Место преступления выглядело еще хуже, чем его описал по телефону участковый. От вида кишок, развешанных по торчавшей из стен арматуре, подташнивало. На полу вокруг выпотрошенного тела растеклась огромная лужа крови. Бетон окрасился в уродливый темно-бардовый цвет, из-под которого выглядывали сделанные несмываемой краской надписи.

Монотонно щелкал фотоаппарат, сверкая яркой вспышкой. Туда-сюда сновали люди в милицейской форме, о чем-то перешептывались, старательно избегая леденящего душу зрелища. Владимир Крылович сосредоточенно зарисовывал в блокнот место преступления. Хмурил брови, внимательно всматриваясь в кровавые разводы, боясь пропустить что-то важное. Его совсем недавно перевели в следственный комитет, и, как назло, первое дело на новой должности оказалось будто сошедшим с экрана фильмом ужасов. За две недели три жестоких убийства на территории Уручья, одного из самых тихих и безопасных микрорайонов Минска. Связи между двумя предыдущими жертвами обнаружить не удалось, даже способы убийства были разными. Первого, безымянного бомжа, просто забили до смерти в чистом поле недалеко от аэроклуба в поселке Боровая. Обугленные останки второго, младенца, обнаружили на пустыре за автодромом. Личность третьей жертвы, найденной в полуразвалившемся заброшенном доме на углу деревни Копище, сейчас могли установить лишь после медэкспертизы, да и то, если сильно повезет, ведь от нее практически ничего не осталось.

Единственным, что связывало зверские преступления, были таинственные знаки вокруг мертвых тел. И если обстоятельства двух предыдущих убийств вызывали определенные сомнения в их преднамеренности, то третье развеивало их почти полностью — преступления носили ритуальный характер. Следовательно, здесь действовала секта, фанатики, уверенные в своей правоте и оттого еще более опасные. Особенно паршивым было то, что Владимир и сам жил в этом районе, а значит, его близкие могли стать потенциальными жертвами.

— Проверяли религиозные организации? — спросил Владимир у помогавшего ему оперативника.

— Да вроде ничего подозрительного: несколько православных церквей, одна католическая, какой-то «Протестанский центр Библейского чтения» и шизики, считающие себя экстрасенсами.

— Экстрасенсы? — переспросил следователь.

— У них что-то типа клуба по интересам. Называется… сейчас скажу, а вот: «Клуб любителей эзотерики и парапсихологии».

— По мне, звучит достаточно подозрительно. Надо бы проверить.

— Я уже проверял — пара студентов-очкариков и бомжеватого вида заика. Мечтатели. Кишка у них тонка для такого.

— Может, и да, а может… Дай адрес, я сам проверю, — Владимир пробежался глазами по бумаге и тут же нахмурился.

— Что такое?

— Это мои соседи. Странно. Всю жизнь прожил в этом доме и никогда о них ничего не слышал. Ладно, вот и будет повод познакомиться.

Через час Владимир уже шел вдоль многоэтажки по улице Гинтовта. Клуб, если это можно было назвать клубом, находился в темной подвальной комнатухе с облупленными стенами и узкими щелками окон под самым потолком. Внутри сидело трое мужчин, которые словно под воздействием гипноза неотрывно смотрели в мониторы компьютеров, периодически нервно постукивая пальцами по клавиатуре.

«Ну, точно ботаники-очкарики, адепты Интернета», — Владимир громко закашлялся, чтобы привлечь их внимание. Ребята одновременно вздрогнули и обернулись. Следователь удивленно вскинул брови. Он хорошо знал этих парней: справа Гошка Плотников, живет на пятом этаже, учится на программиста в БГУИРе, мать жалуется, что постоянно прогуливает; слева Сережка Цыбуль, он из пятого подъезда, психолог-аспирант, весь в науке, как говорят про него соседи; посередине Павел… — как же его? — Ледомиров. Занимательная личность. После возвращения из армии — он в Афганистане, кажется, воевал, его там сильно контузило — серьезно вдарился в религию. Голову брил, бусами весь обвешался, «харе кришна» пел, потом вроде завязал и к матери вернулся. Она тут совсем рядом живет, в деревне Копище, той самой, где последнюю жертву нашли.

— Здравствуйте, Владимир Дмитриевич, — первым заговорил Гошка-студент, который лучше других был знаком со следователем. — Чем… чем обязаны?

Все трое старательно избегали взгляда Владимира и немало смущались. Это наводило на подозрения.

— Да вот хотел узнать, чем вы тут занимаетесь, — нарочито небрежно начал он и только потом перешел к делу. — У нас в районе за последние две недели произошло три убийства. Судя по всему, религиозного характера.

— Вы что же, нас подозреваете? — охнул Сергей-аспирант. — Мы ничем таким не занимаемся.

— Мы м-миролюбивые, — подтвердил Павел.

— Заметно, — скептично хмыкнул Владимир, разглядывая плакат с пестрым кругом, в который был вписан не менее пестрый квадрат. Рядом висело изображение какого-то старца. — Что это?

— Где? — переспросил Гоша. Следователь ткнул пальцем в плакат с кругом.

— Мандала из тибетского монастыря, — пожал плечами Сережка.

— А это?

— Ууу, — протянул аспирант. Товарищи предупреждающе уставились на него. — Рерих это, Николай Константинович. Великий художник прошлого века. Что все темные-то такие?

Гоша с Павлом потупились. Видно, тоже не сразу признали «великого художника».

— Ладно, — преодолевая неловкость, продолжил разговор Владимир. — Коль вы такие большие специалисты в мандалах и Рерихах, то расскажите, что означают эти художества.

Он протяну им стопку снимков с места происшествия.

— Это не мандалы, — быстро заключил Сережка. — Какой-то средневековый мистицизм. Я в этом плохо разбираюсь. Вы лучше у нашего главного спросите.

От Владимира не ускользнуло, как Гоша пихнул в бок сказавшего лишнее товарища.

— Что за главный?

— Сергей Эд-дуардович так ш-шутит, — пришел ему на выручку бывший военный.

— Дошутился уже. Выкладывайте, что за главный и где живет, иначе отведу в участок, и там с вами никто нянчиться не станет.

— Вам это не понравится, — обреченно сказал Гоша. Владимир достал блокнот и карандаш и приготовился записать имя и адрес. — Вероника Дмитриевна это.

От сильного нажатия дюбка карандаша сломалась, а на листах блокнота осталась сквозная дырка.

— Ника? Если это шутка, то крайне неудачная, — сверкнул глазами следователь.

Эзотерики испуганно переглянулись и пожали плечами, мол, сам просил. Владимир махнул на них рукой и помчался домой, кипя от злости. Как только за ним захлопнулась дверь, Гоша кинулся к клавиатуре и начал что-то судорожно строчить в открытом окне аськи.

По тому, с каким грохотом брат открывал дверь, Ника поняла, что на этот раз скандала не избежать.

— Как работа? — натянуто улыбаясь, поинтересовалась она, нарочито медленно выезжая из комнаты на инвалидном кресле.

— Плохо, — огрызнулся Владимир с порога. — Какого черта ты делаешь с этими шизиками?

— С какими шизиками? — непонимающе глядя на него кристально-голубыми глазами, переспросила она.

— Которые сидят в подвале нашего дома. И не притворяйся невинной овечкой. Бесит.

— Да ничего особенного. Просто переписываемся по Интернету. Они иногда книги приносят.

— Ага, книги приносят. Объясни мне только одно, как ты умудрилась стать их главной, если ты даже из квартиры не выходишь.

— Я же говорю, по Интернету. С нами связался один человек, наставник, помог все организовать. Подсказал, в какой области следует работать. Ну… и так получилось, что назначил меня главной.

— Что за наставник?

— Просто наставник. Мы с ним только переписывались. Не уверена даже, что он в нашей стране живет.

— Ника! Мало того, что мать кучу денег на этих шарлатанов-целителей потратила, так теперь еще и ты с какими-то сектантами связалась!

— Причем здесь сектанты? Мы ничем таким не занимаемся. Просто разные практики медитационные изучаем, карму чистим, гороскопы составляем. Ребята вон иногда на места, где были зафиксированы аномальные явления, выезжают. Это все.