— План, товарищи, который мы сегодня будем обсуждать, — перелистывая блокнот, заговорил Лаврентьев, — касается не только текущего года. Он шире, значительно шире. Это трехлетний план. Трехлетний план роста и развития колхозного хозяйства. История его такова. Мы собрались как–то вечером — Дарья Васильевна, Антон Иванович, я, Анохин был, — разговорились о том, о сем. У каждого нашлась своя мечта. Получилось интересно: с одной стороны, и мечты эти были не слишком фантастическими; с другой стороны, время у нас такое, что оно даже и самые фантастические мечтания позволяет претворить в жизнь. Что же это за мечты? Посмотрим.
Лаврентьев говорил об электрификации, о высоковольтной линии, которую можно подвести из леспромхоза — каких–нибудь двадцать километров. Сначала думали — из совхоза, но не выходит, там движок едва совхозные нужды покрывает. Говорил о мощеной дороге до города, об автопоилках, о клубе, новом здании правления, об автомашинах, о высоких урожаях, о мерах повышения продуктивности животноводства, об осушении полей, о колхозном радиоузле… Он широко взмахивал рукой, длиннокрылые тени пролетали по стенам, по экваториальным лесам и полярным айсбергам, по географическим картам, как будто не об одном Воскресенском шла речь, а обо всем земном шаре. Большевики Воскресенского сидели сосредоточенные, тесной кучкой — мозг, совесть и воля колхоза. Они сознавали, что новый план возложит на них новые обязанности, но были готовы пойти навстречу этим трудностям с горячим сердцем, потому что там, за рубежом этих трудных дел, занималась заря новой жизни, она разгоралась все ярче, и свет ее как бы сквозь стены проникал в сумеречный класс, озаряя лица людей огнем вдохновения. Чем шире замыслы, чем значимей дела; тем сильнее желание за них взяться, но тем больше и ответственности. Пусть так. Лишь бы творить, лишь бы бороться, лишь бы выбраться, выйти из воскресенского прозябания. И когда Лаврентьев кончил, ему чуть ли не хором задали вопрос:
— А как с заболоченностью? Какие меры будут против этого? Простая мелиорация не помогает.
Люди знали, даже Нина Владимировна, непосредственно не связанная с сельским хозяйством, знала, что корень местных бед — в заболачиваемости. Преодолеть: эту трудность — дальше все одолимо.
— С заболоченностью? — переспросил Лаврентьев. — Об этом я хочу поговорить отдельно. Об этом уже знают и Антон Иванович, и Дарья Васильевна, и Анохин — многие знают. Но сегодня я ставлю вопрос официально. Как агроном предлагаю единственно верное средство — дренаж гончарными трубами. Нам, правда, понадобится этих труб несколько десятков километров. Что ж, разобьем поля на участки и дренируем их не в один год, а в три, в четыре года. Пример — соседний с нами совхоз. Они дренировали свои угодья в течение пяти лет. Результаты прекрасные.
Начался долгий разговор. Никто против дренажа как будто бы не возражал, все высказывались за него, но высказывались без особого жара. Лаврентьев понимал, что воскресенцев охлаждает неудачный опыт прошлого — не увидели они результатов от мелиорации и не верили. в нее. А кроме того, дренаж требовал громадных денежных затрат, а где взять эти деньги? Еще урезать выдачу на трудодень? Совсем будет плохо. И так–то мужчин в колхозе, особенно молодых, осталось мало. Чего доброго и остатние сбегут.
Коммунисты выступали в прениях один за другим. Как ни обстоятелен был доклад Лаврентьева, как ни обширен проект плана, его дополняли и дополняли. «Не линию от леспромхоза — плотину бы заложить на Лопати; по всей стране колхозы свои электростанции строят, — разверните любую газету», — высказала пожелание Нина Владимировна. «Помните, научный сотрудник приезжал прошлой весной насчет организации у вас сортоиспытательного участка, — почему застопорилось дело? Считаю необходимым выяснить и добиться, чтобы именно у нас организовали этот участок», — требовала Ася.
— Говорить о деле так уж говорить! — рявкнул редкостным своим басом Анохин. — Залетаем на облака, а что рядом, того не видим. Семенной материал… Черт те что! До сих пор овес рядовой. А что такое рядовой? Хлам! Куда смотрим…:
Даже Павел Дремов: высказался. Но высказался, как всегда, туманно, о том–де, что каждый должен работать по специальности, и тогда все само собой наладится. Любишь специальность — любишь и работу, а любишь работу — и понукать тебя не надо.
В результате долгих прений план вырос, и так вырос, что, пожалуй, и трехлетние рамки стали бы для него тесноваты. Решили вынести дальнейшее обсуждение на общее собрание колхозников.
— Товарищи, — заговорил снова Лаврентьев. — Меня прения все–таки не удовлетворили. Вы о мелиорации по сути дела ничего не сказали. А если не будет решен вопрос с мелиорацией, отрубите мне голову, весь наш план повиснет в воздухе. Ну как же так — выходит, что мы пасуем перед болотом! Стыд! Оглянитесь вокруг… Заволжье и то встает на ноги. А суховеи страшнее болот. Неужели мы…
— Петр Дементьевич, — перебил его Антон Иванович. — Что касается меня, то я, ей–богу, от мелиорации не отказываюсь. Я за нее. Исподволь, из года в год будем прокладывать твои трубы. Но понимаешь, какая штука… Вот, скажем, загубим денег, накупим труб, закопаем их, а они вроде как телка Снежинка…
— При чем тут Снежинка?
— Да не Снежинка при чем, а эксперимент. Получится опять эксперимент. Снежинка, говорю, что! Снежинка — тьфу!
— И Снежинка не тьфу! — заговорила Дарья Васильевна. — Снежинка тоже вопрос. Я особо хотела его поднять. Не понравилось мне, скажу прямо, как нахозяйствовал на телятнике товарищ Лаврентьев. Суть, понятно, не в телке. Суть в партийном подходе к делу. То, что агроном по–новому хотел поставить выращивание телят, — это партийно? Да, партийно. Приветствуем. Непартийно другое — по–кустарному за это взялся, вот плохо! Никому ничего, бух–трах, на мороз телка, и баста. Времена кустарщины прошли, товарищ Лаврентьев. Все новое подготовки требует, большой подготовки, и по научной части и по организационной. Этих, которые, засучив рукава, грудью прут, пузом — извиняюсь за слово — хотят взять, теперь не больно уважают в народе, А ты как поступил? Вот этак — пузом налег. Буслай–богатырь! Про нас забыл, про товарищей твоих, про коммунистов. Ум хорошо, пятнадцать, думаю, не хуже. Минуточку, минуточку, прошу не перебивать. Я тебя целый час слушала, слόва не обронила. Послушай и ты нескладную речь. Отдаем тебе должное: с образованием человек, не пустомеля — не серчай, — толковый, не ошибусь, работник. Но и на нас не надо смотреть как на недоростков. А ты в одиночку в себе что–то носишь.
Лаврентьев кипел от возмущения. Он сам недавно доказывал Кате Прониной, что не видит принципиальной разницы между городским и сельским жителем, не только слова «мужики» и «бабы», но даже и слово «крестьяне» для него устарело. А тут ему в лицо тычут якобы замеченное за ним пренебрежение к колхозному активу. Ерунда! Вздор! Непозволительный вздор!
— Думаешь, не наше это дело? Качаешь головой? — продолжала свое Дарья Васильевна. — Вот тебе, коли так… — Она порылась в папке, достала, развернула журнал. — Ты отступился, а мы нет. Мы нашли статейку, интересную статейку. Про совхоз один, под Костромой, где который уж год телят выращивают холодным методом.
— Дайте! — Таща за собой парту, Лаврентьев потянулся к столу. Хотел схватить журнал из рук Дарьи Васильевны.
— Не горячись. — Дарья Васильевна положила журнал на стол. — Дослушай. Потом прочтешь, время будет. Какой мой вывод? Мысль у тебя была правильная, осуществление ее из рук вон плохое. Сквозняки после жары устроил… Прогулку какую–то больному животному… В пальто кутал… Ну не смех ли! Зарапортовался, Петр Дементьевич, непосильную задачу на себя взял — в одиночку дела ворочать.
— Как специалист, я…
— Понятно, — перебила Дарья Васильевна. — Инициатива… Вроде бы — полная самостоятельность и полный ответ. Кто против этого! Только прежде с партией надо посоветоваться. Не помеха — всяческая поддержка тебе будет. Ну, теперь твое слово, что скажешь? Да, минутку погоди… Возражать будешь, учти: мы не против нового метода, мы за него обеими руками голосуем. В том, костромском, совхозе он дал невиданный результат: за несколько лет ни один теленок не пал. Мы вот завтра–послезавтра созовем производственное совещание животноводов, статейку обсудим, зоотехника пригласим и наново работать будем. Учти это.
