- Послушайте, - сказал Ганшин, - э-э...

- А меня зовут Порфирий Измайлович! - воскликнул низенький. - Почти как у Достоевского. Вы любите Достоевского? Да что это я, его же невозможно не любить! Он... Впрочем, простите покорно, хвалить одного писателя - пусть даже и классика - в присутствии другого - моветон, как говорили наши предки.

- Послушайте, Порфирий Измайлович, - твердо перебил словоизвержение низенького Ганшин, - договор я пока не подписал и ни о каких авансах не было речи. Я еще ничего не решил. Иванов сказал - до двенадцати можно подумать. Так что вы уж позвольте...

- Конечно, конечно, Алексей Степанович, - заторопился низенький Порфирий. - Не извольте обижаться, мы же хотели как лучше... Все-все, удаляюсь. Не смею вам мешать...

Низенький выскочил из гостиной и завозился с замком. Замок у Ганшина был старый, с придурью, и он поспешил открыть сам, пока не заклинило. Уже переступив порог, Порфирий обернулся и внезапно серьезно и веско, пристально глядя в лицо Ганшину ставшими вдруг колючими глазами, сказал:

- Но вы уж не тяните, Алексей Степанович. Решайте. До двенадцати не так-то и много времени.

И ушел, почти убежал, торопливо пересчитывая ступеньки. Ганшин постоял, услышал, как хлопнула подъездная дверь и, защелкнув замок, вернулся в гостиную. Рассеянно прошел по ней пару раз, заглянул в кабинет, вздрогнул при виде слепого экрана компьютера. Внезапно пересохло во рту, и Ганшин прошел на кухню, намереваясь поставить чайник.

На кухонном столе громоздилась большая коробка. Ганшин подозрительно приоткрыл ее и обомлел. Шампанское, коньяк, три вида ликеров. Все зарубежное, с красочными этикетками. Колбасы, шпроты и еще масса каких-то банок, баночек и пакетов. Похоже на заказ от "Багиры" - фирмы по ночной доставке обедов, но заказ сказочный, тянущий на десятки тысяч.

Ганшин осторожно прикрыл коробку и подошел к раковине. Открыл кран и, не дожидаясь, пока сбежит, сделал несколько торопливых глотком противной теплой воды. Вернувшись в гостиную, плюхнулся на диван и потер ладонями лицо. Лицо горело, а руки, напротив, были ледышками. Мысли разбегались, и Ганшин с усилием пытался собрать их в кучу. Не успел, так как снова пропел дверной звонок.

- Черт, как не вовремя! - прошипел Ганшин, думая о Светозаре,и пошел открывать.

Открыл и обомлел который раз уж за нынешний вечер.

Такие девушки редко посещали его холостяцкую берлогу. Точнее, не посещали никогда. Одна была высокая статная блондинка с распущенными на плечи золотистыми волосами. Рядом с ней стояла низенькая - по плечо невысокому Ганшину, - умопомрачительно-стройная брюнетка с замысловатой прической и огромными омутами глаз. Обе улыбались.

- Алексей Степанович Ганшин? Мы не ошиблись? - пропела блондинка, глядя на Ганшина так, что у него замерло сердце.

- Д-да... - только и смог выдавить он.

- Разрешите?

Блондинка легонько отстранила его и прошла в квартиру. В ее кильватере, как катер за роскошным лайнером, плыла брюнетка. Проходя, она чуть задела Ганшина раскачивающимся бедром, отчего сердце у него, наконец, тукнулось и помчалось вскачь. Не говоря больше ни слова, девушки прошли сразу в комнату. Ганшину ничего не оставалось делать, как закрыть дверь и последовать за ними.

Войдя в гостиную, он остановился на пороге. Брюнетка, заложив ногу на ногу, раскинулась на диване. Блондинка, стоя у окна, прикуривала от зажигалки невероятно длинную и очень тонкую коричневую сигарету.

- Меня зовут Элиза, - промурлыкала она, выпустив в сторону Ганшина струйку ароматного дыма. - А это Нора. Мы ваши помощницы.

- Я... Э-э... - Ганшин, обычно не терявшийся в женском обществе, не мог заставить себя говорить.

Элиза была в белом платье до щиколоток, облегавшем ее рельефную фигуру и настолько тоненьком, что оно просвечивало даже на фоне погружавшегося в сумерки окна. Миниюбка Норы ничего не скрывала. Ганшину даже показалось, что он видит белую полоску трусиков. Его пробил пот.

- Э-э... Очень приятно, - наконец он обрел дар речи. Вы тут пока посидите, а я сейчас кофе поставлю...

Но он не успел сделать и шагу. Нора сорвалась с диванчика и стремительно подбежала к нему. От тонкого аромата ее духов у Ганшина закружилась голова.

- Не беспокойтесь, Алексей Степанович, это я мигом. Надеюсь, вы не против?

Ее тонкие пальчики на мгновение коснулись его, отстраняя от двери. У Ганшина перехватило дыхание. Мгновение, и Норы уже не было в комнате.

На ослабевших ногах Ганшин подошел и буквально рухнул на диван. Элиза тем временем чуть повозилась в углу у японского музыкального комбайна, какого Ганшин до этого момента вообще не замечал, и комнату наполнили плавные звуки зарубежного блюза.

- Я помогу Норе с сервировкой стола, Алексей Степанович. - Элиза подошла так близко, что коснулась ногой его колена. - А вы были бы не против пройти пока в кабинет? Мы вас позовем.

- Конечно, - пробормотал Ганшин. - Мне нужно кое-что...

Он вскочил и очутился чуть ли не в объятиях Элизы, которая и не подумала отстраниться. Он даже почувствовал через рубашку кончики ее высоких грудей. Элиза чарующе улыбнулась и отошла к столу.

Ганшин выскочил в коридор. Из кухни доносилось позвякивание посуды, но Ганшин не стал туда заглядывать. Метнувшись в спальню, он плотно закрыл дверь и только после этого чуть успокоился. От неожиданного и стремительного разворота событий захватывало дух.

Ганшин глубоко вздохнул и открыл шкаф. Его поразила убогость собственной одежды. Очевидно, по контрасту с такими шикарными девушками. Несколько минут он бесцельно перебирал плечики. Наконец, остановился на голубой "выходной" рубашке и тонких серых брюках.

Переодевшись, он сел на кровать и обхватил голову руками. Он знал, что сейчас некогда общаться с девушками, что надо пройти в кабинет и прочитать, наконец, договор, а то времени остается все меньше... Что надо здраво и трезво обдумать целесообразность его подписания и...

- Да что тут думать? - раздался ехидный голос в его голове. - Ты ведь давно уже все решил. Ты же решил еще тогда, когда сидел в хибаре перед Ивановым и слушал его рассуждения о славе и гонорарах...

- Нет, - прошептал Ганшин. - Я и сейчас еще ничего не решил. Еще не поздно твердо отказаться, вернуть все вещи и забыть эту становящуюся все несуразнее и неправдоподобнее историю...

- Девушек тоже вернешь? - осведомился внутрений голос. - Или оставишь в качестве аванса? Слушай, старик, уж себе-то не ври. Не станешь ты ни фига возвращать. Вряд ли в этой стране найдется хотя бы один человек, который откажется от такого. Тем более, что требуют взамен всего-ничего - душонку твою несчастную. Да кого в наше время интересует такая мелочь, к тому же, коммунисты давно доказали, что ее и вообще не существует. Так что хватит вилять и делать вид, будто чего-то там решаешь. Подписывай договор, а потом иди развлекайся с девочками...

- Ну, нет, - сквозь зубы прошипел Ганшин, все сильнее сжимая руками виски. - Я себя не продаю, это ты загибаешь. Труд свой - пожалуйста, это неизбежно для любого. Но себя дудки! Если я подпишу договор - слышишь, я все еще говорю "если", - я все равно останусь собой. И буду писать то, что сочту нужным и правильным. Правду буду писать, понял?

- Блаженны нищие духом, - насмешливо процитировал внутренний голос, - ибо не ведают они сомнений и будущего не страшатся. Блаженны смиренные, ибо за них решено все свыше. Блаженны...

Ганшин вздрогнул от легкого стука в дверь.

- Алексей Степанович, - промурлыкал за дверью голосок Элизы. - У нас все готово. Мы вас ждем.

Ганшин вскочил и, уже на ходу, на мгновение обернулся к окну. Глаза обожгла громадная кровавая звезда. Казалось, она прилепилась к самому стеклу и корчилась от усилий ворваться в комнату. Стекло потрескивало...

10

Старик оторвался от окуляра и, негромко покряхтывая привыча, обретенная за последние годы, - разогнул приятно ноющую спину. Потом потер уставшие от напряженной работы глаза. Глаза были его гордостью. Он никогда не носил очки и даже сейчас, в его-то годы, они не требовались.