Это уже было слишком – атака захлебнулась. Се–кохландцы отошли от линии обороны, и преследуемые болтами, бросились бежать. Вслед за ними умчалась и обстреливающая скалы кавалерия. Появилась минута передышки.

– Неплохой выстрел… – Кавер Монель встал, небрежным жестом отряхнул брюки. – Использовали всего одну треть мощности. Хороший трюк, но как я уже говорил, отчаянный. Из трех выстрелов один обязательно попал бы в баррикаду, ведь невозможно точно прицелиться. Эти артиллеристы сильно рисковали. Передай подполковнику –  раненых он может отправлять на гору вне очереди.

Развилку они миновали бегом, вызвав любопытство у нескольких проезжавших на возу крестьян. Кеннет красноречивым жестом показал на свой плащ, пресекая возможные вопросы. День клонился к вечеру. До Белендена отсюда было почти час ходу, и лейтенант решил войти в город после заката, чтобы слишком любопытные глаза не присматривались к их пленнику.

– Мааарш!

Они прекратили бежать, и отряд моментально окружил Велергорфа.

– Что было дальше? Отец рассказывал, что никто из Семнадцатого не поднялся на вершину… – Волк позволил себе пропустить обязательное упоминание воинского звания.

– Никто не поднялся. – Велергорф смотрел куда– то перед собой, лицо его нахмурилось. – У них уже было около пятидесяти раненых, в основном от стрел и копий, но все они клялись, что еще могут сражаться. Что–то в них было, говорю вам, я смотрел им в глаза, и видел только спокойствие. Не страх, не отчаяние и не глупую и бесшабашную смелость – но только спокойствие и волю. Они знали, что умрут, и знали, что своей смертью выиграют время для других, потому приняли это без возражений. Я видел, как не стоящие на баррикаде смеются и шутят, как пытаются отдышаться, пьют, едят, проверяют оружие и броню. И я знал: следующая атака тоже провалится, у нападавших, пусть и отличных воинов, не было и капли подобной уверенности. Кочевники пришли за добычей и пленными, но чтобы получить и то, и другое нужно было пережить бой. Тогда я понял, кто такие жители Империи, и как этим южанам удалось ее построить. С тех времен я никому не разбил голову, если меня называли мееханцем. Ну, может нос мог расквасить.

Он хмыкнул и вновь стал серьезным:

– То была первая серьезная атака, а за ней были другие. И я был прав, проваливались одна за другой. Никогда не видел, и наверно, никогда уже не увижу чего–то такого, проклятая пехтура стояла как скала, и резала, рубила, колола без передышки. Баррикаду они построили крепкую, повозки со всех сторон засыпали землей, подперли бревнами. Когда у них закончились дротики, они бросали камни. Когда при одном отчаянном приступе враг прорвался на баррикаду, они пошли в контратаку, отбились и заняли ее снова. Полдня сражались как полчище демонов, а мы могли только стоять и смотреть. Дарвен–лав–Гласдерн, этот хренов подполковник, не хотел, чтобы мы спустились, хотя болты у нас давно закончились, и мы могли только камнями сверху бросаться.

Кеннет улыбнулся:

– Черный Капитан был недоволен, да?

– Ну, большую часть времени скалил зубы. Он был готов отправить в бой всех, кто у него был, потому что ряды Семнадцатого таяли на глазах. Ко второй половине дня у тяжелой пехоты на ногах было около двух сотен солдат. Арбалетчиков чуть больше сотни, но это не имело значения, потому как болты у них тоже закончились. Даже артиллеристы потеряли несколько человек. Земля на двести шагов позади баррикады был нашпигована стрелами, и человек ходил среди них как по полю. А у нас в четырех ротах было всего несколько лучников, от которых не было никакого толку, ведь из–за постоянной стрельбы у них кровоточили пальцы.

Десятник тяжело вздохнул и замолчал. Его никто не подгонял.

– А беженцы по–прежнему поднимались на вершину. Всю половину дня, без минуты передышки, поднимались и поднимались. Я потом с очень многими разговаривал, кто шел той дорогой. Говорили, что с горы все было хорошо видно. Баррикады, солдат, бесконечную армию у ворот в долину. И штурмы, один за другим. Ветер приносил отзвуки боя на вершину горы, и те, кто уже поднялся на Лысицу, останавливались и смотрели, и даже солдаты не могли заставить их уйти, пока не подходила следующая группа беженцев. На дороге была тишина как на похоронах. Никто не стонал, никто не жаловался. После полудня, когда у подножия горы было всего несколько тысяч людей, когда закончился убой скота, кочевники взяли, наконец, баррикаду. Взяли так же, как мы избавились от первой. Огнем.

Та атака отличалась от предыдущих, и это было видно по тому, как они начали. Не закрывались ни щитами, ни фашинами, ведь уже долгое время баррикада не встречала врагов залпами из арбалетов, и даже машины стреляли реже, экономя снаряды. Лучники, тремя линиями, появились по всей ширине атакующей армии. Подошли на сто шагов и остановились, не нарушая строй. Три ровных, отделенных друг от друга несколькими шагами, полукружий. Между ними появилось несколько десятков человек с факелами в руках.

– Огонь, – пробурчал Кавер Монель. – Додумались наконец–то.

Огненная линия промчалась по рядам, натянулись луки. Три яркие волны понеслись к баррикаде.

Летящая зажженная стрела издает звук не похожий ни на что на свете. Когда летит несколько тысяч таких стрел, то они звучат так, словно дракон набирает воздух в полыхающую пламенем пасть. И хотя Вархенн считал драконов существами из легенд,  из темных времен Войн Богов, именно так ему и показалось. Чудовище, готовящееся испепелить мир.

Удары наконечников стрел в дерево сопровождались шипением и треском пламени. За несколько мгновений вся внешняя стена баррикад запылала. Она была собрана из крепких, хорошо высушенных и просмоленных купеческих фургонов, защищавших от дождя и снега. Пламя любит такую древесину больше всего на свете.

Кочевники не удовлетворились одним залпом, они стреляли еще, в баррикаду и над ней, словно хотели сжечь все вокруг. Загорелись древки стрел вбитых в землю, занялись возы последней, незаконченной баррикады, а несколько стрел долетели даже до машин. Щиты стоящей в резерве пехоты расцвели точками горящего пламени. По приказу солдаты начали отступать в сторону прохода, к последнему укреплению. Оставшиеся на второй баррикаде подождали еще немного и бросились бежать. Стены их укрепления уже полыхали как печи, а вся конструкция шипела и трещала под ногами. Больше они не могли ничего сделать.

– Спускаемся. – Черный Капитан улыбнулся от уха до уха. – Ну что, парень, еще сегодня у тебя появится возможность смочить железо кровью.

Он поднялся на ноги:

– Вниз! Все вниз!!!

Почти двести стражников бросились к канатам. Спускались так быстро, как только Горная Стража умеет это делать. Меньше чем за пять минут обе роты оказались за внутренней баррикадой. Кавер Монель нашел стоящего к нему спиной подполковника.

– Будут гореть полчаса – начал без предисловий, – так я думаю…

Командир Семнадцатого развернулся и капитан осекся на полуслове, а Вархенн тихо охнул. Левая глазница Дарвена–лав–Гласдерна пугала пустотой, горящая стрела ударила его чуть ниже края шлема, когда он поворачивал голову вправо. Повредила кость у глазницы, перебила нос и полетела дальше. Кожа на левой стороне лица почернела и покрылась волдырями. Увидев их, подполковник скривился в ужасной полуулыбке:

– Это ограничивает мой выбор невест до слепых от рождения – прохрипел он. – Но, по крайней мере, я не смогу быть слишком переборчивым.

Черный Капитан застыл неподвижно, а молодой гонец удивленно заморгал, вытянулся и отдал честь:

– Капитан Кавер Монель готов взять на себя командование, – сказал он тихо.

Гримаса стала шире, правый глаз сверкнул насмешливо:

– Я должен отдать своих солдат какому–то дикому горцу? Сначала тебе придется меня убить.

На мгновение показалось, что капитан будет спорить. Но он только пожал плечами: