Он должен был им рассказать.
Гэнси не был уверен, что может позволить себе влюбиться, но все равно влюбился. Ему не совсем был понятен механизм этого явления. Он понимал свои дружеские отношения с Ронаном и Адамом – оба представляли собой качества, которых у него не было и которыми он восхищался; вдобавок, им нравилась та версия него, которую одобрял он сам. О его дружбе с Блу можно сказать то же самое, но здесь было и нечто большее. Чем лучше он узнавал ее, тем больше его охватывали те же ощущения, которые он испытывал, плавая в бассейне. Все эти диссонирующие версии него просто-напросто исчезали. Оставался только Гэнси, здесь и сейчас, здесь и сейчас.
Блу остановила Свинью у знака тихой зоны на углу напротив Литчфилд-хауса, оценивая имеющиеся в наличии места для парковки.
– Пфф, – произнесла она недовольным тоном, рассматривая дорогие автомобили.
– Что?
– Я забыла, что он настолько мальчик из Эгленби.
– Нам необязательно туда идти, – намекнул Гэнси. – Мне просто надо заглянуть в дверь, чтобы сказать ему спасибо за приглашение, и только.
Они оба посмотрели на стоявший через дорогу от них дом. Гэнси подумал, что чувствует себя некомфортно, собираясь нанести бесцельный визит группе школьников, которую знал вдоль и поперек, и этот дискомфорт был нетипичен для него. Он уже собирался было признать это вслух, когда открылась входная дверь. Темноту разрезал светившийся желтым прямоугольник, будто открылся портал в другое измерение, и на крыльцо вышел Юлий Цезарь. Он помахал рукой пассажирам «камаро» и выкрикнул:
– Эй-эй-эй, Дик Гэнси!
Это был не Юлий Цезарь, разумеется; это был Генри в тоге.
Брови Блу взлетели вверх и исчезли под челкой:
– Ты что, собираешься надеть это?
Похоже, вечер будет кошмарным.
– Разумеется, нет, – возразил Гэнси. Теперь, когда он увидел тогу собственными глазами, перспектива нацепить ее выглядела куда реальнее, чем ему хотелось бы. – Мы ненадолго.
– Паркуйтесь за углом, только не побейте машины! – прокричал Генри.
Блу объехала квартал, успешно избежала столкновения с белой кошкой и медленно, но довольно сносно припарковалась параллельно, притом, что Гэнси не сводил с нее глаз; и даже притом, что ремень гидроусилителя руля отчаянно скрежетал, протестуя против такого обращения.
Хотя Генри знал, что парковка не займет у них много времени, он все же ушел обратно в дом, чтобы снова открыть дверь, когда они позвонят, и предстать во всем своем великолепии. Он закрыл за ними дверь, запечатывая их в душноватом воздушном кармане, пахнувшем чесноком и розами. Гэнси ожидал увидеть катающихся на люстрах или валявшихся в лужах спиртного учеников, и хоть он и не жаждал лицезреть подобное, разница между ожидаемым и действительным слегка обескуражила его. Внутри было чисто убрано; темный холл, увешанный зеркалами в узорчатых рамах и заставленный хрупкой антикварной мебелью, тянулся куда-то вглубь слабо освещенного дома. Это совершенно не было похоже на место, где проводились вечеринки, скорей, напоминало учреждение, куда приходили умирать старые леди и где их никто не найдет, пока соседи не учуют странный запах. Дом определенно шел вразрез со всеми представлениями Гэнси о Генри.
Вдобавок, здесь было очень тихо.
Гэнси в голову вдруг пришла ужасная мысль, что, возможно, вечеринка состояла лишь из Генри и их двоих в тогах в вычурно обставленной гостиной.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, – сказал им Генри, словно они с Гэнси не виделись буквально несколько минут назад. – Вы случайно не сбили кошку?
Он очень внимательно отнесся к своей внешности сегодня. Его тога была завязана замысловатым узлом – куда более замысловатым, чем галстуки Гэнси, а уж Гэнси знал множество галстучных узлов. На запястье у него были самые шикарные хромированные часы, которые Гэнси когда-либо видел, а уж Гэнси повидал множество хромированных предметов. Его черные волосы торчали вверх совершенно безумными шипами, а уж Гэнси повидал множество безумных причесок.
– Мы увернулись в одну сторону, а кошка – в другую, – кратко доложила Блу.
– Крошка Венди пришла! – воскликнул Генри, словно заметил ее только сейчас. – Я на всякий случай погуглил женские тоги, если ты вдруг придешь. Отличная работа с кошкой. Миссис Ву отравила бы нас во сне, если бы вы сбили ее. Как, ты говорила, тебя зовут?
– Блу, – ответил Гэнси. – Блу Сарджент. Блу, ты помнишь Генри?
Они внимательно осмотрели друг друга. На предыдущей кратковременной встрече Генри удалось глубоко оскорбить Блу, ненароком объявив себя ничтожеством. Гэнси в целом понимал, что Генри непрестанно и ужасающе насмехался над собой, поскольку, не делай он этого, он бы врывался в помещения и опрокидывал столы на сидевших за ними людей. Тем не менее, Блу определенно считала его всего лишь неоперившимся князьком Эгленби. А уж при ее нынешнем настроении…
– Я помню, – холодно произнесла она.
– Не самый радостный момент моей жизни, – признал Генри. – Но мы с моей машинкой уже помирились.
– У него электрокар, – как бы невзначай подметил Гэнси на случай, если Блу не заметила проявленного таким образом бережного отношения Генри к природе. Блу прищурилась, глядя на Гэнси: – Вообще-то, отсюда в Эгленби можно ездить на велосипеде.
Генри поднял палец:
– Это правда, правда. Но для меня очень важно следовать правилам безопасной езды, а производители еще не придумали шлем, в который поместилась бы моя прическа, – он повернулся к Гэнси: – Ты не видел Ченга-второго?
Гэнси не очень-то знал Ченга-второго – его имя на самом деле было Генри Бродвей, и он получил такое прозвище не потому, что был вторым студентом в Эгленби по фамилии Ченг, а потому что был скорее вторым Генри, и помимо этого о нем было известно только одно: он мастерски смешивал энергетические напитки, придававшие его чрезмерно рискованным выходкам еще больше безумия.
– Нет, если только он не купил себе «тойоту камри», когда я отвернулся.
Эти слова вызвали у Генри веселый смех, словно Гэнси упомянул тему, которую они обсуждали в прошлый раз.
– Это машина миссис Ву, нашей крохотной домовладелицы. Она где-то в доме. Проверьте свои карманы, она может быть там. Иногда она проваливается в щели между половицами – эти большие старые дома так небезопасны. А где Линч и Пэрриш?
– Оба заняты, увы.
– Поразительно. Я знал, что президент не всегда согласовывает свои действия с Конгрессом и Верховным судом, но не думал, что доживу до этого дня.
– Кто еще будет? – поинтересовался Гэнси.
– Только наша привычная тусовка, – ответил Генри. – Никто не хочет видеть случайного знакомого, завернутого в простыню.
– Со мной ты незнаком, – напомнила ему Блу. По ее лицу невозможно было угадать, что она думает. Но точно ничего хорошего.
В конце холла открылась дверь, и в проеме показалась крошечная азиатка со стопкой свернутых простыней в руках. Лет ей могло быть сколько угодно.
– Здравствуйте, тетушка, – сладко пропел Генри. Она бросила на него неприязненный взгляд, прежде чем исчезнуть через другую дверь. – Бедняжку миссис Ву изгнали из Кореи за мерзкий характер. Она обладает всей прелестью химического оружия.
Гэнси уже понял, что в Литчфилд-хаус явно жила какая-то важная персона, но решил не вдаваться в дальнейшие размышления. Правила вежливости подсказывали, что ему следовало бы принести цветы или какую-нибудь еду на вечеринку.
– Может, нужно было что-нибудь принести для нее? – запоздало спросил он.
– Для кого?
– Для твоей тети.
– Нет, за нее отвечает Райанг, – отмахнулся Генри. – Пойдемте, пойдемте в дом. Кох наверху, составляет список имеющихся напитков. Вам необязательно напиваться, но я собираюсь это сделать. Вроде бы я не слишком буйствую, когда напьюсь, но иногда ударяюсь в филантропию. Я предупредил, если что.
Теперь на лице у Блу было написано надлежащее осуждение – примерно на две отметки жестче, чем ее обычное выражение, и всего на одну, отличавшую ее от Ронана. Гэнси начинал подозревать, что эти два мира совершенно не поладят между собой.