– Чего стоишь, хватай вон ту, она же на тебя сама смотрит.
Алексей вздрогнул и бросился к первому попавшемуся коню, не разбирая, кто это, жеребец или кобыла, да и не все ли равно ему.
Конь шарахнулся от него в сторону. Алексей забежал спереди и попробовал одеть уздечку. Конь мотнул головой и снова отскочил на двух передних спутанных ногах, гремя подвешенным колокольчиком.
– Брось его, – громко зашипел подбежавший Генка, – Пошли вон того ловить, а то всю деревню поднимет своим звоном.
Он уже изловил коня и привязал его неподалеку к березе.
Накинули узду на какую-то старую клячу, которая выпучила на них свои большие круглые глаза и даже не пошевелилась, а только, хлопая ушами, позволила надеть узду. Ни пут, ни колокольчика на ней не было, да и зачем, куда она денется.
С трудом изловили белого коня. И то узду ему надели после того, как Генка прыгнул на путы и всей своей массой придавил передние ноги к земле.
Лошади, увидев непрошенных гостей, стали разбегаться, разбудив лес многочисленными перезвонами.
– Все! Больше не поймаем, – выдохнул запыхавшийся Генка, вытирая спортивной шапочкой пот с лица, головы и шеи. – Сматываемся.
– Еще одну надо, – не соглашался Алексей.
– Скорее сматываемся, а то опять спалимся. Нож где? Нож у тебя был, где он?
– Да какой там нож, складник где-то в рюкзаке.
– Давай! Ищи скорее, путы надо обрезать.
Алексей порылся в рюкзаке, хотя и вещей там было немного, но ножика он найти не мог.
– Поторапливайся, – шипел Генка.
– Не могу. Наверное, с уздечками случайно вылетел.
– А! Все, распутывай руками, зубами чем хочешь, только быстрее. Надо уходить скорее отсюда.
Распутав ноги, Генка схватил за узды двух лошадей и быстро, почти бегом, бросился по краю леса, подальше от деревни, еще не понимая, куда он бежит.
Алексей бросился за ним, держа в одной руке повод, в другой колокольчик, чтоб не шумел.
Пробежав метров триста, остановились.
– Все! Не могу больше, – взвыл Генка. – Хватит им на нас ехать.
Привязав лошадей, стали искать что-нибудь подходящее, чтобы обрезать колокольчики. Алексей попробовал распутать.
– Бесполезное занятие, – остановил его Генка. – Где ножик? Давай искать.
Алексей снял из-за плеч рюкзак и с ужасом обнаружил, что куртки в нем нет. Впопыхах оставил на том месте, где искал нож.
– Ты чего? – спросил Генка.
– Телагу оставил там.
– А как теперь поедешь?
– Дойду как-нибудь, не возвращаться же за ней.
– О! – воскликнул Генка. – Нож!
– Мой?
– А чей же еще?
– Где был?
– Да у меня в кармане брюк.
– Идиот! – чуть не заорал Алексей. – Я весь рюкзак вытряхнул, куртку оставил, нож искал, а он у него в кармане.
Взгромоздившись на быстрого мерина, Генка привязал за длинную веревку с одной стороны старую клячу, а другой конец держал в руках.
Алексей уселся на темно-рыжую кобылу, и небольшой караван тронулся в путь.
Ехали без остановки всю ночь, пока не вышли к железной дороге. Немного постояв, двинулись вдоль железнодорожного полотна.
– Так долго придется ехать, – нарушил молчание Алексей.
– Ты что, по дороге предлагаешь? И часу не пройдет, как накроют.
– Ты хоть соображаешь, где мы находимся?
– Примерно, – сонно пробурчал Генка.
– Я вообще ничего не понимаю: ни по звездам, ни по луне.
На рассвете устроили привал, лошадей загнали в лес, привязали к деревьям. Сами, разворошив на краю леса стог соломы, упали без задних ног.
Только к обеду Алексей проснулся оттого, что где-то рядом тарахтел трактор. Вдали колхозники грузили солому.
Лошади мирно паслись в лесу, да рыже-серая кобыла изредка, подняв голову, издавала ржание.
Перекусив, тронулись в путь.
– К вечеру дома будем, – заявил Генка.
– Дай бы бог, – вторил Алексей, – слушай, у меня задница за ночь натерлась о хребет лошади и теперь горит огнем. Предусмотрительный Генка засмеялся, он сидел на фуфайке.
Ехали окраинами леса. Пахаными полями, просто по стерне. Облака вольготно плыли по небу, роняя на землю сумеречные тени. Темнело.
– К железке подаваться надо, – рассудил Алексей, – правее брать.
– Зачем? Еще пару часов – и в городе будем, – с веселым укором отвечал Генка.
Прошло два часа, три, четыре, но города не было.
– Все, больше не могу, – выдохнул Алексей. – Задница отваливается. Сколько ехать можно?
– Что-то я тоже понять не могу, – отвечал Генка. – По всему должны быть дома.
– Утро вечера мудренее, давай на ночлег становиться.
– Давай.
Проснулись, когда солнце было уже высоко. На высокой сосне громко каркал седой ворон.
– Пошел ты, – зашебуршился в соломе Генка, тебя еще не хватало.
Ворон, увидев перед собой неизвестно откуда появившихся людей, сорвался с ветки и, медленно размахивая крыльями, полетел через поле.
Пошарив в рюкзаке, Генка задумался:
– Ты в курсе, что у нас из харчей кусок хлеба да луковица?
– Всего?
– Так точно!
– Негусто, – покачал головой Алексей.
Хлеб съели, луковицу Генка бросил в мешок.
– Тихо! – подняв вверх палец, он смотрел на товарища пристальным взглядом. – Слышишь?
– Что? – недоумевал Алексей.
– Железка шумит. Слышишь?
– Слышу.
– В какой стороне?
– А черт ее знает, вокруг все шумит. По логике справа должна остаться, мы ее не пересекали.
– Собираемся, поехали. Сейчас мы ее найдем.
К вечеру вышли к рельсам на небольшой полустанок.
Алексей сбегал на платформу, где стояло несколько человек. Через несколько минут вернулся, отдышавшись, доложил, что сейчас с минуты на минуту должна электричка подойти в сторону города.
– Отведи лошадей в лес, а я в город, – быстро проговорил Генка, на ходу сбрасывая с себя куртку и мешок. – На помощь кого-нибудь позову.
– И еды захвати, – успел вдогонку крикнуть Алексей.
Электричка, неожиданно выскочившая из-за поворота, уже тормозила возле платформы.
– Завтра к обеду жди, – прокричал Генка и скрылся в вагоне.
Алексей подался в лес, привязал лошадей. Перспектива ночевки была неважной. Спички уехали с Генкой. Из еды осталась одна луковица. Ни покурить, ни согреться.
Стемнело. Алексей зарылся с головой в солому и заснул.
Проснулся ночью от холодного ветра. Зубы стучали как кастаньеты. Зарылся поглубже, свернулся калачиком.
Чувство голода прошло. Видимо, организм после определенного срока перестроился на внутренние резервы.
Про себя удивленно подметил: «Правду говорят: сон заменяет еду. Еще бы теплом обогревал».
Всю ночь Алексей трясся от холода. Менял положение тела, укрывался курткой, но это не помогало. Стылый воздух со всех сторон вползал в его убежище.
Только забрезжил рассвет, выскочил из соломы и начал быстро приседать, размахивать руками, разминать свои затекшие от сна конечности.
Дул резкий ветер, прижимал морозец, сковывая землю. Маленькие лужицы сверкали льдом.
Пробежав несколько метров, Алексей остановился и стал снова разминаться. Вспомнил о лошадях. Пробежал в лес. Все в порядке. Ему показалось, что лошади тоже дрожали от холода.
– Потерпите, милые. Теперь идти некуда. Ждать надо, – сочувственно сказал он и побежал к соломе. Закопавшись в кучу, понял, что хочет есть.
Раскопав Генкин рюкзак, извлек из него луковицу. Соли, конечно, не было. Раскусанная головка источала терпкий аромат. У Алексея заслезились глаза. Пожевав немного крохотный кусочек, с удивлением обнаружил усиливающееся чувство голода. Съел еще несколько кусочков. В желудке зажгло, во рту тоже.
– Только язву не хватало схватить, – зло проговорил Алексей и отбросил остатки лука вместе с шелухой в сторону.
Генка приехал с утренней электричкой. Привез еды, телогрейку. Глаза его горели. Глядя на уплетающего за обе щеки Алексея, сказал:
– Еще пару часов проедем и все, надо бросать лошадей, дальше нельзя. Я из электрички все рассмотрел.