Дэлайла рассмеялась, явно не веря.

– Ладно, Гэвин. Как скажешь.

Отвернувшись, он глубоко вздохнул и поразмыслил над вариантами

действий. Он мог бы тоже посмеяться и сделать вид, что пошутил. Но тогда их

отношения не смогут развиваться. И тогда он не сможет рядом с ней вести себя

так, как хотел бы… А может, уже мог.

Или же ему стоит попытаться заставить ее поверить.

– Понимаю, как это звучит, – начал он. – Но я не стал бы тебе врать или

как-то подшучивать, – Гэвин посмотрел на нее: ее глаза скрылись за прядью

волос, что упала ей на лицо и прилипла к губе. Не долго думая, он мягко убрал

ее своим длинным пальцем. – Я всегда был в какой-то степени изгоем, ну, ты

понимаешь, но если учесть, как я рос, разве могло быть по-другому? Первый

раз в садик меня вели не родители, а трехколесный велосипед, медленно

ехалвший рядом со мной по улице. Не я ехал на нем. А он рядом со мной. Он

стоял за дверью и ждал, пока я не был готов идти домой, а потом провожал меня

обратно. Я даже не знал, что такое школа, пока не увидел, как другие дети

играют, и не понял, что должен делать так же. Но даже в свои пять лет я

понимал, что никому нельзя рассказывать. И знал, что нужно положить ладонь

на руль, чтобы выглядело, словно это я его веду, а не наоборот.

Дэлайла выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок.

– И когда в тот день я пришел домой, – продолжал он, – на кухонном столе

была еда и новый набор «Лего» в подарок, понимаешь? За то, что я в первый

раз сходил туда. Вплоть до третьего класса что-то из Дома водило меня в школу.

Или велосипед, или паровозик, или просто маленькая игрушка, которая теплом

согревала руку, будто подбадривая меня. Дом каким-то образом проникает в

неодушевленные предметы. И заботится обо мне. Всегда.

Она пыталась заговорить несколько раз, издавая нечленораздельные звуки, пока наконец не смогла выговорить:

– Проникает… что?

– Точно не знаю, что это, – признался он, а когда посмотрел на ее

недоверчивое лицо, то захотел рассказать, сколько раз он и сам пытался понять.

Духи? Какое-то заклинание? Просто… магия? Но в любом случае такова была

его реальность, его семья и его жизнь. – Все внутри Дома может оживать так, как, по-моему, нигде. Предметы внутри него… могут жить.

Замерев, Дэлайла ошарашенно посмотрела на него и переспросила:

– Могут жить?

– Конечно, они не сбегут, переодевшись в мою одежду, – сказал он со

смешком, на который не последовало ответа. – Хотя, думаю, энергия – или что

бы это ни было – пронизывает нити или корни в земле. Я пытался понять, потому что, естественно, мне ничего не объяснили.

Он сообразил, что сказал слишком много. Потому что Дэлайла с

округленными глазами отошла на полшага. Ощущая растущую панику, Гэвин

добавил:

– Я сказал это, потому что ты мне действительно нравишься. И верю, что

ты… не скажешь, что я спятил, – устав от этого разговора, он наклонился, чтобы встретиться с ней взглядом. – Скажи что-нибудь, – попросил он, когда

прошло не меньше полминуты молчания.

– Но все это даже звучит безумно, – прошептала она.

Отчасти она должна была поверить, что это правда. Разве она не

почувствовала, как лоза схватила ее за лодыжку? На что только не способно

человеческое сознание, чтобы обмануть самого себя.

– Безумно, да. Но мир полон безумных, сумасшедших и невероятных

явлений, – когда она ничего не сказала, он добавил: – Тебе ли не знать, Дэлайла.

Именно поэтому тебе нравится мысль об одержимости демонами и об

оживлении мертвецов. И неужели тебе так трудно представить, что предметы

тоже могут быть живыми?

Дэлайла посмотрела на него так, словно он ударил ее в грудь.

– Откуда ты знаешь обо мне такое?

Он постарался не закатить глаза.

– Любой, кто внимателен, знает это о тебе.

– Это никто не знает.

Гэвин вскинул брови.

– Значит, я внимательнее других.

– Тогда давай признаем, что ты сказал правду, и ты – не сумасшедший. Но

как все устроено? – спросила она. – Словно все… может разговаривать?

Он покачал головой, кожу слегка покалывало от осознания странности

мгновения.

– Предметы живые изнутри, но не говорят, потому что у них нет рта. Кроме

телевизора, видимо. Но каждая ведь – живая. Комнаты, мебель, рисунки.

– Шторы, – выдохнула она, покусывая губу.

– Да, они тоже.

– И лозы, – Дэлайла осмотрела ногу, словно ожидала, как что-то схватит ее

за лодыжку. – Вот почему твои родители не выходят из дома?

Он замолчал, размышляя, нужно ли соврать в этот раз. Он начал, но слова

застряли в горле, и вместо уверенного признания получился шепот:

– У меня нет родителей. Я жил в Доме, сколько себя помню.

Было видно, что Дэлайле трудно это осознать. Она несколько раз моргнула

и уставилась на него с приоткрытым ртом. Вместо него Гэвин сосредоточился

на ее глазах.

– А где они? – сдавленно спросила, словно от эмоций у нее сжало горло.

Он облизал губы, не в силах смотреть на нее, когда признался:

– Я не знаю.

– Так они… просто ушли?

– Ага. Я не помню папу, но мама… Я знаю, что она в какой-то момент была

– дома есть фотография – но… ушла. Она бросила меня.

– Но у тебя есть еда и…

– У меня есть все необходимое, – ответил он, ведь так и было. Каждую

неделю привозили продукты, и кто-то оплачивал счета, но он и не думал узнать, кто именно. Когда он был младше, продукты оставляли на крыльце, но теперь

Гэвин всегда открывал дверь. Так он узнал Дэйва из продуктового. Тот

приезжал каждую неделю уже несколько лет. Как он мог не узнать Гэвина?

Более того, если Гэвину был нужен какой-нибудь предмет, он у него всегда был.

Каким-то образом Дом все это обеспечивал.

– И ты не одинок? – спросила она.

Он покачал головой.

– Как… – она начала и замолчала. – Как такое вообще возможно?

Гэвин с улыбкой объяснил:

– Понимаешь, это все, что я знаю, и поэтому мне не кажется невозможным.

У меня есть парочка друзей в школе. Есть друзья в интернете. Предметы в доме

двигаются… Они заботятся обо мне. Всегда. И они никогда меня не бросят.

Он замолчал на миг, оглядев школьный двор.

– Это как большая семья, где просто никто не говорит.

Сжав челюсти, она произнесла:

– Тогда покажи мне.

Поднялся ветер и закружил вокруг них листья.

– Ладно, – он улыбнулся, потому что весь разговор внезапно ему

понравился. Он словно выдохнул из легких обжигающий воздух, что держал

там всю жизнь. А эта девушка, эта прекрасная сумасшедшая девушка не

сбежала от него с воплями.

Она заметила его улыбку, и с подозрением прищурилась.

– Ты же не прикалываешься надо мной?

– Клянусь, нет.

– Тогда что тут смешного?

– Потому что, Дэлайла, – сказал он, проведя указательным пальцем по

своей брови, – я никогда не думал, что милая девочка, писавшая мне записки в

шестом классе, где просила стать меня ее парнем, шесть лет спустя выслушает

все это и не убежит с криками.

– Так ты хочешь быть моим парнем? – нахмурившись, спросила она. Она

выглядела безумной, словно готовилась к сражению.

К войне.

Можно подумать, он мог бы отказаться. Он медленно кивнул. Словно так

было определено судьбой, что эта девушка вернется в его грязную школу с

бесконечным потоком слов и шлейфом невинности позади себя. И

единственным, кого она будет хотеть, станет он.

Глава седьмая

Она

Значит, теперь он принадлежит ей. Она усмехнулась, чувствуя такую в себе

такую мощь, словно могла зарычать. Эти спутанные волосы, игривый взгляд.

Губы, что она не могла и вообразить. Эта шея и эти плечи. Жилистые руки и