Сегодня днем я обрадовался, что какой-то незнакомец хочет установить со мной что-то вроде общественных отношений. Я немедленно бросил пульт телевизора и направился в прихожую. Мой энтузиазм прошел, едва я открыл дверь: огромная туша, войдя в прихожую, прижала меня к стене со словами:

— Я была на распродаже и купила тебе новое постельное белье. А то у тебя пахнет по-холостяцки…

Это женский, решительный голос, движимый исполнением своих обязанностей, чем и объясняется столь грубое вмешательство в мою жизнь. Ее тело ворвалось в квартиру, словно болид, оставив за собой запах сигареты, по следу которой я нахожу ее в комнате. Эстель стоит спиной ко мне, повернувшись к широко раскрытому стенному шкафу, где она раскладывает постельное белье, трусы и рубашки. И только теперь она оборачивается в мою сторону — у нее немного усталое лицо, «Житан» с фильтром в углу рта, зачесанные назад волосы, легкий макияж и материнская улыбка. Несколько месяцев назад я познакомился у друзей с этой энергичной женщиной. Мы прониклись друг к другу симпатией. Не требуя ничего взамен, она занимается моим хозяйством, увозит меня в выходные за город знакомит с людьми, устраивает у меня обеды, для которых приносит приготовленные блюда и приглашает друзей, боясь, как бы я не замкнулся в себе.

Глядя на нее, я думаю, почему женщины маленького роста всегда такие энергичные. Чем ниже ростом, тем больше они напоминают ядро атома в состоянии взрыва. Пока я об этом думаю, Эстель покровительственно смотрит на меня и иронизирует:

— Тебе нужна женщина.

Затем она поворачивается как волчок, идет к окну и широко распахивает его, чтобы воздух ворвался в квартиру. Бросив в окно окурок, который угодил в прохожего, она доверительно смотрит на меня:

— Сегодня ты хорошо выглядишь.

Эстель даже не догадывается, насколько она права. Паря на своем облаке, я наблюдаю, как она суетится. Я собирался уж было рассказать ей о своей поездке в больницу Ларибуазьер. Но она перешла на другую тему:

— Я сменю постельное белье, и в квартире станет свежее.

Сказано — сделано, а я продолжаю наблюдать за ней. Следуя указаниям Эстель, я встаю с другой стороны кровати, снимаю и затем складываю постельное белье, стараясь повторять ее движения, чтобы затем передать ей в руки два противоположных конца.

Она может так же неожиданно, как и в выходные, заявиться в будний вечер. Вначале меня это раздражало, но энергия Эстель передается мне. Во-первых, потому, что я никогда не знаю, когда она придет, и, во-вторых, потому что мне это выгодно и я к ней привязался. Иногда я считаю ее своей благодетельницей и рассматриваю наши встречи как позитивный опыт, как эмбрион супружеской жизни. Мне приятно, что такая социально активная женщина питает ко мне интерес. Деятельность Эстель направляет инстинкт кормилицы, теперь она орудует в туалетной комнате с губкой в руках и с флаконом моющего средства, пытаясь вернуть белизну эмалированной раковине.

Возможно, своим самопожертвованием моя новая подруга преследует свою цель. Мы никогда не спали вместе, несмотря на ее жалкие попытки. Тем не менее мне кажется, что она хотела бы соединиться со мной сначала физически, а затем квазисемейными узами. Она в разводе, ей скоро сорок пять, и у нее нет любовника. Чуть моложе ее и, признаться, не утративший привлекательности, я являюсь выгодной партией; мы могли бы дожить вместе до старости. Я долгое время предпочитал компанию своих друзей бабников, но мы отпустили брюшко, лысеем, на наше место приходят молодые, а мои ровесники женятся.

К сожалению, Эстель, слишком увлеченная своей адвокатской деятельностью, вечно занятая то работой, то своим сыном, то обедами, то моим бельем, не в моем вкусе. Мы могли бы привыкнуть спать вместе, но я не стану провоцировать случай. И поскольку она всегда появляется с какой-нибудь безделушкой, с комплектом постельного белья, с кухонной утварью, то ее гиперактивность кажется несовместимой с валянием на софе. Прежде чем предпринять какие либо шаги, Эстель, в силу своего темперамента, уже оказывается у двери, где она говорит мне «до скорого» и быстро исчезает. Поскольку я не настаиваю, за четыре месяца знакомства между нами ничего не произошло. И возможно, это только усиливает ее желание. Однажды на улице она взяла меня под руку, но я деликатно высвободился, боясь, что нас примут за супружескую пару. Я с улыбкой наблюдаю за ней, пока она достает новое постельное белье и показывает мне, держа его под своей маленькой тугой грудью. Мы снова встаем по обеим сторонам кровати, расправляя одеяло и вставляя подушки в наволочки. Сегодня эта женщина тоже радует меня. От желания у нее трепещут ноздри и уши, вздымается грудь под корсажем. И поскольку я тоже счастлив, что не болен и не умираю, то мне хочется насладиться этим моментом. Например, выпить вместе светлого пива, которое я пил, когда раздался звонок. Мне хочется видеть, как губы Эстель коснутся густой пены. Постель готова. Она смотрит на меня сияющими глазами. Сейчас она уйдет. Она уже открыла рот, чтобы это сказать, но я произнес:

— Хочешь «Кро»?

— Да, я очень хочу пить!

И вздохнула, а я пошел на кухню, открыл холодильник, вынул две холодные бутылки и поставил их на поднос вместе с двумя стаканами и пепельницей. Я вернулся в гостиную, где Эстель посмотрела на меня влюбленными глазами. Я протянул ей стакан и предложил тост за ее здоровье. Мы отпили по глотку, и у меня сама собой вырвалась фраза:

— Я люблю «Кроненбург». Оно лучше чем «Кантербрау».

Мне стало весело от этой мысли. Мне хотелось, чтобы Эстель помечтала вместе со мной в связи с моим возрождением. Поэтому я снова произнес, пристально глядя ей в глаза:

— «Кроненбург» действительно хорошее пиво!

Я серьезно и сосредоточенно повторял эту фразу, пока наконец глаза Эстель слегка не затуманились и она не повторила слащавым голосом слова, которых я ждал, чтобы завершить неестественный момент:

— ДА, «КРО» ХОРОШЕЕ ПИВО…

Только после этого я поцеловал ее, и мы пошли в спальню.

Через час Эстель вышла из душа и с прежней энергией застелила постель, прибралась в ванной, вымыла холодильник, выбросив испорченные продукты, протерла мебель, сопровождая свою активность словами: «Надо же, нам понадобилось четыре месяца…» — и строя планы на вечер. В самом деле, было почти семь часов вечера.

Спросив меня несколько раз, какой ужин я предпочитаю (со свечами? в русском стиле? французское бистро?), Эстель вспомнила, что мы приглашены на день рождения к друзьям, к очень милым людям, с которыми мне будет приятно познакомиться (один из них, возможно, сможет продвинуть меня на кабельное телевидение, ему наверняка будет полезен столь живой ум, как мой). По ее просьбе я быстро надел старый костюм от Сен-Лорана и серую рубашку, под цвет глаз. Через пару минут мы уже зашагали под руку по темной холодной улице, чтобы выпить аперитив у друзей, живших на окраине. Но сначала надо было забрать машину Эстель, оставленную на стоянке на другом конце Парижа.

Спускаясь по лестнице в метро, я испытывал беспокойство при мысли о том грузе, который только что на меня свалился: о женщине. Но я снова стал ликовать, хитро миновав турникет, прижавшись к Эстель, у той был проездной. На меня тут же набросились контролеры и потребовали заплатить штраф в триста десять франков. Прячась за автоматами, они выходят по шесть человек, боясь хулиганов. Убедившись, что я не опасен, они, в коричневой униформе и фуражках, все вместе набросились на меня, радуясь легкой добыче в лице нормального, хорошо одетого человека в сопровождении женщины. Мне даже хотелось поздравить их, а Эстель стала торговаться, приводя абсурдные доводы, чтобы помочь мне избежать этого шрафа: «Он безработный»; «У него депрессия»; «Если вам прикажут ехать в концлагерь, вы тоже будете исполнять приказ?» Она нервничала. Я достал из кармана деньги, подписал то, что они просили, помахал рукой контролерам, и мы с моей невестой вышли на платформу.