В 1529 г. молитвы супругов были услышаны. Они зачали ребенка, и юродивый Домитиан предсказал Елене, что она родит «Тита широкого ума» – будущего Ивана Грозного. Но клеветники не унимались. Доказывали, что брак недействителен, Елена не иначе как колдует, да и от кого ребенок? Но великий князь жену в обиду не дал. Наоборот, круто осерчал, устроил интриганам настоящий разгром. В тюрьмы и ссылки попали князья Курбский, Щенятев, Горбатый-Суздальский, Плещеев, Ляцкий, боярин Морозов, дворецкий Шигона.

В ходе этих разборок закатилась и звезда Вассиана Косого. Государь наконец-то удалил его от себя. А митрополит Даниил давно собирал доказательства, что «старец» является тайным еретиком. До сих пор призвать его к ответу не получалось. Однако сейчас материалам дали ход. Косой предстал перед судом. Широкой огласке дело не предавали, как-никак, а Вассиан 20 лет был приближенным великого князя. Жизнь ему сохранили. Но место заключения определили в Иосифо-Волоколамском монастыре. Там братия хорошо помнила его нападки на св. Иосифа, на их обитель, так что поблажки исключались. В темнице он и умер.

Молодая супруга Василия III Елена Глинская родила ему двоих сыновей, Ивана и глухонемого Юрия. Но их семейное счастье продолжалось всего семь лет. Осенью 1533 г. государь поехал в Волоколамск на охоту, и у него вдруг обнаружился нарыв на бедре. При лечении в рану занесли заразу, началось воспаление. Василию становилось все хуже, и, наконец, он понял, что ему не выкарабкаться. Он был сильным и мужественным человеком, стойко переносил страдания. Но душа его была совсем не спокойна. Он подозревал, что в его собственном окружении затаились враги. Только и ждут подходящего момента нанести удар, перехватить власть. Сломать курс на созидание великой державы. Или даже пожертвовать верой…

В Волоколамске с Василием III находились младший брат Андрей Старицкий, князья Бельский, Шуйский, Кубенский, но государь скрывал от них свое состояние! В глубокой тайне отправил гонцов в Москву – привезти завещания своего отца и деда. Об этом знал лишь ближайший доверенный государя, Шигона. Дядя его жены Михаил Глинский долгое время провел в тюрьме за измену. После свадьбы Василий III освободил его, но важных постов не давал. Однако сейчас вызвал к себе. Рассчитывал, что родственник супруги не предаст, станет для нее надежной опорой. Гонцам запрещалось разглашать, что случилось и зачем они посланы. Но кто-то экстренно подсуетился известить другого брата великого князя, Юрия Дмитровского. Он примчался в Волоколамск, но Василий не желал, чтобы он находился рядом. Заверил его, что выздоравливает, и отослал обратно. Хотя он был уже обречен и знал это.

Кое-как больного доставили в Москву. Сразу же, едва государя принесли в его покои, он созвал у постели митрополита Даниила, бояр и продиктовал завещание. Назначал наследником сына Ивана, до 15-летнего возраста оставлял его на попечении матери и опекунского совета. Нет, не спокоен был Василий Иванович. Еще в 1531 г. он взял с братьев клятву быть верными не только себе, но и княжичу Ивану. Теперь заставил их повторить присягу. При этом заклинал Юрия Дмитровского и Андрея Старицкого, что надеется на их честь и совесть, убеждал исполнять крестное целование. То есть не был уверен, что исполнят. Племянников Бельских и прочих бояр тоже убеждал «блюсти крепко» сына и державу. Особо обращался к Глинскому, говорил, что тот должен за ребенка и Елену «пролить всю кровь свою и дать тело свое на раздробление».

3 декабря, чувствуя скорый конец, великий князь опять собрал бояр, четыре часа говорил с ними о предстоящем правлении. Когда обсудили все дела, позвал сына и жену. Елену привели под руки. Она билась в истерике, а Василий нашел силы успокаивать ее, уверял, что чувствует себя лучше. Но мамке Ивана, Аграфене Челядниной, великий князь приказал «ни пяди не отходить» от ребенка. Он боялся за наследника… Елена хотела остаться с мужем до конца, но он понимал, насколько это будет тяжело, жалел ее и приказал уйти. Еще раньше государь принял решение перед кончиной постричься в монахи, и сейчас для этого пришла пора. Он ненадолго забылся, а когда проснулся, стал рассказывать, что ему явилась св. великомученица Екатерина. Принесли ее икону, Святые Дары, чтобы причастить государя.

Но Василий III еще не успел уйти из жизни, когда его опасения начали сбываться. С ним уже перестали считаться! Он просил пострижения, а группа бояр во главе с Андреем Старицким воспротивилась, старалась не допустить этого. Хотя, казалось бы, какая им была разница, умрет Василий мирянином или монахом? Государь отходил, над ним читали канон на исход души, он шептал молитвы немеющими губами, целовал простыню, ожидая обряда. А рядом с ним разыгрывалась безобразная сцена. Бояре орали, спорили, не обращая внимания на умирающего. Старицкий и Воронцов вырывали у митрополита монашескую ризу, и Даниил усмирил их только угрозой проклятия: «Не благословляю вас ни в сей век, ни в будущий!..»

Великий князь Василий, ставший при пострижении иноком Варлаамом, ушел в мир иной. Но и митрополит отнюдь не был спокоен за судьбы государства. Он вывел в «переднюю горницу» братьев государя и снова, уже в третий раз привел их к присяге верно служить Ивану Васильевичу и его матери, не изменять ни словом, ни делом и «не искать великого княжения». Аналогичную клятву митрополит взял с бояр и дьяков и лишь потом пошел к Елене сообщить о смерти мужа… В регентский совет при ребенке-государе по воле Василия III вошли Андрей Старицкий, боярин Захарьин-Юрьев, князья Михаил Глинский, Василий Васильевич и Иван Васильевич Шуйские, Михаил Воронцов, воевода Тучков.

Вероятно, отец хотел объединить вокруг наследника представителей разных боярских группировок. Но этого не получилось. А всего через месяц после похорон Василия III обнаружился первый заговор. Организовал его Юрий Дмитровский. Покойный государь отнюдь не случайно не доверял ему, не случайно не включил в регентский совет. Хотя Юрий был старше Андрея Старицкого. Но если исчезнет малолетний Иван, именно он становился наследником. В московском доме Юрия стали собираться его бояре, дьяк Тишков. Говорилось, что присяга дана под давлением, что наследник и регенты должны были дать Юрию взаимную присягу о соблюдении его прав. А раз не дали, то клятва недействительна. Примкнул участник прошлых заговоров Андрей Михайлович Шуйский.

Но когда пытались вовлечь князя Горбатого-Суздальского, он доложил в Боярскую думу и Елене. В начале 1534 г. Юрия Дмитровского, Андрея Шуйского и их соучастников бросили в тюрьму. Отметим, что Андрей Старицкий ничуть не протестовал против заточения брата. Признал меры вполне оправданными. Впрочем, теперь на роль ближайшего кандидата на престол выдвигался он сам! Но он вознамерился еще и поживиться. Обратился к государю и Елене, требуя владения брата для себя. Нет, правительница опасалась усиливать потенциального противника. В компенсацию вместо городов и земель выделила золота, драгоценностей и прочих дорогих вещей из наследства мужа. Однако Андрей не удовлетворился, обиделся. Уехал в свою Старицу и принялся распространять обвинения в адрес Елены…

А ее положение было шатким. На Руси женщины управляли государством всего несколько раз – св. равноапостольная Ольга, Софья Витовтовна – мать Василия Темного. Поначалу бояре не видели в Елене полноправную властительницу. Но она стала ею. Умело лавировала между регентским советом и Боярской думой, играла на их противоречиях. Проявила и сильную волю, настаивая на собственных решениях. Ну а главной опорой великой княгини стал не дядя Михаил Глинский (которого она в своей жизни почти не знала). Ею стал Иван Федорович Телепнев-Овчина-Оболенский. Блестящий полководец, любимец военных, получивший за свои заслуги высший придворный чин конюшего.

Молва утверждала, что он стал фаворитом Елены. Что ж, государыне было лишь 27 лет. А Телепнев на войне всегда командовал передовыми частями, первым атаковал и неизменно одерживал победы. Это был лихой рубака, которому хотелось самому вести воинов в сечу, нестись в бешеные атаки, крушить неприятеля. В такого и впрямь можно было влюбиться. А сойтись Елене и Телепневу, судя по всему, помогла Аграфена Челяднина, мамка государя – она была сестрой Ивана Федоровича. Впрочем, рассматривая эти события, надо учитывать особенности русской морали в XVI в. Категорически осуждалась супружеская неверность, добрачные связи. Но на вдовьи романы смотрели куда более снисходительно. Это было грехом, влекло церковное покаяние, но не очень строгое. Ни митрополит, ни авторитетные церковные деятели той эпохи не считали нужным обличать Елену. Для государства ее любовь оказалась полезной. А если и не безгрешной, так кто из нас без греха?