Возможно, здешнее пространство-время скручивалось в своего рода свиток вокруг малых детей, - полагала Таригат, исходя неизвестно из какой логики. И Раима в таком явно главенствовала. Она была иная, чем дети Динана (да и Рутена тоже). Почти что такая, как здешние дети, - и всё же как бы крупнее, ярче. Непорочная и дочь Первоначальной, как втайне даже от себя звала её родная мать, Раима вырастала вольным деревцем, которому суждено процвести в столетиях. Вымахала по плечо взрослой женщине, как бы перелиняла и была непонятно в кого хороша: смугловатая кожа, волосы и брови цвета каштана, грозовые лиловые глаза. Сеголетки и старшие погодки едва доставали ей до плеча. В самом своём рождении беспримесная радость, во всём счастлива, любима людьми и удачей - как втайне полагала жена Божьего Друга, оттого, что появляясь на свет вообще не причинила ни ран, ни страданий. Ведь материнская любовь дочерей Евы рождается из сплава боли и ненависти к чаду, оттого уникальна и неповторима: ничего похожего в природе нет и быть не может.
Из-за дочери Таригат будто впервые заметила, что народ Валиуллы фатально сероглаз. В Благородном Коране изречение "Мы сделаем их всех светлоокими" означает кару: такие люди вскорости слепнут от ярости полудня из-за того, что в радужке отсутствует пигмент.
Однако зрение членов её рода было таким острым, что по точке в дневном небе они определяли, что за птица летит, а в ночном видели вдвое больше звёзд, чем она сама. И до глубокой старости никто не страдал ни катарактой, ни глаукомой.
- Предки сделали нам прививку от хворей, - упомянул вскользь Валиулла. Прозвучало это со значением, но Таригат не могла бы объяснить, что именно всколыхнули в ней его слова.
Отчего муж выступал почти единственным толмачом в беседе, которую вели она сама и окружающий мир? Ради одного лишь удобства, отвечала себе Та-Циан рутенской поры. Для чего ещё и заводить супруга, как не для подобных удобств.
Год от года возрастала уверенность динанской пришелицы. Уже никто не задумывался, откуда она родом, - если это и было предметом размышлений, если и не догадывались о том раньше, а теперь поняли. Уже без особой рефлексии стояла она рядом с "подателями жертвенной крови и гнева", выбирала, нередко сама пробовала на вкус, цвет и остроту своей сабли. Не только махр. Личная гвардия. Ханские кешиктены. Что им придётся делать спустя несколько лет, когда ранний плод созреет вместе с более поздними, недавние выученики Вард-ад-Дуньа понимали без дальних слов. Вернутся обратно в город - на сей раз уже не одни. В почётной свите тех, кто в очередной раз избран к высшему обучению.
"Я узнавала, - думала Та-Циан. - Я в полной мере испытывала роскошь чистого ученичества. Ловила блескучие искорки знаков в шлихах, которые оставались после промывки здешнего песка. Составляла из лоскутков роскошный гобелен. Дремотная жизнь всех этих лет была внутренне насыщенной - ко мне постепенно приходило понимание".
Таригат жила, окружённая защитой: мир Степи оказался колыбелью, в которой зрели семена неведомого народа. Ей стоило бы дольше задержаться в трёх деревнях после тех слов деда, которые вытолкнули девочку из Леса. Может быть, ещё тогда бы поняла: лесные боялись, что из соединения скрытых в каждом из них телесных возможностей явится иное существо. Новое или древнее - кто скажет? Степь такое культивировала. Нащупывала путём всё более смелых проб. Лелеяла возникшие аномалии не в пуху - в огне. Испытывала на крепость и истинность и закрывала до времени небесным куполом, чтобы плод созрел.
Она сама была такой новой женщиной; и её дочери; и, скорее всего, многие - но в разной степени и сочетая в себе разное из некоего обширного набора свойств. Способность легко восстанавливать здоровье и уничтожать телесные повреждения (как раз тогда у хорошо пожившей Таригат разгладился давешний шрам). Умение с налёту овладевать сложнейшими знаниями и умениями. Дарить и принимать семя по собственному хотению. Производить на свет легко - словно и не тяготело над родом давнее Божье проклятие. Достигать цветущей зрелости лет в десять-двенадцать, плодоносной - в двадцать и пребывать в последнем состоянии сколь угодно долго. Что, кстати, вообще могло всех их взять?
"Я узнавала, вдыхала необычайное так просто, будто оно было растворено в воздухе. Я чувствовала редкую наполненность своей жизни. Я была счастлива - хотя это ощущалось как отчасти ненормальное, даже тягостное состояние. Оттого как я ни желала перемен, но торопить их казалось ни к чему".
Она достигла некоего совершенства - и Терги смилостивились: подарили ей врага.
Он и его младшие спутники явились в селение, когда Дзерен произвела на свет первенца - смуглую и кучерявую девочку с глазками словно из голубого льда: так сочетались в них исконная младенческая муть с родовым серебром. Стоял разгар весны, на росных лугах блеяли новорожденные ягнята, пастушьи собаки зло и тревожно гавкали на незнакомцев, главарь которых сидел в седле не по-здешнему прямо, не пригибаясь и не поворачиваясь в талии. Кудри, что выбились из-под шапки и веером рассыпались по плечам, были тёмно-русые с проседью, того же цвета бородка подчёркивала впалые щёки, и смотрели вперёд, не уклоняясь, белые глаза с червонным отблеском внутри.
Старший брат родильницы и, по древнему обычаю, самый близкий человек для безымянной малышки. Главней отца и мужа, значительней всего мужнина окружения. Почитаемый шурин Валиуллы. Идрис ибн Ладо Снежный Барс.
XVI. СЛЕПОЙ СТРЕЛОК ИЗ ЛУКА. Окончание
На красноватый отблеск мальчики явно клюнули - что до Та-Циан, золото пришло ей в голову лишь по аналогии с серебром. Что за несчастье с избитыми сравнениями: так и норовим срастить металл с живой материей и вообще забросить его на небо. Свинцовые тучи, например, или золотая зорька.
- О-о. Он был тем, про кого мы сейчас думаем? - спросил Дезире, с лёгкой опаской озираясь по сторонам.
- Более всего он походил на главаря банды, - ответила Та-Циан, - однако не был ни тем, ни этим, ни кем-либо другим. Кроме себя самого.
- Имя такое - многозначительное. Как у вашего покойного батюшки. Я запомнил.
"Библейское Энох и кораническое Идрис фигурируют в легендах настолько схожих, что эти два имени считают синонимичными. Обе о людях, приобретших бессмертие. Примерно так же соединяют Иоанна Крестителя и Яхъю - одно и то же "несравненное" и неповторимое имя. Забавно было бы понять, как далеко успели продвинуться мои питомцы по стезе ономастики", - подумала женщина и ответила слегка недовольно:
- Что такого уж многозначного? У вас там не Древний Рим, чтобы пользоваться родовыми прозвищами.
- Стоп. Не спеши допытываться, Дезь, - одёрнул его Рене.- Сейчас должно прозвучать самое интересное - и вовсе не философия, которой госпожа вполне может заниматься в мыслях.
- Сейчас кое-кто выберется из уютного гнёздышка и приведёт себя в порядок, - ласково проговорила Та-Циан. - И не думайте, что коли выросли, то и шеи мылить вам не надо.
- Ага, типа и не мечтайте о самообслуживании, - хмыкнул Дезире.
- Кстати. Как это вас никто не хватился в Динане? Считались пропавшей без вести или в долгой служебной командировке? - спросил практичный Рене. - Всё не получалось спросить, а вы не упоминали.
- Так меня это вовсе не касалось. Братство Зеркала устраняло и не такие проблемы, - ответила Та-Циан. - Всему своё время.
"И каждому времени свой плод, верно? Вы могли выловить из моих мыслей похожие слова".
- В тот день я многое угадала из чужих слов, что каким-то боком пришлись к ситуации. Ритуал, которым вводят в племя только что отчеканенного человечка, величав в своей простоте. Родильница в нём не участвует. Младенца, всё равно - девочку или мальчика, - держит либо одна из других жён счастливого отца, либо чья-либо старшая сестра. Что важно: прежде чем начнутся смотрины, дитя имеет право само полюбоваться своей будущей роднёй. Ибо в Степи считают, что ничего пока до конца не решено и одна из сторон, так сказать, может передумать. А то и обе сразу.
