– Хочешь нарвать для него цветов? – спросил я.
– Пф, кому нужны эти цветы? – поморщилась Линда, - Смотри, что я ему прихватила. Это уж получше цветов.
И она достала из кармана куртки какой-то сверток, от него пахло жиром.
– Что там? – заинтересовался я.
Она осторожно развернула салфетки и протянула мне. Это была большая говяжья косточка.
– Ух ты. Где ты ее взяла? – спросил я.
– Выудила из супа, пока мама дремала. – она захихикала. Поступки, которые она совершала тайком, без разрешения взрослых, доставляли ей несравнимое удовольствие. Из нас двоих мальчишкой, без сомнения, была Линда.
– Только какой прок Руди от этой косточки? Он же умер.
– А какая польза от цветов? Он их никогда не любил. Разве что писал на них, - прошептала она и засмеялась, а потом продолжила, любуясь на свой подарок, – Он увидит эту косточку и вспомнит ее вкус и завиляет хвостом от удовольствия, обрадуется, что мы его не забыли.
Через минут десять мы вышли на поляну. В прошлом году, земля, где был похоронен Руди, была безжизненна. На потревоженной земле не росла даже трава. Но сейчас на месте, где был похоронен Руди, выросли грибы. Мерзкие поганки на тонких ножках, белые и коричневые, заполонили все вокруг. Все они были отвратительного телесного цвета. Линда присела на корточки, чтобы получше рассмотреть грибные заросли и с уверенностью заключила:
– Это мертвые прорастают сквозь землю.
И мы оба содрогнулись от отвращения.
Когда мы возвращались домой, Линда рассуждала:
– Интересно, сколько всего домашних животных похоронено в этом лесу? Кошки, собаки, попугайчики, морские свинки. Только представь. Я видела, как папа зарывает здесь мышей, пойманных в мышеловки.
– Мышей? – удивился я.
– Ну да. Тех, что попали в мышеловки. – она грустно вздохнула, - бедняжки. Неужели от них так много вреда, что их нужно убивать?
– Они разносят опасные болезни, – со знанием дела заметил я и все же надеясь, что Линда не спросит меня, какие.
– Ну так мы же не берем их в руки и не гладим.
Потом она резко остановилась, даже коляска моя скрипнула, и возбужденно пробормотала, глядя мне прямо в глаза:
– А может, здесь еще и людей хоронят?
– В лесу?
– Угу.
– Фу, какая мерзость, – поежился я. К счастью, Линда продолжила путь. Мне хотелось поскорее убраться из этого места.
– Убийцы могут закапывать здесь своих жертв по ночам, чтобы их никто не нашел. Вот почему в этом лесу так много грибов, – продолжала Линда, – это мертвецы испаряются. Как вода в чайнике.
Тем же вечером мама приготовила грибной суп. Сладковатый запах бульона и сырой земли наполнил дом. Сочетание мха, сырой земли и… Словно туман он завис в воздухе.
Пока она разливала суп по тарелкам, мы с Линдой в ужасе переглядывались и морщились.
Линда еле слышно прошептала, глядя на меня:
– Я это есть не буду.
– Что не так? – резким тоном спросила мама, присаживаясь и расправляя салфетку на коленях.
Повисло неловкое молчание. Мы с сестрой переглянулись, и вдруг Линда медленно отодвинула тарелку с супом и сказала:
– Я не голодна.
– Уже успела перебить аппетит? – и обратилась к отцу, – Я же просила не давать ей перед обедом сладкого.
– А я ничего и не давал, Нэнси. Только если она сама без спросу что-нибудь взяла. – поспешил оправдаться он.
Мама с грохотом поставила тарелку перед Линдой и приказала:
– Ты это съешь.
В разговор тут же вмешался папа. Он вел себя так, будто был адвокатом мамы.
– Что значит «не голодна»? Мама целый час стояла у плиты, чтобы приготовить вам ужин. Быстро взяли ложки в руки и есть!
Линда отрицательно покачала головой и снова отодвинула тарелку.
– Ну, если не хочешь суп, съешь хотя бы курицу, – сжалился отец.
– Нет! – вдруг выкрикнула мать, – Хватит с ней нянчиться, как с маленькой, – продолжала она. Стаканы на столе зазвенели от злобных вибраций ее голоса. Лицо ее раскраснелось, а губы сжались, так что вокруг рта стала заметна сеточка морщин.
– Или ты съешь суп, или выходи из-за стола, – скомандовала она.
Меня всегда пугали моменты, когда мама злилась. Лицо ее становилось чужим, неузнаваемым. Гнев заново лепил ее черты. В ней появлялось высокомерие и властность.
Линда встала и пошла в свою комнату.
– Неделю без телевизора! – крикнул отец ей вслед.
Мать посмотрела на него с нескрываемым раздражением, и он тут же добавил:
– И никаких прогулок!
Я сидел, затаившись, все это время. Тут все разом вспомнили и про меня.
– Ну а ты? – отец глядел на меня строго, – будешь есть суп?
От одного только запаха у меня к горлу подступала тошнота. Но я, противясь внутренним инстинктам, настойчиво предостерегающим меня от этого блюда из мертвецов, покорно взял ложку и начал есть. Я втянул в себя бульон и тут же почувствовал во рту склизкий гриб. Мне захотелось выплюнуть его немедленно. Ведь это вполне мог быть палец или ухо какого-нибудь мертвеца, но я решил его проглотить, не разжевывая. А потом произнес, натянув улыбку:
– Очень вкусно, мама.
На лице матери появилась удовлетворенная улыбка.
– По крайней мере, одного ребенка нам удалось хорошо воспитать, – покачала она головой.
Эпизод 3. Поглощение
Спустя два часа меня уже выворачивало наизнанку. Родители в панике измеряли мне температуру, трогали лоб, заставляли пить воду. Никто так и не понял, что произошло в тот день. Возможно, именно мне судьба подкинула в тарелку супа мелко нарезанный ложный гриб. На следующий день я уже был в порядке, поэтому мама решила, что я отравился чем-то другим, а вовсе не ее стряпней.
– Это все потому, что ты вечно грызешь ногти. Отвратительная привычка. У тебя заведутся глисты, – и она наигранно сморщилась, показывая пальцами размеры мелких червяков.
А потом добавила, поглаживая меня по голове:
– Слушайся мамочку, и тогда все с тобой будет в порядке.
Вечером ко мне в комнату пришла Линда. Она плюхнулась на мою кровать и потрогала мой лоб своей прохладной ладонью.
– И зачем ты только его ел? – спросила она.
– Мама бы расстроилась, если бы я отказался.
– Ха, подумаешь. Даже когда мы ведем себя как паиньки, она все равно всем недовольна и вечно придирается.
Я с трудом улыбнулся. Я знал, что она права, но повторить ее слова и даже согласиться с ними, было выше моих сил. Я просто очень хотел быть тем, про кого родители говорят: «С ним у нас никаких хлопот. Послушный, спокойный ребенок. Хороший сын».
Поэтому вместо ответа я только улыбался.
– Мама говорит, что я отравился, потому что грызу ногти.
– Чушь! Я тоже грызу, но как видишь, со мной все в порядке.
– Но ты же грызешь свои ногти. А с моими, может быть, что-то не так…
– Ерунда! Ты заболел, потому что ел суп из мертвецов. – уверенно сказала она, подпрыгивая на кровати.
– Родители тоже ели, но они здоровы.
– Потому что они сами, как мертвецы.
Тогда-то все и началось. Внезапные приступы тошноты стали случаться все чаще. Поначалу мне казалось, что они возникают спонтанно, но позднее я сумел обнаружить, из-за чего они появляются. Причиной моих приступов были мои неверные поступки. А под неверными поступками я подразумеваю действия, огорчающие маму. Стоило ей только взглянуть на меня своим фирменным взглядом «ты меня разочаровал», и реакция наступала мгновенно. Чем старше я становился, тем больше становилось симптомов. Я обрастал ими, как сырая курочка панировочными сухарями.
Обычно в таких случаях мамы отводят своих детей на прием ко врачу. Но моя мать была не из тех, кто доверял традиционной медицине. Вместо этого она обратилась за помощью и советом к своей прабабушке, большой поклоннице уринотерапии, траволечения и прочих хитрых и отвратительных штук. Та посоветовала отвести меня в церковь, дабы меня, семилетнего мальчугана, избавили от бесов, захвативших мое тело. Следующим пунктом моего лечения стали настои горьких трав и чтение заговоров три раза в день. Как ни странно, сомнительная терапия возымела успех. Чем больше я переступал через себя в угоду своей матери, чем больше слушался ее без сопротивления, тем здоровее себя ощущал. Часть меня безвозвратно погибла в том далеком счастливом детстве, где я не мог набраться смелости сказать «нет».