В главе использованы стихи Анатолия Мариенгофа.</p>

<p>

Глава 22, где подводные исследования продолжаются, но завершаются крайне неожиданно</p>

<p>

Сообщая, что Реви пришла в себя, Рок буквально сиял от радости, и было трудно его винить, учитывая обстоятельства. Легко винить стоило только Датча, который так и не удосужился сменить паренька у импровизированной постели болезной. Хотя, принимая во внимание все произошедшее этой ночью, и его можно было понять.

Ну, а сам факт, что девушка все-таки очнулась, вызвал у меня сдержанное удовлетворение. Серьезно, мы тут устроили на море суровый магический шторм и в буквальном смысле слова подняли скалы с морского дна, чтобы принести возмездие двум особо отпетым мерзавцам — с этой точки зрение вытаскивание пули из живота девчонки без помощи рук не тянуло даже на средненькое чудо.

Вот если бы можно было и с Мику так же… Но здесь не помогли даже наши коллективные умения.

Тем не менее, Реви очнулась, и она хотела меня видеть. Отказывать раненой героине было как-то не комильфо — а она, судя по рассказу Рока, практически спасла его от верной гибели, заслонив в решающий момент собою. Лично мне в такой невероятный героизм верилось слабо, я уже успел немного узнать девушку и был уверен, что она просто уходила с линии огня, но факт оставался фактом. Нужно было пойти навестить, и я пошел.

— «Придется поверить — я лечу над землей, под собою не чуя ног…» — громким шепотом просипела Реви строку из «Величайшего американского героя». — Дамы и господа, перед вами великий маг и волшебник, вытаскивающий беззащитных девушек из ада за волосы, поприветствуем!

Я с готовностью раскланялся невидимой аудитории — раз, другой. Когда тебя искренне рады видеть, это всегда приятно. Ну, а если тем самым можно еще и девушку повеселить — это уж всегда пожалуйста, это и вовсе бесценно.

Реви слабо улыбнулась, наблюдая за моей гимнастикой.

— Рок тут рассказывал какие-то бредни про то, что вы там целую чудо-бурю устроили и потопили тех говнюков, что взяли нашу малышку на абордаж?

Вот так и рождаются легенды.

— Ну, — сказал я, безуспешно стараясь выглядеть скромным супергероем, — не совсем чудо-бурю и не совсем потопили, но в целом да — больше эти парни ни вас, ни кого-то еще не побеспокоят.

— Круто, — Реви сейчас была похожа на подростка, впервые посмотревшего в полуподпольном видеосалоне «Хищника», на ее лице читался совершенно ребяческий восторг, смешанный с жалостью от того, что фильм уже закончился. — Жаль, я все проспала.

Я выразил лицом сожаление.

— И еще я слышала про Мику, — Реви поморщилась. — Соболезную, мне кажется, она была хорошей девчонкой. Да и вообще, никто не должен умирать в шестнадцать лет, ничего не увидев и не успев пережить. Мир… он же такой большой.

Что-то в этих простых словах меня тронуло.

— Спасибо, Реви.

— Это тебе спасибо, Алекс, — Реви усмехнулась и тут же скривилась от боли. — Если бы не ты, мы сейчас бы не разговаривали. Что, возможно, было бы и к лучшему, потому что я ненавижу высказывать слова благодарности и расклеиваться от них потом. В общем, я у тебя в большом и неоплатном долгу — если тебе что-то будет нужно в окрестностях этого клятого города, только свистни.

— Ага, — сказал я. — Принято. Но я имею подозрение, что позвала ты меня сюда совсем не для того, чтобы соболезновать и благодарить. Ты слишком прагматична для этого. Есть другая причина.

— А как же, — Реви снова ухмыльнулась, на этот раз без гримасы. — Мы тут с Датчем уже перетерли ряд вопросов, пока вы там, снаружи, крушили ублюдков-наемников в мелкую крошку. И кое-что наметили. Поэтому слушай внимательно и не планируй ничего серьезного на завтрашнее утро. Значит, так…

***

Если кому-то кажется, что все эти нечеловеческие способности — точное количество и пределы которых мы так и не удосужились до сих пор установить — превратили нас в супергероев, эдаких юных богов, безгрешных и прекрасных, то это заблуждение. Мы так и остались обычными подростками, в чем-то наивными, в чем-то слишком откровенными, в чем-то чрезмерно замкнутыми. Последнее — этот как раз про Ленку.

Может, я и преувеличиваю, но, кажется, с тех пор, как мы закончили славную битву при острове Мак (а один катер против четырех — это очень впечатляющая битва, и пускай три из них остались в гавани, только ведь еще и наземная база была, не забыли про базу?), она не сказала и десятка предложений. Раньше я думал, что она смущается, но нет — это просто такой склад характера. Смотреть, слушать, делать выводы — и не делиться ими ни с кем, даже с друзьями.

Обратной — положительной — стороной этой ее особенности было то, что любой план или намерение она воспринимала без критики, просто кивала и включалась в работу. Поэтому когда я ей сказал, что утром мы будем нырять за сокровищами, вместо выбывших из строя Рока и Реви, она не стала спорить.

На сон таким манером, правда, нам осталось всего часов пять, но молодые организмы должны были справиться. На что ж еще молодость дана, как не на безумные подвиги? А то состаришься — а вспомнить из былых деньков-то и нечего.

Огрызок ночи пронесся примерно за секунду — только положил голову на пахнущую забытым детством подушку, как в закрытые веки коварно ударил оранжевый солнечный лучик. И ведь помнил своим сбоящим мозгом, что разговор с Алисой все так же висит дамокловым мечом над вихрастой башкой — но и это меня не остановило от мгновенного проваливания в сонное небытие. Справедливости ради, Аля вырубилась как бы даже не быстрее меня, так что я, по большому счету, ничего не потерял.

Голова поутру была ясной, хотя какое-то остаточное воздействие наркотика еще чувствовалось, цвета казались слишком яркими, а движения — чрезмерно резкими и размашистыми. Но облачению в гидрокостюмы это не мешало, разве что тихонько ахала Ленка, ежась на утреннем свежем ветерке. А откровенно холодная с ночи вода, куда мы опустились через давешний люк в днище, привела в чувство окончательно.

Под водой было здорово — все было каким-то ненастоящим, научно-фантастическим, словно на другой планете, поэтому я решил, что эту экспедицию мы назовем отважно и романтически — «Ломающие рассвет», скажем. Чтобы потом, много лет спустя, сидя в сырых, пахнущих столетиями пыток подвалах парижской Консьержери, небрежно сказать угрюмым сокамерникам: «А слыхали вы, голуби сизые, про операцию „Ломающие рассвет“? Нет, не слышали вы про эту операцию — а ведь я там был, ребята…» После такого, конечно, можно уже рассчитывать на уважительное обращение со стороны контингента, а если повезет — даже на усиленное питание.