ее на свободное место
рядом с ним.
– Это моя вина.
– Отчасти. Ты избегал меня этим утром?
Он обдумывал ответ, не спеша его произносить. Он достаточно знал о том, что девушки думают не так, как парни, и что Дэлайла в его словах прочтет
больше. Он не избегал ее, а пытался собраться с мыслями.
– Да, – сказал он и быстро добавил: – И нет. Я не знал, что сказать. Как
объяснить случившееся.
– Это было страшно.
– Знаю.
– Он наконец успокоился?
– Ага, – Гэвин не стал говорить, что Дом успокоился почти сразу, как
только она выбежала на улицу, хотя окончательно все вернулось к норме через
несколько часов. Остаток ночи полы тихо вибрировали, двери открывались и
