Дмитрий заметил несколько белых пластиковых столиков и подобных им стульев. А вот и киоск справа от них. Сейчас он присядет за один из столиков и отдохнёт.

Взявшись за спинку стула, Дмитрий замер. Сесть-то он сядет, но не следует ли взять граммов сто водочки, чтобы в дальнейшем, присев за столик, влить в себя. Для остойчивости. Он так и сделал.

Выпив водку и закусив хот-догом, взглянул на окружающий мир с некоторой надеждой. Может быть, он поспешил? «А-а!» – завопил и убежал. Разобраться надо было. Ну не такая же она в самом деле дура, чтобы… сделать из него киллера, убийцу, по-русски говоря!.. Нет, тут что-то не то, он, видимо, не так её понял.

Или это была шутка? Хотя нет, шутки не очень-то свойственны Маринке. Маринка не тот человек, из которого сыплются шутки. Ей, напротив, довольно-таки трудно это даётся; она даже кряхтела, бывало, когда ей уж очень хотелось сказать что-нибудь смешное, а не получалось. Покряхтит, покряхтит, бывало, да и ничего не скажет. А если и скажет, то вовсе не то, что можно квалифицировать как шутку или иной подобный продукт.

Дмитрий помрачнел. Марина, конечно же, говорила сегодня с ним вполне серьёзно. И сделала более чем определённое предложение. Вот именно – предложение! Она приняла заказ и сделала ему, Дмитрию Подлесному, предложение заказ этот выполнить. А он откажется. Да, откажется. Извини, скажет, дорогая, это не по моей части. Я, уважаемая, чтобы тебе было известно, являюсь… Кем же он является? Впрочем, неважно. Но он не убийца. Не киллер. И как она могла вообразить, что он может согласиться?! Дурдом! Уж кто-кто, а она-то, кажется, уж должна была бы знать, что он исключительно не тот человек, которому можно делать подобные предложения. И как у неё язык-то повернулся? Если он и выполнил несколько её поручений щекотливого характера, то это вовсе не значит… Подлесный схватил пластиковый стаканчик и ринулся к киоску.

– Девушка, мне, пожалуйста, ещё сотню граммулек и гамбургер.

Вернувшись, он обнаружил двух женщин. Они сидели как раз за его столиком и пили джин-тоник.

– Мы за ваш столик сели? – спросила одна из них, с улыбкой глядя на удивлённо взметнувшего брови Дмитрия. – Вы уж извините.

– Да ничего, – ответил Подлесный и отвернул голову, чтобы поискать свободный столик.

– А вы садитесь. Вы нам не помешаете, – сказала вторая женщина.

– И мы вам, надеюсь, не помешаем, – добавила первая.

– Спасибо.

Дмитрий в два приёма выпил водку и неспеша съел гамбургер. Всё это время он, кажется, ни о чём, кроме выпивки и еды, не думал. Тем более что водка была премерзкой, а гамбургер таким каким-то… неживым, что ли, словно его уже раз сто разогревали и охлаждали перед тем, как разогреть в последний раз и скормить ему. Эх, была же раньше водочка! Её можно было пить едва ли не как нектар, вкушать в благословенной сосредоточенности, наслаждаясь законченностью вкусовых решений. А это? Разве это водка?

– Не понравилась, я вижу, вам эта отрава, – сочувственно произнесла одна из женщин.

Подлесный взглянул на выразившую сочувствие даму. Ей, пожалуй, лет сорок или около того. Тело у неё, наверное, ещё вполне, а вот лицо поизносилось, поувяло и пожухло под действием горячих солнечных лучей и движений холодного ветра, хлеставшего то дождём, то снегом. Да ещё разнообразные эмоции, не отображать которые человеческое лицо давным-давно уже не может. Вот и волосы, некогда тёмно-русые, теперь изрядно посветлели, сединой посеребрённые.

– Действительно, отрава, – вздохнул Дмитрий.

– Зачем же пили тогда?

Дмитрий снова вздохнул и ничего не ответил.

– Жизнь у него тяжёлая, не видишь разве? – радостным голосом сказала вторая женщина. – Видишь же, бьёт его жизнь ключом по башке. Так ведь?

Вопрос адресовался ему. Но радость-то в её голосе – почему? Дмитрий посмотрел на женщину. Не без неприязни.

– Неприятности имеются, – ответил сдержанно.

Эта женщина, с радостным голосом, была ещё старше первой. Крашеные рыжие волосы, яркое пятно губной помады пониже носа, обведённые чёрным весёлые глаза серого цвета.

– Женщина? – сочла необходимым уточнить она.

Дмитрий задумался. Действительно, его неприятности связаны с женским полом. С его Маринкой.

– Почему вы так решили? – спросил он. – На работе у меня не всё благополучно. А женщины… что женщины? – Дмитрий осмотрелся по сторонам, словно намерен был сказать о том, что уж по этому-то поводу переживать вроде как и глупо. Он даже развернул слегка плечи и сел более прямо и свободно.

– И никаким боком? – хитро улыбнулась рыжая. – Никогда не поверю, что без нас могло обойтись. А ты, Шура, веришь?

Дмитрий перевёл глаза на Шуру. Похоже, и она не верила.

– А ведь вы правы где-то, – Дмитрий поджал губы и покивал головой. – Хоть и производственные, как будто, неприятности, а всё равно…

– Начальник баба? – обрадовалась рыжая. – Это последнее дело, когда баба начальником. Не приведи Господи. Мой тебе совет – увольняйся. Если уж невзлюбила – увольняйся, пока хуже не стало. У тебя уже и сейчас видок более чем, а ещё немного и совсем дойдёшь. Беги – мой тебе совет. А работу найдёшь. Руки-ноги есть – найдёшь. И, может, не хуже ещё.

– Тут, видимо, гораздо сложнее всё, подружка, – произнесла Шура негромко. Она внимательно наблюдала за Дмитрием и отметила, судя по всему, нечто, позволившее ей сделать подобное высказывание.

– Да ну! А-а, вот оно что! Ну если так… Да, если не просто начальница, а ещё и, так сказать, личные отношения, то я вообще не завидую!

Теперь радости рыжей не было предела. Её даже подбрасывало.

– Вы уж как-то сразу… – растерялся Подлесный.

– Мы не правы? – ухватила его за руку рыжая.

Дмитрий неуверенно пожал плечами.

– Если так, то… – рыжая задумалась ненадолго, а потом встряхнула головой и распорядилась: – В таком случае – тем более. Беги и не оглядывайся. И как можно дальше. Пока не спился и руки на себя не наложил. А это уж совсем последнее дело. И не по-христиански даже. Из-за бабы залезать в петлю – последнее дело.

– Ты уж сразу про петлю, Анюта. Он, может, вовсе и не думал, а ты мелешь, – придержала её Шура.

– Да нет, это уж я так, на воду дую, как говорится. Хотя ты, Шура, глянь на него. Не видишь, что ли? Да он же одной ногой в могиле! – Анюта даже в ладошки прихлопнула. – Когда с такой-то рожей да водку хлещут – пиши пропало. Ты как сам-то, парень? Ты держишься ещё? А?

– В могиле скоро окажется кто-то другой, – мрачно проговорил Дмитрий. – Но отнюдь не я. Хотя в последующем, возможно, и я, – прибавил он после паузы.

– Заболел кто? – предположила Шура.

– В наше время далеко не все умирают от болезней.

– Несчастный случай?

– Можно сказать и так, – согласно кивнул Дмитрий.

– Ты способен предвидеть несчастные случаи? – живо спросила Анюта.

Звоночек прозвенел. Правда, не очень громко. Фоновый мотив городской улицы, несущей автомобильный поток, звучал едва ли не более убедительно. И всё-таки Дмитрию стало тревожно. Было ясно, что разговор свернул на опасную дорожку, однако степень этой опасности нетрезвый Дмитрий оценить затруднялся. Анюта, между тем, повторила вопрос:

– Как тебе удаётся предвидеть несчастные случаи? Может быть, ты экстрасенс?

– Да нет, я не экстрасенс. Хотя, между прочим, мне и приходилось исполнять роль эту, роль этакого колдуна и мага. Посмотрел многозначительно, подчёркиваю, мно-го-значительно и изрёк.

– А что изрёк?

– Это ерунда, это скажут. Что велят, то и изречёшь.

– И кто велит-то? – не отставала Анюта. И сама же догадалась: – Баба твоя, которая начальник?! Так?

Дмитрий опустил голову.

– Ясно: она, – подвела итог Анюта. – А она и в самом деле может предвидеть чужие смерти?

– Иногда, по всей видимости, может, – с усмешкой сказал Дмитрий.

– Это в каких же случаях?

– А когда точно знает, что человек умрёт.

– Как, то есть, знает?

– Знает, что человек приговорён.