Кеннет осмотрелся. Через полмили будет Развилка, там дорога повернет на восток, и до Белендена будет рукой подать.

– На дороге продолжалось восхождение. – Вархенн улыбнулся самими губами. – Ну, не совсем. На узкую, поднимающуюся вверх дорогу проталкивались десятки тысяч людей. Крестьяне, торговцы, ремесленники, дворяне. Впервые в жизни все были равны в правах и обязанностях. У них было только одно право – идти вверх, и одна обязанность – идти вверх. Обочины вдоль дороги обросли мешками и баулами, они оказались слишком тяжелыми, чтобы их тащить. Люди ругались, плакали, бормотали себе под нос, но поднимались один за другим. А давка и толчея… До сих пор рассказывают легенду о каком–то купце, умершем по пути, но давка была настолько велика, что он не упал, и людская река вынесла его на самый верх, где он и свалился. После того как убрали возы, скорость была в два раза быстрее, но где–то половина беженцев по–прежнему была у подножия Лысицы. Я даже не пытался передать приказ капитана. Сам Император не заставил бы толпу подниматься быстрее…

Десятник поправил пояс с топором, его глаза потемнели, а на покрытом черно–синими татуировками лбу появились морщины:

– Пока я был под горой, началась новая атака. Та, которая должна была быть серьезной…

Рычаги онагров разогнулись и четыре горящих кувшина пролетели над баррикадой. Вслед за ними выстрелили скорпионы. Машины подскочили на своих платформах, их сразу же облепили артиллеристы. Заскрипели натягиваемые тросы. Расчеты машин ничем не уступали в умелости пехоте, любой жест, любое движение не было бессмысленным, все были на своих местах и ​работали как единый механизм.

Так это виделось молодому гонцу Горной Стражи.

Прежде чем он пробежал одну треть пути назад, машины дали еще один залп. Когда нашел командира Семнадцатого, третий. Подполковник сказал ему несколько фраз и послал наверх. Роль гонца оказалось дьявольски утомительной.

Он схватил веревку и начал подниматься, задумываясь при этом, сколько еще раз за сегодня ему придется это проделать.

Наверху его встретил град стрел. Кочевники заметили на скалах вокруг входа расположившихся стрелков. Если кто и надеялся на сто футов высоты как защиту от выстрелов, то составные луки всадников развеяли его надежды. Стрелы летели в небо высоко и почти исчезали из поля зрения. Зависали неподвижно, а потом мчались к земле, набирая скорость. Десятки стрел из десятков луков каждую секунду. Стражники искали укрытий под чахлыми деревьями, среди скал, залезали в каждую щель. Те, у кого были щиты, считали себя счастливчиками.

Но Горная Стража все равно сражалась. Арбалеты регулярно заряжались, каждое мгновение из–за укрытий появлялись десятки солдат и стреляли. Визг и ржание лошадей подтверждали точные выстрелы.

Капитан лежал на самом краю скальной стены и наблюдал за боем, полностью игнорируя падающие вокруг стрелы. Вархенн коротко ему доложился.

– Я так и думал. Что именно сказала эта пехтура?

– Скажи своему командиру, что я это знаю, пусть меня не учит. И еще скажи, что как только всадники пройдут вторую баррикаду, вы должны отступить, это приказ.

– Как только пройдут, да? Нет – если они пройдут. Он начал отдавать мне приказы… Он уже на пути в Дом Сна. Вот откуда такое бесстрашие. Смотри.

Гонец прилег рядом, хотя внутренний голос вопил об увеличении риска получить стрелу. Он забыл об этом, как только посмотрел вниз.

Конница сгруппировалась на флангах, в основном обстреливая Стражу на скалах. В это время в центре продолжались приготовления. Кочевники совсем не обращали внимания на выстрелы машин, хотя время от времени облаком огня взрывались кувшины или залп скорпионов прореживал ряды. Стояли на месте твердо, как лучшие отряды Империи.

– Хороши. – Капитан кивнул с неохотным одобрением. – Несколькими машинами их не напугать.

В центре войска зашевелились, и во главе се–кохландской армии появились сотни пеших, держащих перед собой связки фашин. Они бегом двинулись вперед.

– Решили атаковать пешком. И уже определили максимальную дальность.

– Что?

– «Что, господин капитан», стражник. Не забывай о субординации. Дальность скорпионов. Они стреляют настильно, к тому же над двумя баррикадами. Значит выстрелы не могут упасть ближе, чем на триста, четыреста ярдов перед ними. У онагров минимальная дальность сто пятьдесят ярдов, разве только не рискнут попасть в своих солдат. Когда эти дикари подойдут на такое расстояние, нам останутся только арбалеты.

Атакующие пешком кочевники бежали быстро, и по мере приближения к остаткам первой баррикады, уплотняли строй. Когда были в трехстах ярдах от укреплений, получили залп из тяжелых арбалетов. Без видимого результата.

– Слишком рано, слишком рано. Бьюсь об заклад, идущие в первых рядах одели две или три стеганки поверх кольчуги. Даже если болт пробьет фашину, у него не будет достаточной силы для пробивания брони. Три года они воюют с имперской пехотой и многому сумели научиться.

Наступающие прошли очередные сто ярдов. Теперь передвигались спокойнее, плечом к плечу. Четыре пылающих горшка взорвались в колонне, собирая свою жатву, но бреши были затянуты за несколько секунд. Сто пятьдесят ярдов.

Еще один залп ударил в стену связанных между собой ветвей. На этот раз несколько нападавших споткнулись, уронили связки и упали. Их тут же сменили другие, и по сигналу вся колонна помчалась вперед. В тот момент, когда они пересекли линию сожженной первой баррикады, получили последний залп, но это уже не имело значения. Тысяча кочевников бросилась в сторону прохода, из тысячи глоток раздался дикий рев. За несколько ударов сердца они были у второй линии укреплений, и прикрываясь фашинами, стали рубить и выворачивать заостренные колья. Вслед за первой линией нападающих появились лучники, в упор расстреливавшие баррикаду с расстояния в несколько десятков шагов. Любой, высунувший голову из–за укрытия, тут же потерял бы ее. На какое–то время напор атаки отобрал у мееханской пехоты инициативу.

Среди защитников зашевелились, арбалетчики оставили позиции, уступая место пехоте. Эта баррикада была самая узкая, длиной меньше семидесяти шагов, поэтому позиции на возах заняла только половина роты. Остальные, более двухсот пятидесяти пехотинцев, выстроились в тылу. Сверху их ряды казались ужасно тонкими по сравнению с роящейся по другую сторону толпой.

Пошла вторая волна кочевников, вооруженная примитивными лестницами. Обстрел с баррикад почти прекратился, потому них не было даже щитов. Это облегчило задачу стрелкам Горной Стражи. Их болты валили одного нападающего за другим, но на месте одного убитого появлялись два новых. Вархенн посмотрел на равнину и тихо вздохнул. Огромная армия, стоящая перед долиной, казалась бесконечной.

– Три тысячи, не больше, – пробормотал капитан. – Столько пошло в атаку. У них в резерве еще много всадников, которые – когда баррикада будет захвачена – ворвутся в  долину и отрежут дорогу наверх. Остальные стоят и ждут, ожидая возможности собирать трофеи. Дьявол! Арбалеты стреляют слишком медленно. Руку отдал бы за три сотни хороших лучников!

Вторая линия кочевников достигла баррикады и поддержала нападавших. Большинство заостренных бревен уже были вырваны или опрокинуты, около тридцати лестниц стукнули по бортам повозок. И словно это было сигналом –  молчащая до сих пор баррикада ожила. Стоящие в резерве пехотинцы дали залп из дротиков, затем второй и третий. С такого расстояния тяжелые снаряды пробивали кожаную броню навылет. Толпа нападающих смешалась, заволновалась, заревела почти в один голос. Солдаты высунулись из–за бортов и бросили свои дротики прямо в лица нападавших. Почти все поднимающиеся по лестницам свалились вниз. Лучники, прикрывавшие атаку, даже не успели прицелиться.

В этот момент бухнул онагр и горящий снаряд, медленно, лениво перемещаясь в воздухе, закончил свой полет, и почти касаясь верха баррикады, взорвался в десятке шагов перед ней. Огонь поглотил и живых и мертвых.