– Не собираюсь.

– И слава богу.

– Я собираюсь на ней жениться. И уже сделал предложение.

Нина Михайловна оторопела.

– А она что?

– Практически прогнала меня.

– Ну и умница.

– А я все равно на ней женюсь. Я возьму ее штурмом. Или осадой. Но она будет моей женой. И не вздумай напоминать, что она старше меня. Мне на это плевать.

– Ну что ж, после твоей Верочки мне уже ничего не страшно.

Нина Михайловна молча поставила перед ним тарелку супа.

– Ешь, Лешик.

Он съел несколько ложек, потом решительно отодвинул тарелку.

– Слушай, мать, скажи-ка мне, как вы, бабы, реагируете…

– На что?

– На штурм, например…

– По-разному. Зависит от бабы.

– Ну есть же, наверное, какой-то стереотип?

– Отвяжись, Лешик, устраивайся сам. Ты уже большой мальчик. Но один совет, пожалуй, могу дать…

– Я весь внимание!

– Повторяй свои попытки. Приходи, дари цветы. Женщинам это всегда приятно. И если результат будет тот же, исчезни на какое-то время. Внезапно. Вдруг. И она непременно встревожится, начнет думать о тебе. Невольно.

– Ты это сама придумала?

– Да нет, твой папаша действовал со мной именно так. А недавно я прочла подобный совет в «Оракуле».

– Мать, ты читаешь такие газеты? – безмерно удивился Алексей.

Нина Михайловна покраснела.

– Раньше не читала. Но с тех пор как Люська нашла себе мужика, последовав совету этого самого «Оракула», иногда читаю.

– Ты что, тоже мужика ищешь?

– Может, и ищу!

– Ты у меня грандиозная женщина!

– Просто я еще совсем не старая, Лешик. Мне всего-то пятьдесят. В наше время это не возраст.

Телефон зазвонил, когда Туся открывала почтовый ящик. Она дернулась, уронила ключи и стала судорожно шарить в сумке. Мобильник, как назло, не попадался, продолжая играть песню Сольвейг. Но когда наконец она схватила его дрожащее тельце, он умолк. Черт бы его побрал. Почему-то она была уверена, что этот звонок не предвещал ничего хорошего. Номер не определился. Может, ошибка? Она сунула мобильник в карман пальто, достала из ящика газеты, подобрала с полу ключи и сумки и, тяжело вздохнув, направилась к лифту. Сегодня с самого утра она ждала какой-то неприятности. Может, все дело в отвратительной погоде? Скорее всего. Снег с дождем, ледяной ветер, под ногами грязная каша. Словом, зима в Москве. Однако, войдя в квартиру, она вздохнула с облегчением. Тепло, чисто, уютно. Они с Алексеем купили эту квартиру два года назад, и она обожала здесь все – плитку в ванной, шкафы на кухне. Со стиральной и посудомоечной машиной она даже разговаривала. Когда посудомойка громко возвещала о конце работы, Туся спешила к ней со словами:

– Иду, иду, моя ласточка!

Она успела снять только один сапог, когда опять запел мобильник. Она выхватила его из кармана:

– Алло!

– Наталья Дмитриевна? – спросил незнакомый женский голос.

– Да.

– Слушай, ты, старая кошелка! Полакомилась молодым мужиком, и хватит! Ты и так уж давно на пенсии, а скоро тебя и муж проводит на заслуженный отдых, так что советую первой уйти. Чтобы не было так мучительно больно.

И наглая баба бросила трубку. Номер опять не определился. Туся стояла посреди прихожей, сжимая в одной руке снятый сапог, а в другой мобильник. Потом рухнула на пуфик.

Вот оно, то, чего я так боялась все эти годы, что мешало мне быть счастливой на всю катушку. Только я не могла предположить, что это будет так нестерпимо вульгарно… Неужели Алексей мог связаться с подобной бабой?

Опять зазвонил телефон, на сей раз домашний.

– Я слушаю.

– Тусенька, что у тебя с голосом? – встревоженно спросила свекровь.

– Ничего, просто погода гадкая.

– Ты разве метеопатка?

– Не знаю…

– Ты мне не нравишься.

– Похоже, не только вам.

– Что? Что-то случилось? С Лешкой поссорились?

– Нет, что вы… Его вообще нет в Москве.

– А где же он?

– Сказал, что едет в Питер, а там кто знает…

– Это что, приступ ревности?

– Нет, приступ реализма.

– Слушай, давай пообедаем где-нибудь вместе.

– Спасибо, Ниночка, но, ей-богу, не хочется.

– Ерунда. Через полчаса я за тобой заеду. Будь добра, приведи себя в порядок. И я не желаю слушать никаких отговорок. Все!

Нина Михайловна не на шутку встревожилась. Она нежно любила свою невестку и считала, что Туся пробуждает в ее сыне все самое лучшее. Ее до сих пор кидало в жар, когда она вспоминала, каким чудовищным хамом он мог быть со своей первой женой Верой. Правда, в глубине души она полагала, что по-другому с этой особой нельзя, ибо человеческого языка она попросту не понимает. И все же Алексею не следовало бы опускаться до ее уровня. Туся совсем другое дело. Хрупкая, нежная, предельно женственная и, что немаловажно, хорошо воспитанная. К тому же она оказалась еще и отличной хозяйкой. В доме все сверкало, в холодильнике всегда было что-нибудь вкусное, и получалось это у нее как-то само собой, ненатужно. И даже когда Алексей устраивал ей сцены ревности, что бывало не так уж редко, он никогда не позволял себе хамить. Туся умела с ним обращаться и, кажется, по-настоящему его любила. Первые три года они прожили у Нины Михайловны, а Тусину квартиру сдавали, и она подружилась с невесткой. Они нередко секретничали на кухне. Нина Михайловна рассказывала Тусе о своих романах, прошлых и настоящих. Но сегодня, похоже, что-то случилось. У Туськи такой потерянный голос…

Подъехав к дому сына, Нина Михайловна позвонила невестке:

– Туська, спускайся, я тут! Едем обедать.

– Ниночка…

– Ничего не желаю слушать!

Через пять минут появилась Туся.

– Привет!

Они поцеловались.

– В чем дело? Что с тобой? Ты не захворала? – вдруг ужасно испугалась Нина Михайловна. – Ты была у врача?

– Нет. Я здорова. По крайней мере физически.

– Ну и слава богу! Ну, куда поедем?

– Мне все равно.

– Знаешь, мне рекомендовали один погребок… Там вроде бы старорусская кухня… Хотя нет, в мерихлюндии лучше есть что-нибудь легкое. Туська, ты что, ревешь? – перепугалась Нина Михайловна, заметив, что по щеке невестки катятся слезы. Она резко затормозила. – Выкладывай, в чем дело? Лешка что-то натворил?

Туся, всхлипывая, рассказала о звонке.

– Ну и что? – довольно жестко спросила Нина Михайловна.

– Как что?

– А так! Подумаешь, муж изменил! Покажи мне такого, который не изменяет! Ты что, заметила, что он стал к тебе хуже относиться?

– Да нет…

– Он спит с тобой?

– Да.

– Ну так мало ли что бывает! Ну сбляднул где-то, а баба губы-то и раскатала. Это, знаешь ли, способ старый как мир – ввести жену в курс дела. Авось она под горячую руку выгонит муженька, а он притащится к любовнице, просто потому что… С досады, одним словом. Или если жена не выгонит, то начнет отравлять ему жизнь. Ну сама, что ли, не знаешь?

– Боже, Ниночка, но если б вы слышали этот голос, этот тон…

– Тем более! Лешка не любит вульгарных баб. Между прочим, скорее всего, такие звонки обычно поручают подружкам. А тон и голос были выбраны нарочно, так сказать, для психологического подавления противника. И похоже, это сработало.

– Думаете, я не понимаю? Но я ведь старше…

– Пять лет не разница!

– Разница, еще какая разница! И эта стерва ударила в самое больное место… Сказала, что я старая кошелка…

– Дура ты, а не кошелка. Мне вот пятьдесят шесть, у меня самый что ни на есть пенсионный возраст, а я вовсе не считаю себя старой кошелкой. Отнюдь! Поверь, сорок лет – это самый лучший возраст. И у тебя еще все впереди.

– Что у меня впереди? – сквозь слезы улыбнулась Туся.

– Ну я не знаю… Может, какой-то офигительный роман…