– Я признался тебе, что божества, перед которыми вы сооружаете жертвенники, не более как вымыслы. Я открыл тебе, что наши обряды и церемонии – сущая комедия, имеющая целью морочить и обманывать людское стадо ради его же блага. Я объяснил тебе, что благодаря этим обманам возникли общественные порядки, гармония мира, власть мудрых – и этой властью они заставляют толпу повиноваться. Итак, будем продолжать этот благотворный обман, – если человеку нужны какие-нибудь верования, то почему не сохранить ему той веры, которая дорога ему по воспоминаниям об их отцах, ту, которая освящается и укрепляется обычаем. Отыскивая более утонченную веру для нас самих, чьи чувства слишком возвышенны для грубых верований, оставим другим на поддержку крохи, падающие с нашего стола. Это и мудро, и милосердно…

– Продолжай.

– Итак, – продолжал египтянин, – оставив старые грани неприкосновенными для других, мы опоясываем свои чресла и отправляемся на поиски новых областей веры. Изгони сразу из твоих помыслов, из твоей памяти все, чему ты верил до сих пор. Представь себе, что твой ум – чистый, неисписанный свиток, впервые способный воспринимать впечатления. Оглянись на мир, наблюдай его устройство, его порядок и гармонию. Кто-нибудь да создал его – создание говорит о Создателе. С этой уверенностью мы впервые вступаем на твердую почву. Но кто этот Создатель? Бог! – восклицаешь ты. Постой – не надо неясных, сбивчивых наименований! О Том, Кто сотворил мир, мы не знаем, мы ничего не можем знать, кроме Его атрибутов – могущества и неизменного порядка, – строгого, всеподавляющего, неослабного порядка, который не принимает в расчет личностей и единичных случаев, порядка, который идет своей дорогой – сокрушает, сжигает, не обращая внимания на сердца, оторвавшиеся от общей массы и раздавленные под его беспощадными колесами. Смесь зла с добром, существование преступления и страдания во все времена смущали мудрецов. Создав себе бога, они предполагали его милосердным. Откуда же проистекает зло? Как мог он допустить его, дать ему укорениться? В виде объяснения, персы создали себе другой дух, по природе своей злобный, и предположили, что происходит постоянная война между ним и духом Добра. Подобного же демона египтяне олицетворяют в своем мрачном, грозном Тифоне. Страшная ошибка, еще более сбивающая нас с толку! Безумие, порожденное пустой иллюзией, облекающей эту неведомую силу в осязательную, телесную, человеческую оболочку, и приписывающей Невидимому атрибуты и свойства Видимого. Нет, этой силе надо дать другое название, не отвечающее нашим сбивчивым понятиям, – и тайна разъяснится. Назовем ее роком. Рок, говорят греки, управляет богами. Тогда к чему же боги? Их посредничество становится ненужным, упраздните их совсем. Судьба управляет всем, что мы видим. Сила, порядок – вот ее главные атрибуты. Хочешь знать ее более? Напрасно, ты ничего не узнаешь, будет ли она вечна, готовит ли она нам, своим созданиям, новую жизнь после той тьмы, что зовется смертью, – мы ничего об этом не ведаем. Теперь оставим эту древнюю, невидимую, неосязаемую силу и обратимся к той, которая, на наш взгляд, является великой исполнительницей ее функций. Эту силу мы можем ближе исследовать, от нее мы можем больше узнать, она для нас очевидна, и имя ей – Природа. Мудрецы впали в ошибку, направив свои исследования на атрибуты Судьбы, в которой все непроницаемо и темно. Если бы они ограничили свои изыскания Природой, сколько знаний было бы уже приобретено! В этой области терпение, изучение никогда не пропадают даром. Мы видим то, что исследуем. Наш ум подымается по осязательной лестнице причин и следствий. Природа есть великий деятель внешнего мира, а Рок налагает на нее законы, согласно коим она действует и сообщает нам способности для наблюдения. Эти способности суть любознательность и память, совокупность их составляет разум, а усовершенствование их дает мудрость. Итак, благодаря этим способностям, я изучаю неистощимую Природу. Изучаю землю, воздух, океан, небеса. Я убеждаюсь, что между ними существует среда, где все живет и чувствует, – по звездам мы научились измерять пределы земли и делить время. Их бледный свет освещает нам бездны прошлого. Их таинственная наука учит нас проникать в судьбы будущего. Итак, хотя мы и не ведаем, что такое Рок, мы познаем, по крайней мере, его веления. А теперь какую мораль можно извлечь из этой религии? – так как это религия. Я верую в два божества: Природу и Рок. Последнему я поклоняюсь из уважения, первой – в силу того, что я изучил ее. Какова нравственность, проповедуемая моей религией? Вот она: все повинуется лишь общим законам. Солнце светит на радость большинству, но оно может принести горе кому-нибудь. Ночь навевает сон на большинство, но она покровительствует убийству, точно так же, как и отдыху. Леса украшают землю, но они скрывают в себе змею и льва. Океан носит тысячи судов и поглощает одно из них. Таким образом, Природа действует на общее благо, а не для личностей, а Рок подгоняет ее грозное шествие. Таково нравственное начало этих могучих двигателей мира, – таково же и мое, так как я их создание. Я хотел бы, чтобы жрец сохранил свою способность лукавить, так как этот обман полезен для толпы. Я посвятил бы человека в искусства, которые я открыл, в науки, которые я усовершенствовал. Я распространил бы знание и цивилизацию: в этом я оказываю услугу массе, выполняю общий закон, следую великому нравственному принципу, проповедуемому Природой. Но лично для себя я требую исключения, требую его для мудрецов: убежденный, что мои личные поступки ничего не значат на весах добра и зла. Убежденный, что мои познания могут доставить больше блага массе, нежели могли бы причинить вреда немногим (так как мои знания могут распространиться в далекие области и принести пользу народам, еще не родившимся на свет), я даю миру мудрость, а для себя требую свободы. Я просвещаю жизнь других и наслаждаюсь своей собственной жизнью. Да, знание вечно, но жизнь наша коротка, надо ею пользоваться. Отдай свою молодость – удовольствиям, свои чувства – наслаждению. Скоро настанет час, когда кубок разобьется и гирлянды поблекнут. Наслаждайся, пока можешь! Будь по-прежнему, о Апекидес, моим учеником, моим последователем! Я посвящу тебя в механизм природы, в ее глубочайшие, сокровенные тайны, я познакомлю тебя с наукой, которую глупцы называют магией, научу тебя великим тайнам звезд. Таким путем ты исполнишь свой долг относительно массы и будешь просвещать народ. Но я открою тебе также восторги, о каких обыкновенный смертный и не мечтает. Дни ты будешь отдавать людям, а дивные ночи будешь посвящать личным наслаждениям.

Египтянин замолк, в эту минуту со всех сторон – сверху, снизу – раздалась упоительная музыка, волны звуков ласкали чувства, возбуждая нервы, наполняя душу блаженством. Казалось, это были мелодии невидимых духов, подобные тем, что слышали пастухи золотого века в долинах Вессалии и полуденных рощах Пафоса. Апекидес хотел было отвечать на софистические рассуждения египтянина, но слова замерли на его дрожащих губах. Он чувствовал, что будет святотатством нарушить эту дивную мелодию. Впечатлительность его чувствительной натуры, чисто греческая мягкость и пылкость души были захвачены и поражены врасплох. Он сел и стал прислушиваться, полураскрыв губы и напрягая слух, между тем как хор голосов, нежных и сладостных, исполнял гимн Эроту.

Когда звуки замерли, египтянин схватил за руку взволнованного, опьяненного Апекидеса и почти насильно увлек его в дальний конец залы. В эту минуту за занавесом сверкнули как бы тысячи звезд. Сам занавес, до сих пор темный, вдруг осветился огнями, скрывавшимися позади, и принял нежнейший оттенок небесной лазури.

Он изображал небо, такое небо, какое сияет в июньскую ночь над Кастальским источником. Там и сям были написаны розоватые облачка, из-за которых мелькали лица дивной красоты, тела, достойные мечты Фидия и Апеллеса. Звезды, устилавшие прозрачную лазурь, быстро двигались, ярко сияя, между тем как музыка, перейдя в более живой, веселый темп, как бы аккомпанировала ликующей гармонии сфер.