Она покраснела и отвела глаза.

— Я боюсь, вы слишком распускаете собственное воображение, — сказала она, невольно повторив слова Доктора Морриса. — Единственное чувство, которое ваш брат более или менее постоянно испытывает ко мне, это раздражение и гнев.

— Не стоит обманывать себя, — сказал Рэй. — Позвольте дать вам один дружеский совет. Постарайтесь запомнить, что иметь воздыхателем такого человека, как Пол, означает поставить себя в опасное положение в этом доме.

Джинни сердито посмотрела на Рэя.

— Опять предостережение! В этом доме, кажется, все помешаны на том, чтобы направо и налево раздавать туманные предостережения, но никому и в голову не придет объяснить, в чем дело.

Серьезность вдруг сошла с лица Рэя. Он подмигнул Джинни.

— А ведь я ничего не рассказал Полу, так что не волнуйтесь.

— Что вы не рассказали? — Джинни была окончательно сбита с толку.

— Наш с вами маленький секрет, — с хитрой улыбочкой произнес Рэй.

Джинни завелась с полоборота:

— Мне было до настоящего времени неизвестно, что у нас есть какие-то общие секреты. Большие или маленькие...

Неожиданно Рэй схватил ее за плечи и привлек к себе.

— В смерти Сьюзан есть кое-что еще, о чем вам никто не сказал, — проговорил он, понизив голос почти до шепота. — Берегитесь, юная леди...

И прежде, чем Джинни успела сказать хоть слово, Рэй обнял ее и поцеловал.

Первое, что увидела Джинни, когда Рэй наконец оторвался от ее губ, был Пол Лэнгдон, стоявший в нескольких шагах от них в коридоре. Он безмолвно смотрел на Джинни и Рэя. На короткое мгновенье Джинни встретилась с ним глазами, но Пол тотчас отвел взор.

— Извините, — пробормотал он и быстро удалился, свернув в длинный холл.

— Извините, — сказал Рэй, разжимая объятья, — но я должен был это сделать, чтобы брат не догадался, о чем мы здесь толковали. Кстати, мне очень понравилось целовать вас.

С этими словами Рэй помахал ей и быстро удалился в сторону противоположную той, куда ушел Пол.

Джинни осталась стоять одна, совершенно оглушенная этим потоком слов и событий.

Этой ночью ей снился Пол. Он стоял на обрыве, обдуваемом ветрами, и ждал Джинни. Она подошла к нему совсем близко, но Пол неожиданно отвернулся и исчез.

Чувство неопределенности, последние дни преследовавшее Джинни, еще больше усилилось на следующее утро. Она проснулась со странным ощущением, что события незаметно, словно исподволь, ведут ее к какой-то развязке, результатов которой предугадать ей было не дано. Если бы Джинни была суеверной, она могла бы сказать, что знамения становились все мрачнее.

Джинни не знала, что предпринять, чтобы остановить поток тревожных событий. Хотя разговор, случайно услышанный ею прошлой ночью, ответил на некоторые вопросы, но он же и посеял новые сомнения. Теперь она точно знала, что смерть Сьюзан не была трагической случайностью. Но Джинни было не известно, что же на самом деле произошло. Она чувствовала, что разгадка где-то рядом, и ничто на свете не могло бы теперь заставить ее уехать.

С другой стороны, и Джинни была вынуждена признаться в этом себе, она больше не могла бороться со страхом. В этом доме, где в первые же дни все обитатели с удивлением отметили ее смелость, Джинни было страшно. Мало-помалу она подходила к пределу мужества, которым может обладать женщина.

В этом доме у Джинни не было союзника. Она не знала, на кого можно было бы полностью положиться. Но самым страшным было то, что Джинни до сих пор не знала, кто же был ее врагом. Даже если кто-нибудь из членов семейства, например Беатрис Лэнгдон, окажется совершенно непричастным к страшным событиям на Пэрлью, было маловероятно, что он примет сторону Джинни. Слуги же были абсолютно преданы своим хозяевам.

Навязчивая мысль преследовала Джинни: она должна уехать отсюда как можно скорее.

Но если она покинет остров, тайна, ради которой Джинни приехала сюда, останется неразгаданной.

«Нет, — сказала она себе. — Я должна остаться здесь до конца и узнать правду».

Настроение этого дня, мрачное от атмосферы неопределенности, не улетучивалось с ходом времени. А после случая с куклой Варды Джинни стало совсем не по себе.

С тех пор, как она привезла из города эту куклу для девочки, Варда просто не выпускала игрушку из рук. Фарфоровая леди не пропускала ни единого урока, ни одной прогулки во внутреннем дворике, поэтому, заметив отсутствие куклы, Джинни поинтересовалась у Варды, что с ней.

— Где же твоя куколка? — спросила она, показывая на то место, куда Варда обычно сажала свою любимицу.

— Куколка мертвая... — проговорила Варда неожиданно глухим голосом. При этом она даже не подняла на Джинни глаза.

— Варда, как ты можешь! — Джинни была поражена тоном девочки. Ей стало жутко от того, что это семейство делает с ребенком... — Как ты можешь так говорить? — снова спросила Джинни. — Где кукла?

— Она упала на скалы... — Варда начала всхлипывать. — ... и разбилась насмерть.

Мария, которая, по всей вероятности, услышала их разговор, вытащила что-то из большой коробки, стоявшей рядом с кухонным столом, и молча подала Джинни.

Перед Джинни лежала кукла. Ее нельзя было узнать. Половина лица куда-то исчезла, рука была оторвана. На другой руке не осталось ни единого пальца, а ноги изящной дамы висели на двух тонких проволочках.

Варда рыдала, закрыв лицо ладошками. Джинни сделала знак Марии, и они обе вышли в холл. Там Джинни быстро спросила служанку:

— Что произошло с куклой? — она говорила тихо, хотя Варда и так не могла их услышать.

Мария казалась искренне огорченной. Она впервые заговорила так, что Джинни не почувствовала отчуждения в голосе служанки.

— Маленькая мисс вышла на башенку поиграть. Хотя ей это не разрешают, там же очень опасно, а девочка иногда забывается. Так вот, она вышла и, кажется, случайно уронила куклу из окна, а та возьми, да и разбейся об камни. Внутренний дворик-то весь замощен камнями, сами знаете...

— О, Господи! — Джинни разглядывала изуродованную игрушку. Пытаться починить ее казалось бессмысленным. Придется подыскать в городе другую куклу. Но не сейчас: ребенок будет только противиться мгновенной замене.

Мария вдруг прищелкнула языком.

— Вот так же и ее мать умерла.

Джинни испуганно посмотрела на служанку. Да, все, действительно, выглядело похоже. Даже Варда, объясняя, ни словом не обмолвилась о внутреннем дворике. Она сказала, что кукла разбилась о скалы и умерла.

Джинни снова подумала о том, насколько сумрачной и несчастной должна быть жизнь девочки, запертой на замок, запугиваемой старыми семейными преданиями, не знающей, что такое радость. «Быть может, — думала Джинни, — Варда воспроизвела смерть собственной матери, поддавшись странному жестокому любопытству?»

Эта горестная догадка заставила Джинни после завтрака искать Пола.

Она была несомненно уязвлена его холодностью, но решила, что не будет обращать на это внимание. Сейчас ее больше всего заботило состояние девочки, и Джинни не могла позволить, чтобы личные отношения и чувствам Полу взяли верх над ее вол нениями за судьбу Варды.

— Я пришла, чтобы поговорить с вами о вашей дочери, — сказала Джинни, стоя в кабинете перед столом, за которым сидел Пол. В ответ на его предложение сесть, она отказалась.

— Мне кажется, вы очень хорошо поработали с Вардой, — голос Пола звучал очень официально и по-деловому. По-моему, она не только стала хорошо учиться, но, мне кажется, девочка стала более жизнерадостной. И к тому же, пусть некоторые мои действия кажутся вам странными, но я хочу сказать, что меня очень волнует судьба моего ребенка...

— Я совершенно уверена в этом, иначе я бы не разговаривала с вами сейчас. Но, если позволите мне быть настолько откровенной, мне не кажется, что девочке живется хорошо. Возможно, с моим приездом у нее появился кто-то, кто заботится о ней, и она стала от этого менее несчастной, но этого явно недостаточно. Я считаю, что тот образ жизни, который она ведет, совершенно неприемлем для ребенка.