Кеннет подскочил к ближайшей калитке и с мечом в руке вылетел наружу. Он ожидал худшего, крови, лежащих тел, раненых и умирающих, но все его люди были целы. Псы тоже, только один из них с оглупевшей мордой присел и гадил под себя. Дрожал он при этом как студень.

– Хивел, что случилось?

Стражник, заряжавший в это время арбалет, выпрямился, положил болт в паз и прицелился в тени за границей освещенного круга.

– Он, господин лейтенант, – Хивел сплюнул – он выскочил оттуда, где едва видны те два камня, подскочил к псу, погладил, и отпрыгнул в другую сторону. – И махнул оружием куда–то вперед.

Кеннет поднял брови:

– Погладил?

– Так это выглядело. Остановился, похлопал по голове, погладил. Прежде чем я прицелился в него из арбалета, он уже отпрыгнул. Приземлился вон там, отскочил, и все. Вряд ли я в него попал.

– Кто еще стрелял?

– Я. –  Волк закончил заряжать арбалет. – Только болт потратил.

– Увидели его?

– Не так много было времени, господин лейтенант, урод какой–то, невысокий, худой и вроде горбатый.

Крик раздался откуда–то слева, протяжный, отчаянный призыв. Собаки ответили собственным, таким же пронзительным воем. Даже нагадивший под себя поднял голову и завыл. Если собаки и умеют плакать, то именно таким способом.

– Оставайтесь здесь, собак держите рядом. И не позволяйте их никому гладить, только испортят. Велергорф!

Десятник появился из темноты. Топор держал обеими руками.

– Он кричит уже где–то в поселке, слышишь?

– Как и все у озера. Десять, пятнадцать домов отсюда. Скажу, что сидит на крыше и воет.

– Тоже так думаю.

Они обменялись взглядами. Велергорф скривился татуированной улыбкой:

– Никогда не любил сидеть на заднице и ждать.

– Идут Волк, Хивел, ты и я. Остальные на местах и глядят в оба.

Пригнувшись, они побежали вдоль забора, нацелившись на неумолкающий вой. С каждым шагом звук все нарастал. На этот раз убийца решил дать представление на всю околицу.

Крик утих, когда они были где–то в центре поселка. Кеннет выругался и осторожно попятился назад, пока крыши хижин не показались за дощатым забором. На фоне звездного неба они выглядели как угловатые хребты мифических зверей.

На одной из них что–то зашевелилось.

Кеннет посмотрел на стражников и поднял один палец. В этот момент тень, приклеившаяся к крыше дома, сдвинулась и исчезла. Что–то скрипнуло, похоже оконная рама.

– Вошел внутрь – прошептал еле слышно Кеннет.

Лица солдат окаменели. Внутри дома, в тесных комнатах, где не сможет прыгать на десятки шагов… Доспехи, шлемы, топоры и мечи против когтей и клыков. Почти незаметно, словно ведомые одной мыслью, согласно кивнули.

Калитка открылась бесшумно, но, как казалось Кеннету, галька немилосердно скрипела под его ногами. Велергорф ступал тихо, будто шел по каменной дороге, а Волк и Хивел передвигались как духи. Стоящий на сваях дом выглядел черной тенью перед ними, мертвой и пустой. Взгляд понемногу привыкал к тусклому освещению, улавливая во мраке больше деталей, пятна окон и незакрытые двери. Ничего обнадеживающего.

Они бочком подобрались к двери, оба вооруженных арбалетами солдата встали напротив проема. Вархенн толкнул двери ручкой топора и прижался к стене. Те даже не скрипнули. Пять ступенек вверх прошли на носках, сначала десятник, потом Кеннет и два арбалетчика. Дом был построен как и большинство других, две комнаты слева и одна справа от коридора. Мимоходом обратили внимание на отсутствие дверей, ничего, только проемы в стенах. Лейтенант толкнул Велергорфа в спину и указал на первый слева. Заглянули. Пусто, четыре стены, небольшое окно, через которое просачивался тусклый ночной свет, благодаря которому в помещении вообще можно было что–то рассмотреть, несколько деревяшек на полу. Никакой мебели, сундуков, обычных домашних предметов. Заглянули в другой проем. Здесь раньше была кухня, от печи осталось только несколько разломанных кирпичей, при порыве ветра из трубы посыпалась сажа. Отсюда не унесли только вбитые в стены деревянные крючки, на которых когда–то висела утварь. Кто бы ни уходил отсюда, взял все.

На первом этаже осталась неосмотренной только одна комната. И именно из нее послышался тихий шорох, какой–то треск, блеснуло светом.

Они развернулись как по команде, арбалеты нацелились на дверной проем. Кеннет посмотрел на Велергорфа и кивнул. Они одновременно влетели в комнату и остановились, с занесенным для удара оружием над головой.

Двое детей сидело на голых досках пола, в пустой, как и предыдущие, комнате. Рядом с ними горела лампа, точнее глиняный черепок с маслом на дне и тряпочкой, к которой, отчаянно подрагивая, прицепился маленький язычок пламени. Мальчику на глаз было около двенадцати, а девочке восемь–девять лет. Оба были одеты в остатки гнилых мешков, в которых раньше хранили зерно или крупу. Они сидели, поджав ноги, друг напротив друга, с закрытыми глазами и держались, наверно, за руки. Ладони были спрятаны под грязной тканью. Даже не повернулись в сторону вооруженных людей, внезапно ворвавшихся в комнату.

Все эти детали Кеннет выхватил одним взглядом, заметил тщательно закрытые оконные проемы и лестницу ведущую на чердак. Показал Волку на темное отверстие в потолке и подошел к детям. Лампа помаргивала огоньком.

– Вас бросили? – Прошептал он.

Какая теперь охота на убийцу. Нужно было заняться этими детьми.

Два лица повернулись в его сторону и застыли. Были… Таких истощенных детей Кеннет еще никогда не видел в своей жизни. Даже в селах отрезанных лавиной, где люди, когда заканчивались припасы, ели собак, котов, крыс и кожаный инвентарь. Обтянутый кожей череп и большие, как блюдца, глаза. В этих взглядах не было ничего. Пустота, абсолютное отсутствие понимания происходящего. Он вспомнил о словах чернобородого. Посчитал дома.

– Это ведь ваш дом, верно? Это вас пригрел староста, когда вы остались одни. Теперь я вижу – он старался как мог. Кормил и все такое. Неудивительно, что вас прятал.

Девушка пошевелила губами, в глазах появился блеск:

– Это мы прячемся – прошептала она. – И ждем.

– Ждете?

– Когда папа вернется.

Он закрыл глаза. Им не сказали?

– Понимаю. Мы заберем вас в безопасное место, туда, где вы сможете подождать.

Она покачала головой:

– Нет.

– Почему?

– Потому что они нас подвесят.

– Подвесят?

– Как маму. За шею. Пока не умрем. Лучше спрятаться.

Он услышал тяжелый вздох Велергорфа. Закрыл глаза, открыл, но девочка все еще была перед ним, с лицом ребенка и взглядом столетней старухи. Боги, что там сказал этот чернобородый сукин сын? Те, кто накопил, уплывали отсюда целыми семьями, бросая родную сторону. Но при этом сам же и говорил о невозможности ухода. Не добровольно. Кто тут родился и чутко спит, в ожидании следующей волны… А еще берег уже не тот, каким был раньше. Из года в год выбрасывает все меньше и меньше находок. Если у кого–то не было приятелей и он не держался вместе с другими семьями, то соседи приходили ночью и вешали. Потом грабили дом и занимали этот участок берега. А дети «под присмотром» не проживали и месяца. Если их не вешали раньше.

А он тут старается защитить этих людей.

– Велергорф!

– Я!

– Забираем детей и возвращаемся.

– Понял, господин лейтенант. А что с… – он указал на чердак.

– Наверное уже сбежал. Мне плевать, откуда он тут взялся и чего ищет. Утром уходим в Беленден. Пусть полковник пришлет сюда несколько магов и ясновидящего, который узнает правду.

Мальчик моргнул, в его глазах не отражалась комната, а только что–то иное, некая мутная вода, как показалось Кеннету. Малыш открыл и закрыл рот. Потом медленно вытянул руки из–под тряпья и вытер лоб.

Его руки… Наверное это были перчатки, хотя Кеннет не поставил бы на это и пол–огра. Если это были перчатки, то они прекрасно имитировали настоящие конечности, включая ногти и морщины на коже. И они были в три раза больше, чем необходимо. Он оторвал взгляд от того, что не могло быть настоящими ладонями мальчика, и посмотрел ему в глаза. Ни следа ребенка, даже голодного и обессиленного до грани смерти, никаких чувств, эмоций, никакого сознания. Никогда не видел такого взгляда.