– Ну что, рыбак, опять мелюзгу ловишь.

Вася повернулся к нему и оробел:

– Вот это да!

В руке Ленька держал кукан, на котором висело два больших горбатых окуня. Таких окуней Вася еще никогда не ловил.

– Где поймал?

– Вон на том омутке, – Ленька махнул рукой в сторону, где река делала поворот.

– Я вчера там был, две плотвички изловил.

– Так уметь надо ловить, – Ленька подтянул повыше шаровары. – Айда, Васька, со мной. Еще не таких поймаем.

Вася вспомнил про увиденных больших рыб, но Леньке ничего не стал говорить, а только подумал: «Ну погоди, хвастун, я тебе покажу каких рыб надо ловить.»

И в то же время, сделав недовольное лицо, сказал:

– Нет, я здесь буду рыбачить.

– Ну, смотри, а я пройду дальше.

И Ленька, забросив удочку на плечо, пошел вдоль реки искать свое рыбацкое счастье.

После прихода Леньки клев прекратился. Вася забрасывал правее и левее, но поплавок оставался неподвижным.

Чиркая крыльями по воде, летали стрижи и на другом берегу скрывались в норках издырявленного песчаного обрыва.

Долго ждать поклевки Вася не любил. Он знал, что впереди у него много еще таких омутков. Он встал во весь рост и подошел к воде. Поднявшееся солнце просвечивало воду насквозь. Недалеко стояли рыжие пескари, от берега медленно удалялась стая уклеек. Крупной рыбы не было. Вася огляделся. Можно было пойти вверх по течению на Ленькино место, где ловились окуни, но он решил перейти на другую сторону реки, где был крутой берег. Смотав удочку, Вася снял шаровары, скрутил их и положил в сумку. Подошел к броду и стал переходить речку. Вода была теплая, доходила до пояса, и он шел с удовольствием, как вдруг слева, в небольшой промоине, он увидел необычную картину: на фоне желтой гальки на дне стояли огромные серые рыбины. Они стояли против течения, медленно шевеля хвостами. Это были сазаны. Он попятился назад, вышел на берег и, оставив там сумку, с одной удочкой подкрался к промоине. Крупный красный червь медленно плыл у самого дна. Среди сазанов началось еле заметное движение. Вася перезабросил удочку еще раз, вдруг что-то мелькнуло в глубине и в этот момент сильно рвануло удилище. Следующие несколько мгновений он не помнил, а только видел согнутое в дугу удилище и натянутую до предела нитку. Что-то огромное и сильное тащило его в сторону. «Только бы нитка выдержала», – почему-то подумал Вася и, широко расставив ноги, еще крепче сжал удилище в руках. Сазан таскал снасть из стороны в сторону. Он пытался уйти то в водоросли, то вниз на течение. В памяти Васи проносились слова отца, из которых он помнил одно: держать рыбу на согнутом удилище и не дать нитке ослабнуть. Вдруг сазан остановился, и Васе удалось немного подтянуть его к себе. Рыба сначала поддалась, но потом снова потянула вниз и остановилась. Вася оглянулся: «Ну где же Ленька, когда нужна помощь, его как всегда нет». Он стал потихоньку отходить к берегу. Сазан почуял опасность и резко рванулся, но силы его были на исходе. Переждав рывок, Вася потащил рыбу к берегу. Когда сазан вышел на мель, Вася бросил удочку и, подхватив его за жабры, выбросил на берег и оттащил подальше от воды. Таких крупных сазанов он раньше не ловил, в душе у него ликовала радость, от волнения и напряжения тряслись руки.

– Васька! Давай поедим! – из-за кустов показался Ленька. – А я еще одного окуня поймал. Есть охота – сил нет.

Ленька оцепенел, увидев большую рыбину, склонился над ней и завистливо громко выдохнул:

– Вот это да!

Вася достал из сумки горбушку хлеба, огурец и луковицу. Они ели и весело болтали. Солнце поднялось высоко, и стало нестерпимо жарко.

– Айда купаться! – крикнул Ленька и побежал в воду.

Накупавшись, копались в песке, строили из песка и палочек домики, лепили из глины разные фигурки.

– Завтра поутру попробую еще одного поймать, – с особой важностью в голосе произнес Вася.

– Завтра ты ничего не поймаешь! – перебил его Лёнька. – Завтра базарный день. Завтра работать надо.

Когда вечером Вася вернулся домой, его встречала вся семья.

– Ой, да ты, сына, какой добычливый-то, – умильно склонив голову на плечо, всплеснула руками мать.

– Рыбак, елки зелены! – поддакнул отец и прямо с порога велел варить уху.

– Тут и гутарить нечего, – удивлялись братья.

– Есть видно, талан. В отца пошел, – с радостной искоркой в глазах говорил Терентий. – Я помню, в прошлом году такого же поймал, а може, и больше.

– Я что-то такого не припоминаю, – удивилась мать, – брешешь!

«В базарный день мы собирались к полевым воротам отворять их едущим с базара богатым людям, которые бросали нам монетки, пряники, а то и мелкие деньги. Мы знали всех богатых наперечет, кто на каких конях проезжает, особенно, когда проезжал на паре рысаков Большестарский помещик Солин. Все бежали наперегонки, чтобы отворить ворота первыми.

Бывало, распределялись так: одни оставались у ворот возле деревни, другие шли к крещенским воротам, которые стояли в конце поля, за полверсты от деревни, там начиналась наша «кряжка»; у ворот мы просиживали до самого вечера, пока не проедут все базарники. Всю «выручку» с обоих ворот делили пополам».

К осени Васе пообещали сшить холщовый пиджак, а о сапогах и валенках и думать было нечего. Отец сказал, что дом построили, теперь нужно покупать лошадь, потом подумал, подумал и решил, что и корову надо покупать, а с обувью придется подождать. Так и пришлось Васе всё время в школу ходить в лаптях.

«Однажды с Лёнькой Кириловым и Серёгой Суровиковым договорились залезть к Ване Суровикову в сад за крыжовником. Вася не хотел лезть в сад к Суровиковым, потому что дед Николай и бабка Аксинья всегда с радостью встречали его, когда он приходил к ним в гости, и угощали пирогами. Ему просто было стыдно перед ними. Но пацаны сказали, что если он не пойдет с ними, то они будут считать его трусом и дружить с ним не будут.

Дом Суровиковых стоял на прогоне, то есть между домами был заулок, по которому ходили и ездили на гуменники. Они вышибли из заулка несколько штакетин, чтобы пролезла голова, и проникли в сад. Кусты были большие, колючки больно впивались в руки. Крыжовник был крупный, сладкий и сочный. Обрывая ягоды, не заметили опасности. Бабка Аксинья нарвала крапивы, незаметно подошла к ним, загнула рубашонки и давай понужать крапивой. Они туда, сюда, ни вперёд, ни назад, кругом колючие кусты, а она их понужает. Последнему штанишки спустила и задницу нажалила.

Васе тоже досталось крапивы, а потом еще и от матери. Дядя Николай пожаловался Пелагее, и мать его здорово нахлестала вожжами.

На следующий день ребятня собралась вместе. Вася спустил штаны и показал им мягкое место.

– Мне тоже досталось как следует – сказал Лёнька и тоже показал свой зад.

– А у тебя как, Серёга? – спросил Вася.

– У меня ещё от вчерашней крапивы заметно. Мама ещё ничего не знает, что я лазил в чужой садок. Бабка Аксинья к нам не приходила сегодня. Наверное, завтра придёт жаловаться.

На следующий день Сергей сказал:

– Вечером мне тоже здорово попало. Чересседельником меня мама хлестала».

Прошла неделя с тех пор, как они лазили за крыжовником в чужой сад и не забыли ещё, как им давали дома «баню». Серёга с Лёнькой снова предложили Васе залезть в тот же сад за яблоками.

Усадьба тянулась вдоль прогона до самых гумен. Посередине от двора сажали овощи, в конце – картошку, по сторонам росли яблони, кусты крыжовника и смородины. На небольшой площадке стояло несколько ульев. Усадьба со всех сторон была обнесена высоким частоколом из тальника – чернотала. Вася знал, что дедушка Николай день и ночь находится в саду и всё что-то мастерит в избушке, и он от этой затеи наотрез отказался. Дал слово бабке и матери, что больше никогда не полезет в чужой сад.