– Спасибо, – и пошел к двери.

Глядя на его плечи, Тамара подумала, что не заметила, как муж состарился. Не старый еще, но уже пожилой. Значит, и она тоже? Надо в зеркало посмотреться. Если что не так, исправить. Сейчас сколько косметики чудодейственной. И операции делают. Степану будет приятно, что у него молодая мать.

Ростислав предложил Светлане дойти до отдела полиции пешком. Чтобы было время с ней поговорить.

Они шли, а он все не начинал. Искал безошибочные слова. Но для этого надо хотя бы приблизительно понимать, кто эта девушка, а он до сих пор не понимал, и это его раздражало. Его молчание уже было похоже на ступор стеснительного старшеклассника, поэтому Ростислав сказал наугад:

– Тебе повезло. Журналисты со всего мира в ваши края едут, а ты здесь живешь. В гуще событий.

– Везде гуща событий, – ответила Светлана, думая о своем, а Ростиславу послышался в ее словах оттенок насмеш ки, он почувствовал себя уязвленным. Надо отыграться.

– Гуща гуще рознь. Где-то самый большой конфликт – сосед у соседа козу украл, а тут каждый день – война миров.

– Да нет никаких миров, – ответила Светлана. – Сами с собой воюем. Если и миры, то не наши. Обычная история – паны дерутся, а у холопов чубы трещат. И сами, причем, друг друга за чубы дергаем.

Опять проигрыш. С какой стати я ляпнул про козу? – сердился на себя Аугов. Подлаживался под сельский стиль, чтобы стать ей ближе, но, значит, заведомо и ее записал в сельские жительницы – ну, не дурак ли?

Надо заговорить о чем-то важном для нее. Не о Геннадии, это уж слишком – играть на соперника. А вот об этом Степане, который то ли погиб, то ли нет, – надо попробовать.

– В самом деле, темная история с этим вашим хлопцем, – сказал он. – Везде информация: убит, расстрелян, но, между прочим, я фотографии видел, нигде нет тела. А где показывают кого-то убитого, явно не то место, город какой-то.

– Вот и я о том же! – горячо ответила Светлана, и Аугов порадовался – попал! Как в его любимом теннисе: проиграть одну подачу, другую, но взять себя в руки, хорошо прицелиться, правильно размахнуться, не побояться сильно ударить, и – эйс, на вылет, счет пятнадцать: тридцать, и вся игра еще впереди.

– Что-то тут явно не так, – вслух размышляла Светлана. – Ясно, что обе стороны трактуют по-своему, кому как выгодно, но ты представь: вдруг Степан жив, а выгодно окажется, чтобы он был мертв! Ведь могут опять убить… глупость сказала, не опять, а просто убить, в наше подлое время все возможно!

– Без контактов со спецслужбами Украины ничего узнать нельзя. Ты удивишься, но они у меня есть.

– Правда?

– Сокурсник бывший там служит. Он россиянин, но женился на украинке, остался в Киеве, понравилось, слил информацию о Москве, какую знал, его тут же взяли, как ценного агента и работника, направили в Харьков на хорошее место, чтобы с него вернуться в Киев на повышение. У нас тоже так делают: посылают в провинцию для выслуги, а потом в Москву сразу в министры или хотя бы замы. Главное, он мне по старой дружбе может кое-что шепнуть.

– Слушай, это же… Это же мировая сенсация!

Ага, подумал Аугов. Любовь любовью, а журналистское честолюбие играет, да еще как! Он рискнул, направил мяч в линию, еще бы немного, и аут, полный проигрыш – если Светлана заинтересуется, с какой стати сотрудник украинской спецслужбы, пусть даже и перебежчик, захочет шептаться с бывшим сокурсником (учтем при этом, что этого сокурсника Ростислав выдумал только что, на ходу). Не заинтересовалась, охваченная азартом, удар прошел. Тридцать: тридцать, ровно. И подачи по-прежнему его. И сейчас нужна такая, чтобы партнерша-соперница даже не пыталась дотянуться до мяча. И Ростислав подал:

– Естественно, на расстоянии это не делается, телефон и интернет исключаются. Только личная встреча.

– Каким образом?

– Придется съездить в Харьков. Это всего часа два, а то и меньше.

– Но это же Украина!

– И что? Ты в каких-то черных списках, тебе запрещен въезд?

– Нет. То есть мы легально поедем, через таможню?

– Конечно. У меня вообще двойное гражданство.

– Так можно?

– Можно, если необходимо. Итак, съездим? Или что-то смущает?

– Да конечно нет! То есть да, конечно, съездим!

Сорок: тридцать, подача блистательно прошла. Теперь – брейк-пойнт, подача на выигрыш в этом гейме. Можно бить не сильно, но точно, наверняка.

– Хорошо. Тогда я завершу неотложные дела и сегодня же поедем. Примерно так часа в четыре. Идет?

– Идет! – обрадовалась Светлана.

Гейм выигран. Впереди поездка вдвоем на машине – шофер только помешает, вечерний Харьков, который местами ничего себе городок, звонок в пустоту вымышленному другу, тот как бы скажет, что встретиться может только завтра утром, значит, придется переночевать в гостинице.

От сладких предчувствий в душе Ростислава или в каком-то другом месте разлилась теплота.

– До встречи, – сказал он, тронув пальцами плечо Светланы, пошел к машине, которая медленно ехала за ними, сел в нее и уехал.

А Светлана направилась к хорошо знакомому входу в изолятор, надеясь, что возле него ждет освобожденный Геннадий.

Но его там не было.

Она спросила у дежурного.

Дежурный ни о чем не имел понятия.

– Сидит какой-то, я только что на пост встал, даже не знаю кто.

– У вас что, учета нет?

– Все записано, – дежурный заглянул в журнал. – Геннадий Владимирский. Да, есть такой.

– А почему не отпущен?

– Девушка, вы меня спрашиваете?

– А кого?

Дежурный кивнул в сторону здания ОВД.

Светлана пошла туда.

Там тоже был дежурный, другой. Известный ей и нам Сергей Клюквин.

– Привет, – сказал он. – Обратно захотелось?

– Где начальник?

– Трофим Сергеевич?

– А есть другой?

– Другого нет.

– Он здесь?

– Нету.

– А почему Геннадия не выпустили? Мовчан при мне звонил.

– Какого Геннадия?

– Который в изоляторе.

– Вот там и спрашивай. А с Аркадием у тебя, значит, всё?

– Что всё?

– То самое.

– Позвони Трофиму Сергеевичу, пожалуйста, и дай мне трубку. Он же велел выпустить, ничего не понимаю!

– Да он сам придет.

– Когда?

– А я знаю?

– Сережа – тебя ведь Сережей зовут?

– Так точно! – улыбнулся Клюквин.

– Меня с детства загадка мучает, Сережа, почему люди так часто притворяются идиотами? Это игра? Или просто нравится? Или способ других сделать тоже идиотами? Знаешь, иногда мне кажется, хотя я понимаю, что это не так, что в нашей любимой стране огромное количество людей заняты тем, что дурачат друг друга. И даже не по службе, не ради выгоды или денег, тут хоть понятно, и даже не ради развлечения, а просто способ общения такой. У меня вот даже братик такой. Просто спросишь его: уроки сделал? Как думаешь, что отвечает?

– Сделал. Я всегда так говорил.

– Нет. Он говорит: а чего? Понимаешь? И на любой вопрос у нас так – не да или нет, а – а чего?

Клюквин не понял, но ему приятно было говорить с красивой девушкой. И именно поэтому он дурачился, не права в данном случае была умная Светлана.

И готов был дурачиться дальше, но тут появился Мовчан.

Вошел быстро, служебно. В руках держал объемистый пакет.

– В чем дело, Трофим Сергеевич? – спросила Светлана. – Почему Геннадия не отпустили?

– До выяснения.

– Какого выяснения?

– Отойдем.

Светлана, недоумевая, отошла с Мовчаном в сторону. А Клюквин удалился в другую – чтобы наверняка не слышать.

– Вот что, Света, – сказал Мовчан. – Есть у меня предположение, что Степан жив.

– Знаете, я тоже думаю…

– Подожди, дослушай. Вот что. Дай слово, что, если он жив, выйдешь за него замуж.

– Трофим Сергеевич…

– Постой, сейчас поймешь, я объясню. Ты кино видела про войну – «Жди меня?»

– Нет.

– Ничего вы не видели, молодежь! Там жена мужа с войны ждала – и он вернулся. Если кого ждут, он возвращается. Если ты согласишься, он это почувствует. Это не фантастика, Света, на расстоянии и мысли передаются, и все остальное! У меня было: в Ростове одна знакомая жила, то есть и сейчас живет, но мы уже… Короче, я к ней хорошо относился, не сказать больше, и вот однажды она мне вдруг вспоминается, причем так, что даже нехорошо сделалось. Места себе не находил. Поехал в Ростов, и что ты думаешь?