Лагунов словно встряхнулся.
- Скажи родителям, что в нас, возможно, будут стрелять басмачи, что машину могут подбить,
Доктор громко перевел. Мужчина на ослике вскинул голову, унылое лицо его стало жестким, в глазах разгорался темный огонь. Он тронул ослика, подъехал вплотную к вертолету, протянул сына советскому врачу. Когда тот принимал ребенка в свои громадные руки, мать было качнулась к нему; учитель удержал ее, что-то сказав, и женщина опустилась на колени прямо в пыль, стала молиться.
- Она молит аллаха, чтобы он ослепил тех, кто станет стрелять в вас, - пояснил учитель.
Лагунов молча полез в кабину. Доктор пригласил с собой отца, но тот лишь покачал головой и прижал руки к сердцу. У него дома много работы и еще много детей. Людям, которые привозят хлеб, лекарства и книги, он доверяет сына без страха...
Через несколько минут, ввинчивая машину в узкое небо долины, Лагунов глянул вниз. Как будто горные тюльпаны зацвели там - люди махали всем, что нашлось красного: лентами, платками, повязками... И потом, в сырой серой мути над хребтом, не отрывая глаз от индикатора высоты, Лагунов все еще видел этот охранный цвет и безошибочно находил дорогу. Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. Перевал
Горы - не поле чистое, и с самого начала марша старший лейтенант Карлин часть автоматчиков держал на броне. Оружие - на изготовку, чтобы в любой миг ливнем свинца ответить на огонь засады.
Заметно похолодало, низко над головой стелились свинцовые зимние тучи, и дышать хотелось глубже, чаще - давала себя знать высота. До перевала уже рукой подать, оттуда колонна покатится вниз, навстречу зеленым лугам, теплому ветру, жаркому бою. Считай, сделана половина тяжелой боевой работы, и мысль эта грела Карлина, наполняла новой силой, в ней растворялась досадная неуверенность, которая порой заставляла его поступать наперекор трезвому рассудку.
Еще в полдень он, молодой командир мотострелковой роты, выделенной в резерв командира полка, и представить не мог, что скоро возглавит сводный отряд, куда помимо его мотострелков войдут рота танков, взвод минометов, саперное отделение, две зенитные установки по четыре ствола каждая, и действовать с этим отрядом ему придется вдали от части, где нет ни предусмотрительной опеки штаба, ни поддержки старших начальников. Особенно смутило его, что танковой ротой командовал капитан Хоботов, офицер опытный и годами старше Карлина. Близко они не были знакомы, но в части Хоботова ценили за деловитость и крепкую хватку, о подразделении его тоже говорили хорошо - к такому бы идти в ученики, а не в начальники. Вероятно, полковник в спешке учений машинально последовал общему правилу: когда сводятся подразделения разных родов войск, командует общевойсковой командир.
По прибытии к месту сбора капитан доложил Карлину с подчеркнутой уставной точностью, может быть, за официальным тоном скрывая обиду, и старший лейтенант принял этот тон, найдя его лучшим средством избежать недоразумений. В конце концов, роты сведены на один марш и бой, так надо ли вдеваться в тонкости отношений, искать особого взаимопонимания и симпатий? Забот хватит без того. И первая - чтобы малознакомые командиры приданных подразделений и их подчиненные сразу почувствовали крепкую волю и руку начальника.
Распоряжения о построении походной колонны Карлин отдавал в присутствии представителя штаба учений, немногословного майора с усталым лицом, словно был чем-то недовольного, приберегающего резкое слово до подходящего случая. Пристальный взгляд этого человека и сама мысль, что слушает старшего лейтенанта Карлина целый десяток подчиненных офицеров, заставляли его говорить властно и категорично, отметая малейшие сомнения в его способности управлять столь большой силой в долгом и опасном пути через горы и в предстоящем бою.
- Вопросов нет? - Он даже не спросил, а подвел черту под своими указаниями и поэтому удивился, услышав ровный, какой-то круглый басок Хоботова:
- Есть предложение, товарищ старший лейтенант. Зенитные установки хотя бы одну - поставить ближе к голове отряда. Если нам устроят засады - а их, конечно, устроят, - "противник" засядет на высоких гребнях и скалах, почитай, над головой. Я этот маршрут знаю. Так вот, зенитчикам стрелять по небесным целям - сподручнее, ребята поворотливые, огонек у них дай бог - будут снимать диверсантов, как тетеревов. Еще в ту войну зенитные пулеметы в горах изрядно работали.
Карлин свел брови.
- Зенитчики прикроют нашу главную силу - танки. То есть вас.
- Наше дело начнется, может, только за перевалом. - Капитан усмехнулся. - Туда еще дойти надо. А появится авиация, они с любого места прикроют колонну - не так уж она велика.
- Распоряжение остается в силе, - отрезал Карлин. - По машинам!
Когда командиры разошлись, майор негромко произнес:
- А ведь капитан предложил дело.
Карлин промолчал. Он и сам понимал, что дело, но ему казалось речь шла об авторитете командирского решения, ради которого не грех пренебречь малой тактической выгодой. А в душе сердился на Хоботова: не без умысла, пожалуй, при всех ткнул молодого командира носом в его просчет. Я, мол, хотя и подчинен вам, товарищ старший лейтенант, но могу поучить.
Посредник, конечно, понял настроение Карлина и ничего не добавил, только глянул изучающе и вздохнул, убирая карту в планшет...
Первый завал на дороге встретили через час марша, когда втянулись в узкую долину, стиснутую скалистыми гребнями. Едва к остановленной дозорной машине подтянулась голова колонны, с каменного балкона, висящего высоко над дорогой, хлестнул пулемет и наперебой застучали автоматы. Мотострелки ответили, минометчики быстро изготовились к бою, но положить мину на узкий выступ крутого склона - дело нелегкое. Перестрелка затягивалась, диверсанты "противника" упорно держали завал под огнем, не позволяя саперам приблизиться к нему. Карлин уж подумывал - не послать ли автоматчиков далеким обходом на гребень, чтобы оттуда выбили огнем "неприятельских" стрелков, как вдруг из-за поворота, осторожно обходя боевые машины пехоты, вывернулась зенитная установка. То ли сам командир расчета оказался решительным, то ли послал ее капитан Хоботов, но появление зенитчиков пришлось ко времени. Четыре мощных ствола обрушили на балкон жестокий сверкающий град, там взметнулось целое облако каменной пыли, пронизанное осколками и бледными вспышками, засада мгновенно замолчала. Саперы не мешкая устремились к завалу и, пока расчищался путь, зенитчики подстерегали малейшее движение на выступе горы, немедленно подавляя его убийственным огнем.
И рад был Карлин, что бой закончился без особых последствий, а все же доскребывало в душе: не потеряли бы четверти часа, находись зенитный расчет в голове колонны с самого начала. Ничего не скажешь, наглядно доказал капитан Хоботов командиру отряда собственную правоту. И поднималась легкая ревность в душе, когда во время привала не только танкисты, но и водители боевых машин пехоты, и даже саперы чаще всего подходили с вопросами к Хоботову, для которого в горах вроде не было тайн. Не от ревности ли Карлин однажды перестарался? Пришлось спешить взвод и атакой вдоль гребня выбивать из каменных лабиринтов сильную диверсионную группу, вооруженную автоматами и гранатометами. Карлин сам повел мотострелков в бой. Возвращаясь, ждал от посредника одобрения за решительную и удачную атаку, но встретил холодный взгляд.
- Не своим делом занимаетесь, - резко заметил майор. - Вы что, не доверяете командирам взводов? Почему бросили подразделение?
- Разве я бросил?
- Бросили. Эта группа могла быть отвлекающей. А если бы в ваше отсутствие колонна подверглась удару значительных сил "противника"?
- Но... меня замещал капитан Хоботов, он опытный офицер.
- Командуете сводным подразделением вы, а не капитан Хоботов. И спросят в первую очередь с вас. Кстати, почему именно Хоботов - ваш заместитель, хотя он и опытный? Мы ведь не в поле воюем. Что ж ему бросить танки и бегать в стрелковой цепи, если придется вас заменять? Этак вы скоро и без людей, и без техники останетесь... Вот вам и второй минус,
